тех, с кем я разделил ночное бдение. Я посла в ночь настоятельный зов:
мыслях.
Жди... Дай нам знать, где ты.
выскочить из кустов и травы.
дня ночь была ясной, три кольца горели во всем своем великолепии. На
Майлин был плащ, голова скрыта капюшоном, так что видели мы не женщину, а
всего лишь темную фигуру на казе. Я прыжками бросился к ней.
сила ушла из нее, и она держалась только усилием воли. Меня щипнул страх.
Малик умер. Остальные здесь, со мной. Мы ждали тебя. В лагере засада.
бывало. - Сколько их там?
волне эмоций, которая исходила от Майлин и теперь коснулась меня, был
только холод, холод и смерть. Это была настоящая бездна, и я невольно
подался назад, как будто увертывался от удара.
свет, когда она подняла его перед моими глазами. У меня закружилась
голова. А Майлин запела, сначала низким бормотанием, которое входило в
душу, пульсировало в венах, нервах, мускулах. Пение становилось все
громче, западало в голову, изгнало все, кроме стремления к цели, к которой
она призывала нас, и делало из нас единое оружие, державшееся в ее руке
крепче, чем меч в руках жителей равнин.
и вся остальная мохнатая группа. Майлин и ее присягнувшие-на-мече
выступили в поход.
те, что шли со мной, был полон только одним стремлением утолить жажду,
вызванную во мне песнью Майлин, - жажду крови.
били копытами и кричали в своих загонах. Но мы чуяли, что те, на кого мы
охотимся, еще здесь.
прежней песни, - пошла вниз по склону, покачивая жезлом. Ночью жезл горел
в лунном свете, и теперь, когда уже светало, он все еще сверкал, и из его
верхушки капал огонь.
существами: охотились на них, убивали, приручали. Но животные, которые не
боялись человека, которые объединились, чтобы убивать людей, - такого
просто не могло быть, это противоречило природе, люди это знали, и
необычность нашего нападения с самого начала выбила их из колеи. Майлин
продолжала петь. Для нас ее песня были призывом, поощрением, а чем она
казалась изгоям - не знаю, но помню, как двое людей в конце концов бросили
оружие и катились по земле, зажимая руками уши и издавая бессмысленные
вопли. Так что расправиться с ними было нетрудно. Конечно, не всем нам
повезло, но мы узнали об этом только после того, как песня кончилась. Мы
остались в лагере и подсчитывали потери.
одна часть меня знала, что мы сделали, но другая проснулась и отогнала все
воспоминания.
как будто боялась смотреть на хаос, возникший вокруг нее. Ее руки
безвольно повисли, в одной из них был жезл, но он более не мерцал живым
светом, а был тусклым и мертвым. Ее лицо было пепельно-серым, глаза
смотрели в себя. Я услышал жалобный крик.
Затем послышались крики и визг других раненых животных, пытающихся
добраться до своей хозяйки. Но она не видела их, глядя в пространство.
обращая внимания ни на что, лишь пустой оболочкой женщины Тэсса?
пыльную обувь.
небытия, державшего ее. Пальцы ее разжались, и жезл покатился в кровавую
грязь, к мертвецам. Затем ее глаза ожили и взглянули на Симлу. С отчаянным
криком Майлин опустилась на колени и положила руку на голову венессы. Я
понял, что она снова вернулась к нам. Теперь надо было перевязать раненых,
посмотреть, что можно сделать для оставшихся в живых. Из людей не выжил
никто. Я нашел ведро и принес воды, потом еще и еще: Майлин варила питье
для раненых. Во время третьего такого похода мой нос, освободившийся,
наконец, от захватившего его зловония, сказал мне об опасности.
Человеческий запах, сильный, свежий, уходил в кусты. Я бросил ведро и
обнюхал след, но дальше не пошел, потому что пришел мысленный оклик,
приглашающий меня вернуться.
но я все-таки вернулся. Видимо, кто-то спрятался от битвы в фургонах, а
даже один человек может залечь над склоном и перестрелять нас из боевого
лука. Полный этими мыслями, я прибежал в лагерь. Прежде чем я успел
сказать о своем открытии, Майлин обратилась ко мне:
меня испугала болезненность возвращения от Джорта к Крипу.
Озокана, а твоего товарища ударили и бросили, считая мертвым. Его нашли, и
он рассказал о том, что произошло, опознал клан похитителей. Дело дошло до
Верховного Правосудия, и был предъявлен иск Осколду, на земле которого
нашли твое тело. Тело привезли в Ырджар и решили, что твой мозг разрушен
пытками Осколда. Врач "Лидиса" сказал, что оказать тебе помощь можно
только дома. И вот... - Майлин сделала паузу, ее глаза встретились с
моими, но ничего не выражали, потому что она смотрела мимо меня, на что-то
большее, чем Крип Ворланд или Джорт. - И вот, - начала она снова, -
"Лидис" ушел с Йиктора с твоим телом на борту. Вот и все, что я смогла
узнать, потому что в городе творится что-то страшное и тревожное.
еще, но все это уже не имело значения, и я не слышал, будто она говорила
на другом языке.
пока я не завизжал в том же ритме. Это были только удары, и я ничего не
понимал. Теперь Майлин смотрела не в пространство, а на меня и, мне
кажется, пыталась добраться сквозь этот грохот до моего мозга. Но ничто не
действовало. Я не Крип Ворланд и никогда не буду им снова, я Джорт!
глаза, шевелящиеся губы. Ее команды доносились откуда-то издалека,
заглушаемые грохотом. Я был Джортом, я был смертью, я охотник...
наполнил мои ноздри. Убить... Только ради убийства стоит еще немного
пожить. Нельзя быть беспечным, барск коварен... барск...
полностью Джортом. Я отогнал, спрятал, как ненужные остатки, то, что
когда-то было человеком, и следил за выходом зверя на его извечное дело -
охоту. Я различал три разных запаха, смешанные вместе. Не казы - эти люди
шли пешком. И вокруг одного был тошнотворный запах, говорящий о
повреждении тела. Трое направлялись к холмам. Их можно выследить, но для
этого потребуется хитрость. Туда носом, сюда носом, следить издали за
всем, что может оказаться засадой. Возможно, человеческая хитрость все еще
сочеталась во мне со звериной.
раненому было трудно идти, потому что перед его следами шли более легкие
следы.
тряпки, которые я пренебрежительно обнюхал. Однако они упорно шли вперед,
к границам земель Осколда. Я шел по следу захватчиков, и у меня и мысли не
было, что у меня отнимут добычу.
против этого и отказался открываться зову. Я был Джортом, а Джорт
охотился, и это было единственной реальностью.
деревца, а затем пошел по следу только двоих людей. Двое несли третьего, и