передали ей сто миллионов долларов за отказ от своих прав. Так как я
предвидел, что подобная проблема возникнет, я взял на себя смелость
связать вашу юридическую программу с юристами мистера Мечникова. Такая
сумма кажется приемлемой. Я думаю, что с каждым вернувшимся придется
заключить аналогичное соглашение. Конечно, они потребуют большего. Но не
думаю, чтобы им удалось этого добиться; можно применить также закон о
давности сроков, естественно.
Знал, что у меня несколько десятков миллиардов, так что одним миллиардом
больше или меньше особой разницы не составляет. - Я думал, та мне
расскажешь действительно дурные новости.
дым.
Он тоже пилот. Они вдвоем решили вернуться в черную дыру. Так что Клара
наняла корабль Хуана Генриетты Сантос-Шмитца, который способен совершить
такой полет. И прежде чем они улетели... гм... дело в том, Робин, что
Клара и Эскладар поженились.
к ним готовы. Это приходит словно ниоткуда.
уходя, но все же ушел. У меня не хватило решимости продолжать разговор с
Кларой. Я сообщил двойнику, что сказать ей, Мечникову и даже Харбину
Эскладару. Но не стал ждать, пока это произойдет. Вернулся в гигабитное
пространство и закутался в него.
размышлениях. Не стану отрицать ничего из его слов. Это не означает, что я
с ним согласен. Нет, не согласен. Я, конечно, не так умен, как он считает,
но и не настолько причудлив. Я в сущности всего лишь человек. Реально я
запись человеческого существа, но когда меня записывали, записали все
человеческое во мне, и я по-прежнему испытываю те же чувства, что
испытывал во плоти. И хорошие, и плохие.
сделать.
бы я спал, мне снились бы кошмары (я сплю, вернее, делаю вид, что сплю, но
это совсем другое дело) о вселенной, обрушивающейся нам на головы, и меня
охватывает возбуждение или депрессия, когда я думаю об этой банде, которая
сидит в своем кугельблитце, готовая в любую минуту выйти и сделать с нами
то же, что она сделала с лежебоками, с существами с кораблей-парусов и с
теми, что погребены подо льдом.
что считаю важными и межличностные отношения. Даже если они в прошлом и
остается только позаботиться, чтобы не было никаких обид.
долго плавал в гигабитном пространстве, ничего не делая. Очень долго.
Настолько долго, что когда снова вернулся в Центральный парк, Клара
заканчивала фразу:
поэтому сбежал.
к другой, а именно к Эсси. Она была на танцплощадке в Голубом Аду, плясала
польку с кем-то бородатым, и когда я появился, она весело, пропела:
Конфискация отменена!
внимательней взглянула на меня, вздохнула и увела с танцплощадки.
себя. Она села напротив, облокотившись о стол и заботливо гладя на меня.
- Опять глупости. Боль. Распад. Весь этот вздор? И прежде всего
Джель-Клара Мойнлин?
рассказать, что меня тревожит, но, да, это в их числе. Она замужем, ты
знаешь.
это самому.
женат - и не хотел бы, чтобы было по-другому, честно, Эсси...
сколько раз можно это повторять?
моим нанесена легкая физическая рана.
Обнаружил, что держу выпивку, и сделал большой глоток.
Выкладывай, что у тебя на бедном измученном уме. Что хуже всего?
недостаточно, добавил: - Просто одно за другим, верно?
глупый, дорогой Робин. Может, снова стоит поговорить с Зигфридом фон
Психоаналитиком?
Вот что я тебе скажу, мой дорогой старый глупец. Как насчет того чтобы
улизнуть с приема и посмотреть дома хорошее кино?
дожидаться моего согласия. Начала показывать.
Мы больше не были там. Оказались совсем в другом месте и увидели скамью с
ребенком на ней.
ничего "реального". Просто компьютерные имитации. Но подобно всему
другому, что каждый из нас в состоянии вообразить, внешне они совершенно
"реальны" - зрение, слух, даже запах, даже холодок от прохладного ветерка
и проникновение в (наши несуществующие) легкие полного сажи воздуха.
много-много десятилетий назад.
Ребенок Робинетт Броадхед по-прежнему, съежившись, сидел на парковой
скамье. Так это место называлось - парк. На самом деле на парк не очень
похоже. В другое время, может, зрелище было бы прекрасное, потому что за
мной-ребенком расстилались холмы Вайоминга. Но они не были тогда
прекрасны. Туманные серые груды в тусклом воздухе. Можно было даже увидеть
взвешенные в воздухе частички гидроуглерода, а ветви всех деревьев были
покрыты сажей и слизью. Я - ребенок, который был мной, - одет по климату,
достаточно суровому. На мне три свитера, шарф, перчатки и вязаная шапочка,
натянутая на уши. Из носа у меня течет. Я читаю книгу. Мне... сколько?
Примерно десять лет. Читая, я кашляю.
своего невидимого места рядом со мной.
воспоминаниях, - обвинил я - но без подлинного гнева, потому что мы и
раньше часто и без ограничений вторгались в память друг друга.
Без всякого труда узнал сцену. Пищевые шахты, где прошло все мое детство.
Сланцевые шахты Вайоминга, где раздробляют породу, нагревают ее, превращая
в кератоген, а затем скармливают дрожжам и бактериям, чтобы изготовить
одноклеточный протеин, которым питается почти все слишком многочисленное и
слишком голодное человечество. В шахтерских городках, пока живешь,
невозможно избавиться от запаха нефти, а жили там обычно очень недолго.
я.
были очень плохими. Гораздо хуже, чем сейчас, верно? Теперь детям не нужно
дышать гидроуглеродным воздухом и умирать потому, что нет соответствующей
медицинской помощи.