шептаться, что я долго у тебя оставался.
бросились в мою комнату. Заперев дверь, она сказала:
свой, и наши руки соединились на них.
облегчение. Прошло много сезонов с того времени, когда я в последний раз
входил в транс Наблюдателя, но я не потерял полностью этой способности, и
звездный камень был чем-то вроде атрибута того экстаза, который я
испытывал при наблюдении.
Камень сам определяет, достоин человек стать Пилигримом или нет, ибо он
жжет руки того, кого не считает достойным надеть одеяние Пилигрима.
спросила Олмейн.
Темный, сияющий, более гладкий, чем стекло, он сверкал в моих руках, как
кусок льда, и я почувствовал, как я настраиваюсь на мощь Воли.
подобна аллее. Мягкий шелест ветра снаружи поднялся до верхних нот. В
тусклом свете лампы я видел различные цвета.
от тех, что я испытывал, используя приборы Наблюдателя. Там я тоже выходил
за пределы своего "я". Когда я находился в состоянии наблюдения, я покидал
свое земное тело, взлетал ввысь с огромной скоростью и постигал все, а это
очень близко к божественному состоянию. Звездный камень не давал таких
ощущений, как транс Наблюдателя. Под его влиянием я ничего не видел,
помимо того, что окружало меня, я знал только, что меня поглощало нечто
большее, чем я сам, и я был в непосредственном контакте со Вселенной.
Назовем это соединением с Волей.
единения, что все это электрический обман?
интересует эффект, чем причина.
стекла, которые отправляют усиленное мозговое излучение обратно в мозг.
религии? Человек всегда искал единения с бесконечным. Многие религии
утверждают, что это невозможно.
Вселенной. А эти камни, Томис, - одно из последних средств преодоления
величайшего проклятия человека, заключающегося в том, что каждая
индивидуальная душа томится в своем теле. Желание превозмочь
изолированность друг от друга и от Воли свойственно всему человечеству.
рассказывать мне о мудрости, которую приобрела, будучи Летописцем, но я
уже не мог уловить смысла: я всегда легче входил в единение, чем она,
поскольку имел опыт Наблюдателя...
закрыл глаза и услышал, как где-то вдали звучит мощный гонг, как шелестят
волны, бьющиеся о незнакомый берег, как шепчет о чем-то ветерок в
чужеземном лесу. Я почувствовал, как меня что-то зовет, и вошел в
состояние единения. И отдал себя Воле.
через свои блуждания, старые привязанности, муки и радости, через
беспокойные последние годы, через предательство, свои печали и
несовершенства. И я освободил себя от себя, отбросил свою сущность. И стал
одним из тысячи Пилигримов - тех, которые бродят в горах Хинда, и в песках
Арби, и в Эйзи и в Стралии, которые движутся в Ерслем. И с ними я
погрузился в Волю. И в темноте я увидел темно-пурпурное зарево над
горизонтом - оно становилось все ярче и ярче, пока не превратилось во
всеохватывающее красное сияние. И я вошел в него, полностью восприняв
единение, и не желая более другого состояния, кроме этого.
центре. Страсть к путешествиям привела меня на север в Эгапт, где
сохранились древнейшие остатки Первого Цикла. Но в те времена древность не
интересовала меня. Я совершал свое Наблюдение, перемещаясь из одной страны
в другую, поскольку Наблюдателю не нужно постоянное место жительства. И
однажды я встретил Эвлюэллу, с которой готов был бродить вновь и вновь, и
я пошел сначала в Роум, а затем в Перриш.
избегали внутренней песчаной местности. Путешествие для нас было
нетрудным: как Пилигримы мы всегда получали пищу и ночлег. Красота Олмейн
могла осложнить нам жизнь, но она редко снимала маску и одежду Пилигрима.
играл для нее в этом путешествии роль слуги: помогал в выполнении
ритуалов, беспокоился о жилье. Это меня устраивало, ибо я знал, что она
опасная женщина, подверженная странным причудам и фантазиям.
она все-таки так и не овладела полностью, как это положено Пилигриму,
своей плотью. Иногда она до полночи исчезала, и я представлял, как она без
маски лежит в объятиях какого-нибудь служителя. В общежитиях она тоже мало
заботилась о своей добродетели. Мы никогда не жили в одной комнате: это
запрещено. Обычно у нас были смежные комнаты, и она либо звала меня к
себе, либо приходила ко мне. Часто она была без одежды. Только раз ей
пришло в голову, что у меня, быть может, не умерло желание. Она поглядела
на мое изможденное тощее тело и сказала:
пытаюсь представить тебя юным, Томис. Тогда ты доставишь мне удовольствие?
останавливались в наших гостиницах днем. Дороги были переполнены.
Пилигримы шли в Ерслем густой толпой. Мы с Олмейн гадали, сколько же
времени потребуется нам, чтобы получить доступ к водам возрождения.
отказывают.
быстро становятся юными и погибают. Это рискованно.
Ерслем для блага твоей души, а не тела.
храм, который ты собираешься посетить.
всем своим роскошным телом. - Мне нужно тонизировать себя. Ты что,
думаешь, я прошла весь этот путь только ради своего духа?
плоти. А мне бы хотелось сбросить лет восемь-десять. Те, годы, что я
провела с этим дураком Элегро. Мне не нужно полное обновление. Ты прав, я
еще в полном соку. Если в городе полно Пилигримов, меня могут вообще не
пустить в дом возрождения. Скажут, что я слишком молода, что мне стоит
прийти лет через сорок-пятьдесят. Томис, как ты считаешь, может такое
случиться?
возрождение. А я, Томис, неужели мне откажут? Я камня на камне не оставлю
в Ерслеме, но попаду туда.
Пилигрима требуется смирение, ею же двигало тщеславие. Но я не хотел
испытывать на себе ярость Олмейн и хранил молчание: возможно, ее и
допустят к возрождению. У меня были другие цели. Мне больше нужно было
очистить свою совесть в святом городе, чем сбросить годы.