Розалинды.
едой Петра молчала, и я было подумал, что она никак не может забыть наш
разговор. Но я ошибся: она думала совсем о другом. Прожевав очередной
кусок хлеба, она неожиданно сказала:
мысленные картинки, ну, почти все, и никто друг друга за это не обижает...
спали? - спросила Розалинда. - Ну что ж, нам так даже лучше...
большинства - как у вас с Дэвидом... Но у нее - гораздо лучше, чем у
остальных... А еще у нее есть двое детей, и она думает, что у них это
будет получаться совсем здорово... Только они еще пока очень маленькие. Но
она думает, что даже и у них не будет получаться так здорово, как у меня.
Она говорит, что так _я_р_к_о_ рисовать картинки мыслями, как я, у них
вообще никто не умеет!
Розалинда, - но тебе надо научиться рисовать их _х_о_р_о_ш_о_ и... не так
громко...
нужно много... много... работать. И когда я вырасту, у меня будут дети,
которые тоже будут уметь рисовать такие картинки... Еще лучше!..
ничего не принесет, - с горечью добавила она, - кроме... кроме горя и
страданий...
говорит, что там у них все _х_о_т_я_т_ это делать, как можно лучше... А
те, кто умеет плохо, стараются научиться!
тех местах, где про отклонения думают, что они-то и есть НОРМА, а все
остальные - мутанты.
разговаривать только словами, что они... они что-то ут... утрачивают...
Она говорит, мы должны жалеть их, потому что они никогда не смогут
понимать друг друга, как мы... Они всегда будут только сами с собой...
Никогда не сумеют быть... быть _в_м_е_с_т_е_!
заметил я.
нами они живут скучно и совсем неинтересно, - наставительно произнесла
Петра явно чужую фразу.
трудно понять, наверно, она и сама понимала далеко не все. Но одно было
ясно: эти селандцы, кто бы там они ни были, явно считали себя на порядок
выше остальных. Я теперь понимал, что Мишель и Розалинда были правы,
уловив их отношение к нам, как к "примитивным". Похоже, они и впрямь
считали всех жителей Лабрадора чуть ли не дикарями.
продираясь сквозь заросли кустарников и гигантской травы на юго-запад.
Помня то, что нам сказал Мишель, мы старались ехать очень тихо и
вздрагивали при каждом постороннем звуке. В течение нескольких миль все
было тихо и спокойно, разве что какой-нибудь зверек пробегал под копытами
наших лошадей.
наткнулись на почти сплошную стену деревьев. Мы еще не успели сообразить,
ехать ли нам напрямик или пытаться объехать эту, казалось, непреодолимую
чащу, как где-то рядом прогремел выстрел. Пуля просвистела у нас над
головами, и лошади рванулись так, что я едва не вылетел из корзины.
Веревка, которой они были связаны друг с другом, порвалась и та лошадь,
что шла сзади, кинулась прямо в лес, но потом свернула куда-то влево. Наша
ринулась вслед за ней. Нам ничего не оставалось, кроме как вцепиться изо
всех сил в края корзины и стараться прятать головы от комьев земли и
камней, летевших градом из-под копыт. Сзади прогремел еще один выстрел, и
мы полетели во весь опор...
впереди нас - где-то слева. Лошади дернулись вправо и устремились в самую
чащу. Мы пригнулись как можно ниже, когда толстые ветки и сучья захлестали
по корзинам.
деревья росли не таким сплошняком, а оставляли прогалины, но все равно это
был какой-то кошмар. Лошади объезжали только большие деревья, а все
остальные сминали своим весом, и нас трясло и швыряло во все стороны.
- выстрелы здорово напугали их, и они неудержимо неслись вперед. Мне
приходилось изо всех сил упираться руками и ногами в стенки корзины, чтобы
не вылететь из нее, и я боялся даже на секунду высунуться и оглядеться: на
такой скорости любой толстый сук мог запросто снести голову с плеч.
никого не было. Вряд ли обычная лошадь выдержала бы такую скачку, да и
вообще продралась бы сквозь этот чертов лес.
дорогу. Розалинда высунулась из корзины и ухитрилась схватить вожжи.
Животные пошли шагом, и мы выехали на узкую просеку. В темноте трудно было
определить, куда ведет эта дорога, и мы долго не могли решить: ехать по
ней или лучше не рисковать? Наконец, мы все-таки свернули с нее, и тут же
треск веток заставил нас схватиться за луки. Но оказалось, что наша вторая
лошадь, которая, как ни в чем ни бывало, пристроилась сзади, будто
веревка, связывающая ее с нашей, была цела.
просеки. Похоже, мы были уже в Джунглях. Рискнут ли наши преследователи
идти за нами дальше, мы не знали, а связаться с Мишелем не могли: должно
быть, он спал. Мы подумали, не пора ли нам избавиться от наших громадин, о
которых наверняка уже прошел слух на много миль вокруг. Может, стоило
пустить их по дороге, а самим пешком двинуться в другую сторону? Решиться
на это было нелегко, ведь избавляться от лошадей, не зная, прекратилась ли
погоня, было глупо. С другой стороны, если даже они погоняться за нами, то
догнать смогут и лошадей, причем довольно быстро: ведь за день они
успевают проехать гораздо большее расстояние, чем мы за ночь. Мы не знали,
что делать... Но мы так устали, а перспектива тащиться пешком так мало
привлекала нас, что мы нерешительно продолжали топтаться на месте.
Попробовали было еще раз связаться с Мишелем, но без толку. В конце концов
выбирать пришлось не нам...
верхушками над нашими головами, и мы ехали, как в тоннеле, почти ничего не
различая впереди. Неожиданно что-то тяжелое и бесформенное упало на меня
сверху, и я распластался на дне корзины. Огромная тяжесть придавила меня,
и я не мог не то что дотянуться до лука, но даже просто шевельнуться. Я
напрягся изо всех сил, чуть-чуть приподнялся, но в этот миг в голове у
меня что-то взорвалось, и я потерял сознание.
Н_а_с_т_о_я_щ_у_ю_ Розалинду - робкую, доверчивую, _о_т_к_р_ы_т_у_ю_. Та,
другая - уверенная в себе, практичная, сильная и независимая - была
всего-навсего ее собственным созданием. Я видел, _в_и_д_е_л_ и чувствовал
уже давно, что она начала искусственно создавать этот _о_б_р_а_з_, будучи
на самом деле очень ранимым, робким, хотя по-своему и решительным
подростком. Раньше, чем все мы, она инстинктивно ощутила, что живет в
чужом и враждебном ей мире, и стала сознательно готовить себя к тому, что
рано или поздно ей придется встретиться с этой враждебностью лицом к лицу.
Шаг за шагом она создавала себе броню. Я _в_и_д_е_л_, как она находила все
новые и новые средства защиты, как упорно она _л_е_п_и_л_а_ свой образ.
Создала она его в конце концов так искусно, так тщательно продуманно, что
редко позволяла себе снимать эту маску, почти срослась с ней.
высокую, стройную фигуру, линию шеи и груди... Ее чудные, длинные ноги...
Все это не просто нравилось мне - я _л_ю_б_и_л_ все это... И то, как она
двигалась, и тепло ее маленьких ладоней и ее улыбку. Я любил золотистую
копну ее волос, матовую кожу лица, свежесть дыхания, тепло всего ее
тела...
полюбить кто угодно... И все это нуждалось в защите... В
в_и_д_и_м_о_с_т_и_ уверенности, _в_и_д_и_м_о_с_т_и_ независимости,
в_и_д_и_м_о_с_т_и_ силы и способности постоять за себя... Так возникла ее
маска, ее "броня", которую я тоже любил, но больше восхищался, как
великолепным произведением искусства. Она и в самом деле была
произведением искусства, была и_с_к_у_с_с_т_в_е_н_н_а_я_...
нежную, беззащитную... Она звала меня, отбросив, как ненужную шелуху, эту
свою маску, шла мне навстречу, раскрывалась вплоть до самых потаенных
уголков сознания...