Чтение 29–й страницы книги ~Одержимый магией~

запас игристого вина. После долгих лет мрака и неясности, вечных
маскировок и тайн, это было зовом на праздник, посвященный Равновесию,
Великому Балансу, достигающему своего апогея.

Ночь была в разгаре и город превратился в настоящее царство света и
цвета, буйство магических фантазий, гармонию звуков и чувств. Он продолжал
пировать до тех пор, пока небо не побледнело на востоке. Лишь только
появились первые бледные всполохи над городом, словно пелена, промелькнула
мгновенная волна тишины. Пролетев над замолчавшим, сверкающим огнями
городом, она разбилась о скалы Балкина. Прерванное веселье и ночные забавы
возродились с прежней силой. Но общий дух веселья стал медленно угасать.

Стряхнув с себя пыль мечтаний и избавившись от нахлынувших чувств, он
поднялся с благоухающего ложа. Ночные забавы и веселые развлечения больше
не влекли его. Теряя последние капли легкомыслия, он покидал обманчивую
территорию блистательного города. Хмурясь и увеличиваясь в размерах, он
двигался к северу. Он подошел к краю околдованного города и смело шагнул
из его оболочки. Распрощавшись с городом-сном, он стал подниматься по
отлогому холму. На его вершине он остановился и огляделся по сторонам,
затем поспешил вниз.

Наконец он остановился, поднял сухую суковатую палку. Во все стороны
торчали мелкие отростки. Он ласково погладил ее и начал что-то нежно
нашептывать, указывая палкой во все четыре стороны света. Затем он замер и
долго смотрел на нее, медленно поглаживая ее рукой. Утро занялось сильнее,
на улице заметно посветлело во время его махинаций. Когда он встал на
колени возле вертикально стоящей палки, тень от нее задвигалась,
приобретая очертания маленького животного. Он стал распевать какое-то
заклинание.

- Иохиппус, Мезохиппус, Протохиппус, хиппарион... - так начинался
замысловатый речитатив.

Пыль и песок, поднятые с земли, закружились в стремительном вихре
вокруг крохотной фигурки. Смерч, вертящийся словно волчок против часовой
стрелки, полностью поглотил ее очертания. Кружение продолжалось с бешеной
скоростью, теперь вихрь превратился в гигантскую воронку. Скрежет песка и
камней стал оглушительным, это был могучий рев и рокот. Воронка, подобно
бездонной бездне, вовлекала в себя все живое и неживое - кусты, гравий,
камни, валуны, траву и лишайник.

Он отшатнулся от грохочущего вихря, поднял руки и начал серию одному
ему понятных жестов. Длинный протяжный крик вырвался из центра воронки и
на секунду заглушил ураганный рев. Он опустил руки.

Прогрохотав напоследок, вихрь улегся. Стала оседать пыль и
вздыбленная земля. Сквозь оседающую пыль выступил силуэт. Силуэт имел
огромную четырехугольную форму, он стоял, высоко подняв темную голову.

Он подошел ближе и ласково потрепал по длинной шее животное,
абсолютно незнакомое обитателям этого мира. Оно тихо заржало в ответ.

Мгновение спустя, оно успокоилось и замерло. Его рука скользнула
вдоль спины и потрогала седло. Он вскочил в седло и натянул поводья.

Они стояли в центре кратера, которого не было, пока он не начал
творить заклинания. Он ласково заговорил с песочного цвета животным, нежно
поглаживая по шее и почесывая за ушами. Затем снова потянул за поводья
уздечки.

Животное начало медленно выбираться из ямы, осторожно карабкаясь по
склону. Он вновь повернулся и посмотрел на север. Лишь только они поехали
в нужном северном направлении, он заулыбался, затем довольно рассмеялся.
На востоке появились первые розовые зарницы, верхушки облаков окрасились
нежным румянцем. Он поддал коленками под бока, пришпорил чудо-животное и
рванул повод.

- Гей! Прах, гей! - закричал он. - Вперед!

Его неутомимый скакун вихрем помчался по равнине, развивая бешеную,
ни с чем не сравнимую скорость.

Они добрались лишь к вечеру. Маусглов и Лунная Птица кружили над
разрушенной вершиной горы Анвил. Внимательно вглядываясь в руины,
Маусглов, проведший здесь столько времени, с трудом узнавал знакомые
очертания. Они видели лишь один громадный кратер, безмолвный и зловещий.
Рядом находилось какое-то почти разрушенное огромное здание.

- Это где-то здесь, - сказал он, - вот то место, куда Поль бросил
жезл.

- Да, это оно, - подтвердил Лунная Птица.

- Говорят, что глаз дракона видит дальше и глубже человеческого
глаза.

- Все верно.

- Возможно какие-то механизмы или роботы до сих пор работают?

- Я не вижу не малейшего движения или шевеления.

- Тогда давай спускаться.

- В кратер?

- Да. Вон площадка около конуса. Я залезу и все обследую.

- Внутри все спокойно. Я не чувствую особенного тепла.

- Ты видишь до самого центра, до недр?

- Во время парения я могу скользить и прослеживать тепловые потоки.
Да, я могу видеть недра.

- Тогда давай спускаться, если ты уверен, что это не опасно.

Лунная Птица начал спускаться, двигаясь по спирали вниз, вдоль
обожженных, тлеющих краев кратера. Приблизившись к нужному месту, он стал
замедлять вращение, сложил крылья, поджал конечности и начал медленно
падать. В момент посадки, он чуть распустил крылья, подобно парашюту и
мягко коснулся земли. Сжав зубы и сощурившись, Маусглов с тяжелым чувством
оглядывал серые неровные стены. Его подбрасывало и раскачивало из стороны
в сторону, когда они передвигались по изуродованной поверхности.
Схватившись за Лунную Птицу, он наклонился над впадиной, затем выпрямился
и прижался к вонючему крупу. Кругом царило гробовое молчание, тени
безмолвно скользнули по склонам.

Лунная Птица огляделся по сторонам, затем посмотрел вверх, потом
вниз.

- Я немного просчитался, - заметил дракон.

- Что ты имеешь в виду?

- Размеры этого места. Здесь нет достаточного пространства, чтобы
взлететь.

- Ой, что же нам делать?

- Просто выкарабкиваться, когда подойдет время.

Маусглов тихо выругался.

- Есть и другая, более светлая, сторона дела.

- Скажи какая.

- Скипетр определенно находится здесь, - огромная голова повернулась,
указывая направление. - Там.

- Откуда ты знаешь?

- Драконы могут чувствовать присутствие магии, магических предметов.
Я знаю, что он находится под землей. Примерно здесь.

- Покажи мне.

Лунная Птица, шаркая, зашагал по руинам и развалинам. Наконец он
остановился, вытянул левую лапу и огромным черным когтем нацарапал на
земле букву "Х".

- Ты должен копать здесь.

Маусглов развернул заранее взятые инструменты, выбрал кирку и
принялся за работу. Расширяя углубление во всех направлениях от отметины,
он старался до пота, кашляя и чихая от вздымаемой пыли. Он снял плащ,
затем и прилипшую рубашку, чтобы не стесняла движения. Спустя какое-то
время, он застыл как изваяние и тупо уставился на серую груду земли. Его
тело покрылось пепельной пылью и казалось не живым. Плечи ныли, ладони
покрылись пузырями и отказывались держать кирку.

- А твое драконье чувство, - спросил он наконец, - не может
подсказать, как глубоко он захоронен?

- Он лежит между вторым и третьим слоем, равным твоему росту.

Кратер отзывался гулким эхом, пока Маусглов орудовал киркой.

- Почему ты не сказал мне об этом раньше?

- Я не думал, что это столь важно, - он замолчал. - А что, важно?

- Да! В любом случае я могу копать лишь какое-то определенное время
из расчета моих сил и только на разумную глубину.

Он уселся на груду гальки и вытер вспотевший лоб тыльной стороной
ладони. Губы трескались от пепла. На зубах скрипела зола. В ушах, в носу -
везде стоял вкус и запах золы. Лунная Птица подошел ближе и уставился в
неглубокую яму.

- Может у тебя плохие инструменты? Слушай, возможно, здесь кое-что
сохранилось со времен правления Огненного Марка?

Маусглов стал медленно поднимать глаза, пока его взор не застыл прямо
над головой.

- Пожалуй, я могу забраться туда и поискать, - сказал он. - Но
возможно мне удастся лишь найти что-нибудь взрывчатое - или один из
огнеметов, разрезающих предметы насквозь лучом света? Ведь все это может
разорвать на куски то, что мы ищем.

Лунная Птица со смехом зафыркал, брызгаясь слюной. Куда бы не
попадали плевки, они тут же закипали и начинали тлеть. Через несколько
секунд в каждом плевке плясал огненный язычок.

- Эту вещичку однажды спрятали только потому, что никто не может
уничтожить ее.

- А ведь верно... Это правда... Я совсем не подумал об этом.

Он поднял свой плащ и принялся выбивать им из себя пыль. Достаточно
похлестав себя, он одел рубашку.