Чтение 29–й страницы книги ~Ричард Длинные Руки

Двенадцать человек стоят вокруг молча, всматриваются со священным трепетом. Я попытался вспомнить, что же еще в ритуалах, но ничего, кроме кто кого сгреб и еще целования срамных мест у Сатаниала, посрамления всякой стыдливости и благопристойности. Ну это я могу, ибо кто кого сгреб в нашей общаге было делом обычным, какое там кощунство, да и срамные места охотно дам целовать всем двенадцати...

- В женщине все должно быть прекрасно, - сказал я с удовлетворением. - Искусство - страшная сила!

Разрисовав девушку так, что самому стало жутко, ну вылитый Малевич в детстве, даже Пикассо, я рывком поднял ее с плиты и прорычал зверским голосом:

- Сосуд нечистот и похоти, как сказал мудрый Соломон, а он знал в этих делах толк, ты уже осквернена так, как никто и никогда еще не был осквернен!.. Повелеваю тебе вот так выйти отсюда голой и бежать до тех пор, пока несут ноги, а сердце бьется в груди... Поняла, бикса?

Она очумело потрясла головой, я дал ей здоровенного пинка в голый зад, девчушка едва удержалась на ногах, но послушно побежала к выходу. Я заговорил громко и властно, заставив всех смотреть только на меня:

- Члены нашего кружка и кружки наших членов!.. Мы щас получим неимоверную магическую мощь, что снесем на фиг с лица Земли этих... так называемых Светлых... ха-ха, меня тошнит от их хороших манер... Это как же здорово - срать на пороге, расписывать стены непотребствами, бить лампочки в лифте... Словом, будем скотами, будем дерьмом, и пусть каждый отныне говорит с гордостью: вот такое я говно!

- Макавка, - пронеслось по рядам радостное, - макавка, макавка!

- Щас разрешаю целовать меня в задницу, - сказал я громко, - и прочие срамные места!.. Сперва в задницу. Прочие срамные - на десерт. Лучшим, в награду за лучший поцелуй в задницу. Подходите по одному, не толкайтесь, всем этого щастя хватит!

Они сгрудились было в кучу, но тут же начали толкаться, пихаться, послышались тихие угрозы, а я снова сказал громко и зловеще:

- Любовь зла... Ну, вы поняли!

Я без спешки снял с пояса и вытащил из-под сутаны молот. Никто ничего не понял, а молот вырвался из ладони, как летающий танк, с шумом разорвал воздух и с сухим стуком ударил в массивную плиту над входом. Раздался страшный треск, плита раскрошилась, другие глыбы начали двигаться, стараяся занять место поудобнее, треск и грохот нарастали.

Все в ужасе смотрели, как начинает рушиться потолок, я выхватил меч и заорал:

- Есть упоение в бою и бездны сладкой на краю!

Из двенадцати трое пали раньше, чем остальные начали оборачиваться. Одни застыли, как замороженные, другие бросились врассыпную и попали под рушащиеся глыбы. Я сразил двоих ближайших и торопливо отступил в нишу, повернул рычаг. Плита отодвинулась, я шмыгнул в шель и тут же задвинул плиту обратно.

Некоторое время в нее стучали, затем тяжелые удары падающих глыб стали чаще, весомее, по ту сторону затихло. А чуть позже затих и тяжелый гул.

Я попробовал отодвинуть плиту обратно, но она не поддалась, явно с той стороны придавлена рухнувшей кровлей. Может быть, и стенами. С другой стороны сплошная стена.

- Выручай, - сказал я молоту умоляюще. Швырнул, тут же зажмурившись, но острые осколки крошащегося камня больно ударили по всему телу. Крохотный обломок рассек щеку. Открыл глаза, заметил место, где плита треснула, бросил снова, на этот раз не только зажмурившись, но и прикрыв глаза локтем. Вовремя, сразу в трех местах руку пробило кусочками гранита. Если бы не закрылся, то, не знаю, смог бы регенерировать глаза, это ж не простые мышцы. Во всяком случае, пробовать не хочу.

С третьего удара молот вылетел в дыру. Обдирая руку, я выполз, оглянулся. От всего сатанинского храма только и осталось, что эта часть стены, где я чуть было не замуровался, остальное в руинах. Не думаю, что хоть один уцелел.

- Вот так, - сказал я, - Ваше Сатанинское Величество...

Пустился было через заснеженный мир, но вовремя вспомнил, что таиться больше не надо, свистнул, выждал малость, вскоре послышался частый топот. Мой Зайчик несется ко мне, как поезд-экспресс, ноги выбрасывает в сторону, грива и хвост вытянулись в струнку, а ему нипочем встречный ветер Заполярья...

Я не успел поймать повод, как вдали показалась темная точка, мгновенно выросла, я прижался спиной к боку Зайчика, отбиваясь от Пса, что норовил излизать лицо и уши.

- Я вас тоже люблю... Да обоих люблю!.. И тебя, и тебя люблю!..

Наконец ухватил повод, еще теплый, вот что значит Зайчик, вскочил в седло. Пес отбежал, оглянулся, в карих глазах вопрос.

- Обратно, - велел я. - К королю, Фриде, сэру Смиту...

Глава 10

Они завопили и бросились навстречу, когда я вынырнул из Пятна. Я соскочил с Зайчика, ко мне подбежала Фрида, в глазах - счастье ярче, чем свет от налетающей электрички. Я погладил ее по голове, сэр Смит лупит меня по плечам и спине, а Барбаросса сказал сварливо:

- Сэр Ричард, ну и шуточки у вас!

Я насторожился.

- А что не так?

- Да вы со своим знамением... Вон оба наших монаха до сих пор крестятся, отплевываются и молитвы читают!.. Когда ваше знамение выбежало совсем голое, тряся выменем, разрисованное, как... ну и вкусы у вас! И что это на вас за такая роскошная хламида? Я вскинул руки к голове.

- А где митра?.. Ах да, ее сбило, когда через дырку лез. Знаете, Ваше Величество, я на Малевича не учился. Рисовал, как умел, в духе Веласкеса. Я так вижу!.. А где то знамение?

- Лепетало что-то про Сатаниала, который... ладно, это опустим, все равно будете все отрицать, и умоляла отпустить, ей нужно бежать, пока не упадет... Пробовали удержать, но она кусалась, царапалась, лягалась...

Фрида сияла, как молодой месяц.

- Ах, хозяин, - сказала она мечтательно, - так это вы являлись нам в прошлый раз в разгар Вальпургиевой ночи?

Король насторожился, лицо брата Кадфаэля вытянулось, даже сэр Смит заметно померк. Я фыркнул.

- Фрида, как ты могла подумать? Я детскими утренниками не занимаюсь!.. Я берусь только за серьезное. Итак, господа, диверсионная база черных монахов, она же элитная часть имперского спецназа, уничтожена. Так что остаются только альбигойцы...

Король прорычал:

- Только? Их в сто раз больше, чем ваших черных монахов.

- Это простая пехота, - возразил я, - даже волонтеры, а мне удалось раздербанить самую круть! Давайте разработаем план, как сохранить Каталаунскую Деву... Кадфаэль! Кончай креститься. Я захватил кое-что ценное. Вот карта, а вот книга. Чует мое сердце - очень непростые вещи... Возьми, разберись, доложишь об исполнении, как младший жидомасон старшему.

Сэр Смит посмотрел на короля и сказал громко:

- Сейчас самое главное - вернуть трон Его Величеству, да пребудут годы правления короля Барбароссы долгими и счастливыми!

Я посмотрел на солнце.

- Вернемся в монастырь. Мы все проголодались, устали. Вместе с отцом настоятелем и придумаем, как поступить.

Кадфаэль сказал восторженно:

- Сэр Ричард, вы дрались... вы дрались как Иоанн Златоуст и Василий Кесарийский!..

- Иоанн... Василий... - пробормотал я в недоумении, - святые отцы церкви? Ее создатели?

Он отмахнулся.

- Златоуст в молодости был лучшим в империи бойцом на мечах, а святой Василий из Кесарии - непревзойденным конным воином. Он однажды дрался с двенадцатью варварами и победил...

Я спросил с удивлением:

- И это святые?.. Ну отцы церкви, ну ребята...

Кадфаэль сказал торопливо, оправдываясь:

- Брат паладин, то была одна жизнь, а потом другая. Они порвали с прошлым, стали жить смиренно и благочестиво!

- Когда черт постарел, - пробормотал я, - он в монастырь пошел... А когда монастырей еще не было, то эти чер... в смысле удалые бойцы, создали сперва саму Церковь, потом монастыри, придумали Программу и Устав... боюсь, им не осталось времени на замаливание грехов. Впрочем, Господь наш знает, что замаливать свое бурное прошлое лучше всего делом. Он же сказал, что ему одна раскаявшаяся блудница дороже ста девственниц...

Кадфаэль смотрел на меня с благодарностью, у брата паладина так хорошо подвешен язык, что хоть сейчас в кардиналы, а Барбаросса в задумчивости покачивал головой. Похоже, его мнение о Церкви, которую создавали такие святые отцы, резко улучшилось.

В монастыре настоятель исхудал еще больше, скулы заострились, нос загнулся крючком, как у хищной птицы. На мой вопросительный взгляд ответил со вздохом:

- Мы собрали в монастырь под видом празднования Дня святого Иоргена около тысячи окрестных крестьян. Женщин отправили по домам, мужчин задержали на сутки.

- Прекрасно, - вырвалось у меня. - Церковь и партия всегда отличались крепкой организацией. Вам, отец настоятель, крепкое рукопожатие перед строем, остальным устная благодарность от командования!

- Оружие раздали, - сообщил он, - выскребли все кельи и подвалы. Вы уверены...

- Уверен, - ответил я как можно бодрее, хотя внутри тревожно екнуло, - альбигойцы не откажутся от своих планов. Их направляет опытная рука. Советую всем нашим сделать какие-то опознавательные знаки. Ведь всякий, кто не заснет, - враг! Я не хотел бы, чтобы убивали друг друга.

Настоятель побледнел, сделал знак молчаливому служителю. Тот поклонился, исчез. Настоятель спросил:

- Но зачем нам ждать сигнала? Если люди начнут засыпать...

Я сказал терпеливо:

- Мы ведь не можем просто так наброситься на тех, кто не заснул? А вдруг у них иммунитет после перенесенной в детстве свинки? Нужно дождаться, когда гады войдут в храм и начнут выламывать Каталаунскую Деву, тем самым доказывая свои преступные намерения...

Он вскрикнул:

- Надо вмешаться раньше!

- Нет, - отрезал я. - Нельзя. Отец настоятель, мы договорились, что операцией руковожу я. У меня ранг паладина, мне доверено больше жидомасонских тайн. Я знаю, что делаю! Во всяком случае, догадываюсь. По стратегическому плану альбигойцы должны сделать еще одну вещь... но это пока тайна.

Он зыркнул сердито, но я держался твердо. Не могу же сказать, что нужно дать альбигойцам время перерезать глотки герцогу Ланкастерскому и его свите, а также всем прихлебателям у трона. Чистые души монахов ужаснутся от такого деяния... в смысле, не от резни, а что я знал или предполагал, но не остановил, не предотвратил, дал пролиться крови, хоть и грешной, однако же людской. Ведь все человеки должны иметь шанс успеть исповедаться, покаяться и получить прощение...

Я выглянул в окно, солнце только-только покидает зенит и склоняется на западную сторону.

- Все, - сказал я твердо. - Ваше Величество и вы, сэр Смит, руководите операцией. Я же отправлюсь на турнир, а то полдень уже близок!

Сэр Смит завистливо вздохнул, король сказал с подозрением в голосе:

- Что-то не замечал в вас особой драчливости, сэр Ричард.

- Я такой, - сказал я скромно. - Ваше Величество, там остались герцог Ланкастерский, отряд южан во главе с герцогом Валленштейном. За ними нужен глаз да глаз. Как за Фридой.

Фрида воскликнула виновато:

- Ваша милость!

Король взглянул на сэра Смита, на меня, снова на Смита.

- Понятно. Вот что, езжайте оба.

- Ваше Величество, - запротестовал сэр Смит.

- Оба, - рявкнул король. Глаза засверкали гневом. - Я обойдусь без нянек. Не думаю, что у нас будут трудности, а вот у вас... Впрочем, если оставите со мной Пса, а также Фриду и монаха, чтобы уравновешивали друг друга...

- Договорились, - быстро ответил я. - Фрида, присматривай за собачкой. И за Его Величеством заодно уж. Кадфаэль, половина операции будет провалена, если гады короля все-таки прибьют. Охраняй, ты это сможешь!

Обратно мы с Зайчиком неслись так, что гепарды показались бы замерзающими черепахами. Я не видел конских ног, только сильный жар начал жечь, конское тело разогрелось, как железо в горне, встречный ветер не успевал остужать. Я начал подвывать, но, к счастью, мы в охоте на колдуна забрались не так уж и далеко, вон уже знакомый холм, а за ним будет турнирное поле.

Смит сразу же отстал, но если я поспею, то сумею отсрочить начало схватки, чтобы он успел принять участие. Отвращение Барбароссы к турниру понятно, настоящие короли турниры либо запрещали, либо сильно ограничивали. Любое большое сборище вооруженных и жаждущих схваток людей опасно для правопорядка, для самого короля. Например, в 1170-м турнир между отрядами Baldwin of Hainault и Godfrey of Louvain плавно перерос в жестокое побоище, а затем и резню.

Бывали случаи, когда такие турниры сразу переходили в кровавую резню, а то и в малые гражданские войны. Не говоря уже о таких постоянных потерях, как убитые рыцари. Ведь каждый правитель предпочитает, чтобы как рыцари, так и вообще воины погибали за страну и Отечество, то есть за короля, а не в бесполезных драках.

Зайчик стремительно несся по прямой, холмы не огибал, турнирное поле уже близко. Я начал сбрасывать скорость, на вершине самого высокого холма успел заметить сидящего в позе роденовского мыслителя человека в очень не рыцарской и даже не простолюдинной одежде.

Он сидит на древнем, наполовину погрузившемся в землю камне, сглаженном сверху, как череп великана. Я пригляделся, вздрогнул, поспешно остановил Зайчика с ним рядом. Далеко в низине ярко цветет множеством шатров, как исполинское поле с диковинными цветами, Каталаунская долина. Вон прямоугольник турнирного поля, справа и слева пологие холмы, на которых устроены скамьи, огороженный загон, где уже горячат накрытых броней и цветными попонами коней рыцари...

- Panem at cirzenzes, - раздался знакомый, чуть ироничный голос. - Люди не меняются.

Смеющиеся глаза на умном продолговатом лице внимательно разглядывают меня, одной рукой упирается в камень, другой красиво уперся в бок. Поза вроде бы и не горделивая, не заносчивая, как обычно стараются выглядеть рыцари, но все равно исполненная сдержанного достоинства.

- Меняются, - возразил я почти автоматически. - Только медленно.

- Да? - спросил он с сомнением. Левая бровь приподнялась, придавая лицу совсем уж дьявольское выражение. - Больше всего знают о римских гладиаторах, но дрались и в просвещенной и гуманной Элладе, и в Древнем Египте, и в Аккадии... Будут драться и потом, будут драться всегда...

- Не думаю, - повторил я, но тут же вспомнил все футболы, хоккей, бои без правил, чемпионаты по боксу, реслингу, которые жадно смотрит весь мир. - Ну, это будет не так уж и...

Он уловил изменение в моем голосе, чуть-чуть улыбнулся, но не стал дожимать, а в глазах вроде бы появилась некоторая вселенская грусть.

- Увы, - сказал он сочувствующе, - вам легче, вы - верующий. Вам неважно, что и как на самом деле. Я бы тоже хотел, чтобы зверя в человеке можно было удушить в одно прикосновение. Но вы же видите, сэр Ричард: законного короля сместили грубо, силой, несправедливо. Сместил мелкий интриган, а подлый народ волнуется только о зрелищах, не отменили бы!

Я посматривал с подозрением, когда же заговорит о Темных Пятнах, не выдержал, спросил напрямик:

- Думаю, хотите сказать что-то насчет Темных Пятен?

Он вскинул и вторую бровь, лицо вытянулось еще больше.

- Почему вдруг?

- Да я одно малость распотрошил, - объяснил я со злорадством. - Разрушил Темную Церковь сатанистов, а без нее и само Пятно уже и не Пятно вовсе...

Сатана поморщился.

- Дорогой Ричард, я как-то уже говорил вам, что к Темным Пятнам я не имею никакого отношения. А теперь, раз уж вы меня подозреваете в связях, как вы деликатно намекнули, с Темной Церковью, то скажу честно и откровенно: даже смешно думать, будто меня такие глупости интересуют.

Я сказал обвиняюще:

- Но ведь Темные клянутся вашим именем!

- И что? - спросил он с интересом. - Если кто-то где-то зарежет ребенка и скажет, что действовал в интересах сэра Ричарда Длинные Руки, судья должен сразу же тащить вас в тюрьму?.. Дорогой Ричард, меня абсолютно не интересует та церковь. Темная, как они называют, или Светлая. Или в полосочку. И всякие там сатанисты, как они себя зовут. Вы же знаете, я за развитие наук и за просвещение, а церкви... неважно, белые или темные, - за слепую веру. Тут уж неважно, за кого они. Более того, скажу самую крамольную вещь...

Он взглянул испытующе. Я кивнул.

- Не решаетесь?

Улыбка пробежала по его красиво очерченным губам.

- Боюсь, вас шокирует.

- Меня? - удивился я. - Я видывал такое, что даже вас бы обшокировало с головы до копыт. Несмотря на весь ваш сатанизм. А я продолжал пить чай с вареньем.

Он покачал головой.

- Снова удивляете? Так вот, даже мой основной оппонент, который все построил на краеугольном камне слепой веры, даже он вряд ли слушает, что говорят о нем в церквях! В "его" церквях. И вряд ли принимает их как "свои".

Улыбочка ехидная, как же иначе, вот щас либо грохнусь на пол и помру от кощунства, а если организмом покрепче, то с пеной у рта буду доказывать, что Господь - свят, что церковь - его детище, что у него нет других забот, как только говорить с народом через попов.

- Ну, - сказал я туповато, - дальше. Или это все?

Он всмотрелся так, словно не верил, что я все понял, а когда убедился, что мне как с гуся вода, вздрогнул, глаза расширились.

- Вам мало?

- Ну и что, - повторил я, - что с того? Да, церковь - инструментарий людей, а не Бога. И в то же время - это путь к Богу. Путь через раздувание в огонек той искры, что заложил Бог. Или эволюция, какая на хрен разница? В смысле какая разница, как назовем? Я не то что предполагаю, я даже уверен, что Бог совсем не то нам уготовил, что думаем сами, и даже совсем не то, о чем распинается церковь. Мало ли что она говорит... в данный исторический момент мракобесия. Говорить нужно то, к чему существо готово. Что может воспринять. Говорить как детям, что мечтают стать, глядя на отца, плотниками или сапожниками, а отец для них уже отковал мечи, а для девочек загодя шьют свадебные платья... но пока помалкивают. Девочки не знают, что такое месячный цикл, а мальчики не знают, что однажды наступит период половой зрелости и весь мир изменится.

Он слушал внимательно, очень серьезно. Мне показалось, что в глубоко запавших глазах мелькнуло такое же глубокое уважение.

- Очень мудро. Как вы можете быть рыцарем, сэр Ричард? Вы же понимаете, что человек - тупой и грязный скот. Даже в рыцарских схватках побеждает тот, у кого больше боевых приемов, в том числе и удары ниже пояса, удары в спину, удары по лежачему, по сдавшемуся... если это предпочтительнее, чем брать в плен. А такое почти неизвестное на Севере оружие, как грязный слушок? Оболгать, опорочить? Поставить противника в положение, когда вынужден постоянно оправдываться? Это пострашнее удара двуручным мечом!

Я невольно передернул плечами.

- Не спорю, рост грязных приемов находится в прямой зависимости от уровня цивилизации. Все понимаю. В рыцарском мире почти не понимают, что и это оружие. А если кто и пытается применить, того топят в нужнике общественного презрения... Но мне больше нравится мир, где правит слово чести, чем мир, заполненный адвокатами. Я верю в Бога, и, надеюсь, он верит в меня.

Он грустно улыбнулся, левая бровь вновь приподнялась, образовав острую арку, из-за чего лицо приняло совсем уж сатанинское выражение... если можно такое брякнуть в отношении Сатаны.

- Потому вы не утерпели и ввязались в нечто помимо турнира? Как говорится, к концу сказки добро победило разум?

- Догадываюсь, - сказал я осторожно, - что на Юге... не так. Полагаю, что там слово ничего не стоит, а в цене адвокаты... верно? Там нет таких понятий, как верность... хоть королю, хоть идеалам, хоть слову или женщине... а есть только личные интересы. Я не скажу, что у вас там одна мерзость, однако... я люблю и понимаю этот мир. И я верен слову, потому что здесь слово держат даже злодеи, я добровольно не выхожу за рамки правил и ограничений, потому что...

Я беспомощно умолк, слова не шли, забрался слишком в дебри этики, а я ведь из поколения, которому на все насрать, я сам высмеивал тех старых пердунов, что пытались с нами говорить вот таким языком, и сейчас застыл враскорячку с ногами на краях раздвигающейся в земле пропасти.

Он смотрел с сочувствием, как великий мудрец, все познавший и уже понявший, что все дерьмо, кроме пчел, да и пчелы вообше-то тоже, а я открывал и закрывал рот, как рыба на разделочном столе.

- Сегодня последний день турнира, - напомнил он. - Разыгрывается Золотой Шлем. Желаю удачи!

На этот раз на камне слегка завихрилась пыль, я даже успел заметить, как дрогнул воздух. Зайчик ударил в землю копытом, я вздохнул и пустил вскачь, но он понесся с холма таким неистовым аллюром, что я сразу начал придерживать, переводя на обычный галоп. У меня конь, просто крупный конь.

Глава 11

Он поможет, стучало в голове тягостное, завоевать Золотой Шлем. Я сам стремлюсь получить этот самый пропуск на Юг, в резиденцию самого императора, но уж очень не хочется получать его с помощью Сатаны... Однако и сам не вижу, как обойти, Золотой Шлем мне нужнее, чем любому из этих рыцарей...

С первого взгляда показалось, что опоздал: в правом загоне держатся слитно на рослых конях закованные в сталь рыцари, такой же примерно отряд в левом. Старые заборы убрали, теперь загоны впятеро шире с каждой из сторон, но рыцарей набито, как селедок в бочку. Я с ходу попытался определить, сколько же человек примет участие в схватке, мороз прошел по коже: что-то человек по семьдесят с каждой стороны.

Ворота закрыты как на турнирное поле, так и на сами Iices, нейтральную территорию, эдакое огороженное частоколом место, где должны находиться пленные и куда стараются ускользнуть раненые или изнуренные рыцари, пока их не захватили в плен. По теории, турнир - дружеская битва, но, судя по лицам собравшихся, уже пахнет близкой кровью.

Впереди отряда южан на огромном вороном коне герцог Валленштейн, весь в броне, только шлем на сгибе левой руки, тронутые сединой волосы искрятся под солнцем, взгляд суровых запавших глаз устремлен на сборный отряд северян, так их назвали в противовес южанам, хотя самих южан там не больше десятка.

Смолкали разговоры, даже толпа замерла, тишину нарушали только позвякивание удил да конское ржание. Боевые кони сами рвутся в бой, грызут удила, иные даже под тяжестью закованных в турнирные доспехи рыцарей легко поднимаются на дыбы и страшно храпят, раздувая ноздри и колотя копытами по воздуху.

Все в отряде южан, за исключением Валленштейна, опустили забрала, каждый шитом прикрывает грудь, копье у бедра. Кони защищены стальными доспехами, голова не только в металлическом шлеме с прорезями для глаз, на лбу торчит длинный шип, больше похожий на острый нож. Вообще кони для схватки в melee защищены доспехами так, что оставлен один-единственный участок, даже не участок, а крохотное отверстие в доспехах для пришпоривания.

И еще одно явное отличие южан от рыцарей из моего отряда - пышность. К герцогу Валленштейну поспешили примкнуть в первую очередь те, кто держит нос по ветру, кто всегда старается упасть по нужную сторону забора. В глазах рябит от развевающихся султанов из павлиньих хвостов на гребнях шлемов, у многих причудливые lambrequins, проще говоря - фестоны, кто-то прицепил на шлем позолоченные крылышки. Увидел я и знакомые по старинным картинкам рога на ведроподобных шлемах.

Почти у всех поверх панцирей роскошные камзолы, хотя в первую минуту схватки будут изрублены и порваны, у коней между ушами тоже торчат султаны из разноцветных перьев. Широкие поводья отделаны серебром и золотом, в то время как панцири моих рыцарей ничем не прикрыты, кони без украшений, а шлемы без султанов.

Огромный рыцарь в черных доспехах, я узнал сэра Блэкгарта, повернулся в сторону судей и крикнул громко:

- Долго будем ждать, пока та чернь подберет сопли?

По железным рядам южан прокатился довольный хохот. Другой рыцарь, герб я не рассмотрел, крикнул весело:

- Они собираются сдаться без боя!

Зайчик простучал копытами, нас заметили, в толпе кто-то закричал довольно. Я поспешно направил коня к трибуне, где во главе судей восседает Уильям Маршалл.

- Прошу простить! - прокричал я, запыхавшись. - Неотложные дела задержали!.. Могу ли присоединиться к своему отряду?

Он наклонил голову, глаза его метнули быстрый взгляд на мою запыленную одежду, забрызганные грязью по самое брюхо ноги коня.

- Уверены, что сможете драться? - спросил он. - Судя по вашему виду, едва держитесь в седле...

- Я буду драться, - ответил я. - Да здравствует рыцарство! Да не умрет его дух. Мне можно к своим?

- Да, - ответил он и добавил строго: - Но помните, что и на той стороне турнирного поля - тоже свои. Все рыцари - одна семья.

- Спасибо, - поблагодарил я и повернул коня. Оруженосцы поспешно открыли ворота, я ворвался галопом, рыцари приветствовали радостными криками. Сэр Стефэн широко улыбнулся.