датское кресло, что хрупкое дерево затрещало, а потом его словно ударило
сзади накатившей волной, голова его пригнулась - Руфь подумала, что он
сейчас закашляется, - но он заплакал. Рыдания его перемежались громкими
вздохами - так скрежещут, включаясь, тормоза грузовика, - обрывками фраз: он
пытался выговориться.
был добр с тобой... чтобы не мучил тебя ею.
из-за того только, что она научила меня любить, а тебя научила... ценить
меня...
за меня замуж, потому что... я умею рисовать. Чтобы я рисовал... а ты...
раскрашивала.
продолжать и дальше в таком же духе. И все из-за этой бабы. Извини, но я так
не могу. Я не могу относиться к этому серьезно.
что ему нечем дышать. Он шел в ванную - выпить воды или просто размяться -
и, ссутулившись, возвращался в постель, где Руфь обычно уже лежала без сна.
Он говорил, что у него в легких словно встает стена или поднимается пол, и
он не может набрать достаточно воздуха, и чем больше он старается, тем
плотнее становится стена; внезапно он весь покрывался потом, и кричал, что
умирает, и спрашивал ее, зачем она его душит, зачем нарожала ему столько
детей, почему не может поддерживать чистоту в доме, почему отказывается
верить в Иисуса Христа, в воскрешение Лазаря, в бессмертие души, - не было
границ его обвинениям, а она молча все сносила, так как знала: пока у него
хватает дыхания все это изрыгать, он не задохнется. Проходил час, а то и
больше; наконец, ему надоедало оскорблять ее и через нее - Бога, наступало
расслабление, и он засыпал, доверчиво похрапывая, а она лежала рядом и
широко раскрытыми глазами смотрела в темноту. Она не могла понять, как он,
зная, что всего лишь страх спазмой сжимает ему легкие, лишая их нормального
питания кислородом, не в силах мобилизовать волю и избавиться от своих
приступов; но сейчас, заглядывая в себя, Руфь обнаруживала, что и у нее
внутри появилась такая же странная стена: мозг ее не в состоянии был
представить себе, что надо отпустить Джерри. Она понимала, что он решил
заставить ее страдать, если она его не отпустит, и что чувство собственного
достоинства повелевает ей немедленно пожертвовать их браком. Эта жертва была
бы таким простым шагом, смелым, чистым, прекрасным. Она вознесла бы ее над
всеми мелкими людишками, этими гринвудскими прелюбодеями. Руфь даже
чувствовала, как за этой стеной в ней рождаются мечты и жажда свободы. Но
она не могла к ним прорваться. При всем своем старании - не могла. Наивный
мужчина переспал с алчной до всего женщиной, зачем же делать вид, что тут
что-то большее, - ничего за этим нет. Они преувеличивают - оба, и хотя Руфь
понимала, что красота связана с преувеличением, кто-то должен же стоять за
правду. А правда в том, что Салли, пожалуй, лучше держаться Ричарда, а
Джерри - ее, чем объединяться,
адвокату, если бы речь шла о женщине, которую я уважаю.
была бы точной копией тебя. - Он перестал плакать.
она же дура, Джерри.
нравится.
у меня нет терпения столько ждать. Времени, отпущенного для жизни, остается
в обрез. Я умираю, Руфь.
проблема: жена доступна - никаких препятствий для обладания. Значит, она
должна их создать. Мне знакомо это чувство служения мужчине: ты существуешь,
чтоб утолять его голод, это чудесно. Но лишь тогда, когда ты - любовница.
Салли - твоя любовница...
такая же, как со мной. Только нас связывает нечто большее, чем постель.
Когда я с ней - неважно где, просто стою на углу улицы и жду, когда
изменится свет светофора, - я знаю, что не умру. Или даже если знаю, что
умру, то мне это почему-то безразлично.
которых он перестал видеть. - Ты - смерть. Очень спокойная, очень чистая,
очень далекая. Что бы я ни учудил, ты не изменишься. Это даже не позабавит
тебя. Я женат на собственной смерти.
видом и говорить, что она - смерть? Он обвиняет ее в унитарианской
самовлюбленности, а самовлюбленностью-то страдает он, это проявляется в его
горе, и в его безнадежной любви, и в этих его взятых с потолка истинах. - Ты
обязан как следует все продумать, а ты только болтаешь языком. Ну,
предположим, ты женишься на Салли. Будешь ты ей верен?
распрекрасной любви. Но только так ли уж она прекрасна? Ты обнаружил в себе
некое удивительное качество: оказывается, женщины любят тебя.
расстаешься со мной - что перевешивает? И в какой мере ты используешь ее,
чтобы избавиться от брака? От детей? От работы?
соперница. По-моему, моей соперницей является возникшая у тебя мысль о
свободе. Так вот что я тебе скажу: став женой, Салли возьмет тебя в шоры.
он хочет вытереть глаза, но он вместо этого почесал затылок. Разговор
иссушал его. - В общем-то, - сказал он, - наверное, действительно
безрассудно одну моногамию менять на другую.
тебе тем же?
о том, чего ты на самом деле хочешь - эту толстозадую блондинку или...
вещей.
моралью.
двух-трех мужичков. Это удивило его.
танцевальные па, и зеркало в золоченой раме, висевшее между двух окон,
выдало ей неожиданное отражение: лихо выдвинутое бедро, задорно приподнятый
локоть, плотно сжатые губы, будто она откусила от слишком сочного плода. Она
замерла, потрясенная увиденным, а Джерри подошел к ней сзади и взял в ладони
ее груди.
радость одержанного успеха. Она высвободилась и сказала:
бросаешь нас?
***
одаривать свои семьи новыми детьми - возникла поистине ритуальная
потребность поддерживать отношения, и они изыскивали бесконечные поводы для
встреч. Пляж, танцы, теннис, различные комиссии, да еще волейбол по
воскресеньям: во второй половине дня. Естественно, что Конанты и Матиасы при
таком положения вещей не могли не встречаться. Салли, ходившая все лето в
пастельных тонах - белые брюки, трикотажные кофточки-безрукавки цвета