Чтение 29–й страницы книги ~Генерал и его армия~

стоит.
Карты, значит, перед ним не было. Конфигурацию фронта он помнил, но не
со всеми же стыками флангов.
- Еще не Чарновский. Еще я стою. Самым краешком правого фланга. Так
вот, напротив этого Мырятина... Он там от берега километрах в десяти, что
ли...
Кобрисов сделал паузу, чтоб вынудить Ватутина самому произнести:
- Хочешь взять плацдарм?
- Просил бы вашего разрешения. - Кобрисов почти видел, как его
собеседник, озадаченный вопросом, расстегивает воротник, всегда теснивший
ему короткую шею. - Николай Федорович, я же фактически бездельничаю. Зачем я
против Предславля стою, как жених перед невестой? Да еще к присутствии
родителей. Да еще - перед чужой.
Это, он знал, заставит Ватутина возразить, еще не закончив обдумывания.
- Как это - "перед чужой"? Невеста у нас - общая.
- А так бывает? - спросил Кобрисов улыбчивым голосом, но Ватутин шутку
не подхватил.
- Ты не бездействуешь, Фотий Иваныч. Ты знаешь, зачем ты там стоишь.
Если фон Штайнер затеет обратно Днепр пересечь да зайдет с востока на
Сибеж...
- Не пересечет он. Такие фортеля Гудериан проделывал в сорок первом, а
нынче бы и он не решился. Силы не те. Ведь он, фон Штайнер то есть,
считайте, половину своих войск перед Сибежем держит.
Это был подготовленный реверанс Ватутину - что излюбленный им Сибежский
плацдарм столько на себя отвлекает. На самом же деле фон Штайнер бросил туда
одну дивизию - правда, не обычную полевую, а дивизию СС "Райх", численностью
в сорок тысяч и усиленную шестью сотнями танков, которую можно было считать
маленькой армией, - и все же только она одна противостояла трем армиям
советским. Но Ватутин не стал возражать, что не половину, а самое большее
треть сил фон Штайнера связал Сибеж. Кобрисов ему загородил все возражения
стеною лести, оставив в ней одну открытую дверцу - Мырятин.
- Что ж, Фотий Иваныч, оно не худо этот Мырятин иметь. Как
дополнительный плацдарм, с угрозой Предславлю. Отнюдь не помешает. Но там же
пустыня, берег лысый. Ты это учел? Ты же там, как слеза на реснице Аллаха,
стряхнуть тебя с кручи - плевое дело.
- А вдруг не стряхнут? Вот вы же не ожидали, что я этот плацдарм
попрошу. Тем более, может, и фон Штайнер не ожидает?
- Льстишь, - сказал Ватутин насмешливо. Но против еще одного реверанса
тоже не возразил. - Ну, что ж, дерзай... А почему против Мырятина? Какой ни
есть городишко, а подступы укреплены. Почему не севернее? Не южнее?
- А чтобы он думал, что я у него этот Мырятин хочу оттяпать.
Кобрисов держал в голове: "Чтобы вы все думали..."
- Резонно, - сказал Ватутин. - А ты его брать не намерен?
Кобрисов отвечал уклончиво:
- Я б не отказался. Да кто ж мне его задаром отдаст? - И, выдержав
паузу, добавил: - Николай Федорович, я не брал городов, которые потом
отдавать приходилось.
- Я это помню, - сказал Ватутин. - И ценю.
"Если бы так!" - подумал Кобрисов. Потому что больше ценили Терещенко,
который всегда "замахивался по-крупному", как говорилось всем в назидание,
который поспешил взять Харьков, чтобы вскоре же его отдать - не возвратив,
разумеется, награды, полученной за взятие. Кобрисову же
доставалось брать Обоянь или Сумы, те малые городки, которые никого
особенно не обрадуют, не слишком прогремят в приказе Верховного, но о
которых никто не услышит, что пришлось их оставить. Он был из "негромких
командармов", кого мог отметить лишь проницательный глаз, умеющий читать
скупые строчки: войскам генерала "удалось продвинуться на 12 км... Удалось
закрепиться..."
- При случае - возьму, - сказал Кобрисов, никак не намереваясь этого
делать.
- Хорошо, Фотий Иваныч. Думай сам, по обстоятельствам. Я почему спросил
- как бы не пришлось тебе слишком потратиться на этот Мырятин. Мы же главным
делом о Предславле думаем - ну, и на твои силы тоже рассчитываем.
- Останется моих сил достаточно. Да я вот свою артиллерию - тяжелую,
гаубичную - на этом берегу оставляю. Будет из-за Днепра дуэль вести через
наши головы.
- Ты уже себя за Днепром чувствуешь? - усмехнулся Ватутин.
- Честно скажу вам, Николай Федорович, - как бы приоткрыл свои карты
Кобрисов, - я на ваше разрешение уже так настроился, что мой седьмой
кавкорпус уже на подходе к переправе. И сам я одной ногой там, хоть через
час отбуду...
- А если б я не разрешил?
-- А почему б вы не разрешили?
Ватутин помолчал и спросил:
- Ладно. А как насчет танков?
Вот для этого-то вопроса - о танках, о шестидесяти четырех возлюбленных
его "коробочках", "примусах", "керосинках", "тарахтелках", - и готовился
весь разговор, и ответ на него был приготовлен - с долгим тягостным вдохом:
- Эхе-хе, танки... Я так думаю, они вам на Сибеже больше понадобятся.
- Что-то слишком ты добрый. Неужели от души оторвешь для Терещенки?
- Да ведь все равно отберете, - сказал Кобрисов безнадежно.
- Пока не отбираем...
- Отберете, наперед знаю. Я ведь для некоторых - копилка резервов. Как
что, так: "Дай, Кобрисов, твоих таночков на недельку. Что там у тебя еще
хорошенького есть?.."
- Возможно, что так оно и будет, - перебил Ватутин. - Но пока, я
считаю, танков у Терещенко достаточно.
- Живут же люди! Танков у них достаточно! Николай Федорович, чего и
когда на войне хватает? Только того, что применить нельзя.
На этот выпад - против Терещенко и всех, кто его поддерживал, - Ватутин
отвечать не стал. Вместе с тем Кобрисов так настойчиво и с такой безнадежной
печалью прямо-таки навязывал свои танки, которые на Сибеже применить нельзя,
что уже невозможно было не отказаться от них наотрез:
- Я сказал: пока что они твои.
- Посоветуете их тоже переправить? - спросил Кобрисов с невинной ноткой
готовности.
- Фотий Иваныч, ты мне только что про этот Мырятин сказал, и уже тебе
советы подавай. Завтра обратись. Я подумаю. Может, еще какие соображения
появятся. Желаю тебе успеха.
Легким раздражением в голосе он давал понять, что испрашивать советов -
это уже лишнее. Не надо переигрывать. И не надо забывать: от подчиненного
всегда предпочитают услышать готовое решение. Стало быть, главное указание,
которого и добивался Кобрисов, он получил: не надоедать начальству. А что
станет говорить начальство на следующий день, когда все произойдет по его
раскладке, это он мог легко себе представить. И, зная хоть в малой степени
участников разговора, был он не так уж далек от истины...
...В глубоком, под семью накатами бревен, штабном блиндаже на Сибежском
плацдарме прогудел зуммер, и оперативный дежурный по штабу фронта доложил,
что подвижные соединения 38-й армии генерал-лейтенанта Кобрисова производят
скрытую рокировку в направлении - Мырятин. Сам командующий также отбыл к
месту будущей дислокации. Три славнейших полководца - маршал Жуков, генерал
армии Ватутин, генерал-полковник Терещенко - при этом известии подняли
головы от карты.
- Чего это он? - спросил Терещенко. - Неужто плацдарм задумал взять?
- Просил разрешения, - сказал Ватутин. - Обосновал убедительно, я
отказать не счел нужным.
- Но это же несерьезно, Николай Федорович! Да его же там за тридцать
верст видно, как на ладони. Его же оттуда веником сметут. Обычная Фотиева
дурь!
Однако Жуков, поглаживавший в раздумье свой массивный подбородок, вдруг
быстро притянул карту за угол к себе и впился в нее цепким всеобнимающим
взглядом.
- Не скажи, Денис Трофимыч, - возразил он, усмехаясь.- На войне многие
большие дела начинаются несерьезно.
- А танки? - спохватился Терещенко. - Тоже он их на плацдарм перетащит?
Зачем они ему - на голых-то кручах? Они нам тут нужнее.
И Ватутин не мог не вспомнить с досадой, как ему Кобрисов сам же
предлагал свои танки для Сибежа, буквально их навязывал, а он - отказался.
Но признать себя так легко обведенным вокруг пальца - при том, что он же
сказал: "еще подумаю"! - Ватутин тоже не мог. И он приказал оперативному
дежурному выяснить немедленно, где в настоящий момент находится танковый
полк 38-й армии. Не более чем через десять минут оперативный дежурный
позвонил снова и сообщил, что танковая походная колонна находится где-то в
пути, движется предположительно в направлении - Мырятин.
- Что значит "где-то"? Что значит "предположительно"? - вскричал
Терещенко обиженным петушиным тенорком, еле не выхватывая у Ватутина трубку.
- Пусть запросит командира полка, где он находится!
Оказалось, командира уже пытались запросить, но, видимо, ему запрещено
откликаться на запросы некодированные. Как, впрочем, и всегда это полагается
на походе.
- Но сам-то генерал Кобрисов, - спросил Ватутин, - может связаться с
полком? Какой-то же шифр у них установлен?
Оперативный дежурный позвонил еще через десять минут и сообщил сведения
еще более удивительные. Генерал Кобрисов связаться со своими танками не
может и даже не знает, каким путем они идут к Мырятину. Выбор пути
предоставлен на усмотрение командира полка. Танковые рации опечатаны и не
работают даже на прием - во избежание провокационных приказов со стороны
противника.
- Ну, Фотий!.. - вскричал Терещенко с некоторым даже восхищением. - Ну,
артист! Сам у себя танки украл - только б соседям не отдать. Видали жмота,