отошел в прошлое; в нем не было ничего значительного, ничего романтического
и, пожалуй, ничего интересного; и все же он внес какое-то разнообразие хотя
бы в один час моей бесцветной жизни. Кто-то нуждался в моей помощи и
попросил ее; я ее оказала. Мне удалось что-то сделать, и я была рада этому;
и хотя услуга эта была ничтожной и случайной, все же я имела возможность
действовать, а я так устала от своего однообразного существования. Это новое
лицо было как новая картина в галерее моей памяти, оно резко отличалось от
всех хранившихся там образов: во-первых, это было лицо мужчины; во-вторых,
оно было смуглое, решительное и суровое. И это лицо все еще стояло перед
моими глазами, когда я вошла в Хэй и бросила письмо в почтовый ящик. Я
видела это лицо перед собой, пока спускалась под гору, торопясь домой. Дойдя
до изгороди, я приостановилась, словно ожидая, что опять услышу на дороге
топот копыт, увижу всадника в плаще и большого ньюфаундлендского пса,
похожего на Гитраша. Но передо мной лишь темнела изгородь и серебристая
подстриженная ива безмолвно возносила свою стройную вершину навстречу лучам
луны. Я ощущала только легчайшее дуновение ветра, проносившегося за милю
отсюда между деревьями, обступившими Торнфильд. И когда я посмотрела вниз,
туда, откуда доносился этот непрерывный шелест, мой взгляд невольно отметил
одно из окон фасада, в котором трепетал огонек. Это напомнило мне о том, что
уже поздно, и я поспешила домой.
значило вернуться домой, в стоячее болото; опять бродить по безмолвному
холлу, подниматься по мрачной лестнице, сидеть в своей одинокой комнатке, а
затем беседовать с безмятежной миссис Фэйрфакс и проводить длинные зимние
вечера только с ней, с ней одной - одна мысль об этом была способна погасить
то легкое возбуждение, которое было вызвано моей прогулкой, и снова сковать
мои силы цепями однообразного и слишком тихого существования, безмятежность
и спокойствие которого я уже переставала ценить. Как полезно было бы мне
тогда очутиться среди бурь и треволнений необеспеченной жизни, чтобы тоска
по тишине и миру, которые меня сейчас так угнетали, пришли ко мне как
результат сурового и горького опыта; да, это было мне так же необходимо, как
долгая прогулка человеку, засидевшемуся в слишком удобном кресле.
и вперед по мощеной аллее; ставни стеклянной входной двери были прикрыты, и
я не могла заглянуть внутрь. Казалось, и взор мой и душа влеклись прочь от
этого мрачного здания, от этой серой громады, полной темных закоулков, -
таким оно по крайней мере мне тогда представлялось, - к распростертому надо
мною небу, к этому голубому морю без единого облачка. Луна торжественно
поднималась все выше, ее лик словно парил над холмами, из-за которых она
показалась; и они отступали все дальше и дальше вниз, тогда как она
стремилась к зениту, в неизмеримые и неизведанные бездны полуночного мрака.
А за ней следовали трепетные звезды; при виде их мое сердце задрожало и
горячее побежала в жилах кровь. Но иногда достаточно пустяка, чтобы
возвратить нас на землю: в холле пробили часы, и это заставило меня
оторваться от луны и звезд; я открыла боковую дверь и вошла.
потолком; на нижних ступеньках дубовой лестницы лежал теплый красноватый
отблеск, - он падал из большой столовой, раздвижные двери которой были
открыты; в камине жарко пылал огонь, бросая яркие блики на мраморную
облицовку и медную каминную решетку, на пышные пунцовые шторы и полированную
мебель; он озарял также и расположившуюся перед камином группу. Но едва я
успела взглянуть на нее, едва до меня донеслись веселые голоса, среди
которых мне послышался и голос Адели, как дверь уже захлопнулась.
свечи не были зажжены, и хозяйка отсутствовала. Зато перед камином важно
уселся большой, черный с белым, пес, совершенно такой же, как встреченный
мною на дороге Гитраш. Он настолько был похож на того пса, что я невольно
произнесла: "Пилот!" - и собака поднялась, подошла и стала обнюхивать меня.
Я погладила ее, а она помахала пушистым хвостом. Но животное все еще
казалось мне каким-то фантастическим существом, я не могла представить себе,
откуда оно взялось. Позвонив, я попросила, чтобы принесли свечу; кроме того,
мне хотелось узнать, что у нас за гость. Вошла Ли.
хозяином случилось несчастье: его лошадь упала, и он вывихнул себе ногу.
тропинке.
мне ту же новость. Она добавила, что мистер Картер, врач, уже прибыл и
находится сейчас у мистера Рочестера. Затем она вышла распорядиться
относительно чая, а я поднялась наверх, чтобы раздеться.
Глава XIII
поднялся на следующее утро, А когда наконец сошел вниз, то сразу же занялся
делами: явился его управляющий и кое-кто из арендаторов.
приемной для посетителей. В одной из комнат наверху затопили камин, я
перенесла туда наши книги и устроила там классную комнату. В это же утро мне
пришлось убедиться, что Торнфильд стал иным. В доме уже не царила тишина,
как в церкви: через каждый час или два раздавался стук в парадную дверь или
звон колокольчика, в холле слышались шаги и разнообразные голоса, - ручеек
из внешнего мира заструился через наш дом, ибо этот дом обрел хозяина. Что
касается меня - так он мне нравился больше.
комнаты и, перегнувшись через перила, высматривала, не видно ли где мистера
Рочестера, и то и дело изобретала предлоги, чтобы сойти вниз, но я
подозревала, что у нее одна цель - библиотека, где ее отнюдь не желали
видеть; а когда я, наконец, рассердилась и велела ей сидеть смирно, она
продолжала все время болтать о своем друге, monsieur Edouard Fairfax de
Rochester, как она его называла (я до сих пор не знала всех его имен), строя
предположения относительно тех подарков, какие он ей привез: он, видимо,
вчера вечером намекнул ей, что, когда из Милкота приедет его багаж, она
найдет там коробку, содержимое которой будет для нее небезынтересно.
для меня, а может быть, и для вас, мадемуазель. Он спросил меня, как зовут
мою гувернантку. Говорит: "Это такая маленькая особа, худенькая и
бледненькая?" Я сказала, что да, такая. Ведь это же правда, мадемуазель?
вторую половину дня пошел снег, и мы остались в классной комнате. В сумерки
я разрешила Адели убрать книги и сойти вниз, ибо, судя по тишине и по тому,
что никто не звонил у парадного входа, можно было предположить, что мистер
Рочестер, наконец, свободен. Оставшись одна, я подошла к окну, но ничего не
было видно - снег и сумерки образовали плотную пелену и скрыли от глаз даже
кусты на лужайке. Я опустила штору и вернулась к камину.
я старалась уловить в нем сходство с виденным мною изображением
Гейдельбергского замка на Рейне, когда вошла миссис Фэйрфакс. С ее
появлением рассеялись мрачные мысли, которые уже подстерегали меня,
воспользовавшись моим одиночеством.
сегодня вечером пить чай в гостиную, - сказала она. - Он был так занят весь
день, что не мог пригласить вас к себе раньше.
лучшее, если вы переоденетесь сейчас же. Я пойду с вами и помогу вам. Вот
вам свеча.
дома.
вернулась к себе и вместо черного шерстяного надела черное шелковое платье;
это было мое лучшее платье, и притом единственная смена, если не считать
светло-серого, которое, по моим ловудским понятиям о туалетах, я считала
слишком нарядным и годным лишь для высокоторжественных случаев.
подарила на память мисс Темпль. Я приколола ее, и мы сошли вниз. Не имея
привычки к общению с посторонними, я чувствовала себя особенно смущенной
оттого, что предстану перед мистером Рочестером после столь официального
вызова. Я предоставила миссис Фэйрфакс войти в столовую первой и спряталась
за нее, когда мы проходили через комнату; затем, миновав арку с опущенной
драпировкой, я вошла в элегантную гостиную.
тепле и свете ослепительно пылавшего камина растянулся Пилот, а рядом с ним
стояла на коленях Адель. На кушетке, слегка откинувшись назад, полулежал
мистер Рочестер, его нога покоилась на валике; он смотрел на Адель и на
собаку. Пламя ярко освещало все его лицо. Я сразу же узнала в нем вчерашнего
незнакомца, - это были те же черные густые брови, тот же массивный угловатый
лоб, казавшийся квадратным в рамке темных волос, зачесанных набок. Я узнала