Арманда поссорилась с квартирной хозяйкой-женой врача. Та, будто бы,
повысила Арманде квартирную плату, за это, будто бы, Мольер выгнал супругу
доктора из театра, а у супруги была, будто бы, в руках контрамарка, которую
ей дала Дюпарк... Словом, глупая сплетня, Я дело вовсе не в этом.
образом, постепенно все более впадая в ипохондрию, изнурявшую его. Он искал
помощи и бросался к врачам, но помощи от них он не получил. И, пожалуй, он
был прав в своих нападках на врачей, потому что время Мольера было одним из
печальнейших времен в истории этого великого искусства, то есть медицины.
Мольеровские врачи в большинстве случаев лечили неудачно, и всех их подвигов
даже нельзя перечислить. Гассенди, как мы уже упоминали, они уморили
кровопусканиями. Совершенно недавно, в прошлом году, один из врачей отправил
на тот свет одного хорошего друга Мольера, Ле Вайера, трижды напоив его
рвотной настойкой, абсолютно противопоказанной при болезни Ле Вайера. Ранее,
когда умирал кардинал Мазарини, четверо врачей, вызванных на консилиум к
нему, стали предметом посмешища у парижан, потому что вынесли четыре разных
диагноза! Словом, мольеровское время было темное время в медицине.
сказать, что люди, разъезжающие по Парижу верхом на мулах, носящие мрачные
длинные одеяния, отпускающие бороды и говорящие на каком-то таинственном
жаргоне, конечно, просто-напросто просились на сцену в комедии. И в
"Любви-целительнице" Мольер их вывел на сцену в количестве четырех. Они
носили имена, которые для Мольера за веселым ужином придумал Буало,
воспользовавшись греческим языком. Первый врач назывался Дефонандрес, что
значит "убийца людей". Второй-Баис, что значит "лающий". Третий-Мокротой,
что значит "медленно говорящий", и, наконец, четвертый-Томес,
"кровопускатель".
придворных врачей: Эли Беда сьёра де Фужере, Жана Эспри, Гено и Вало, причем
последний числился не просто придворным врачом, а первым доктором короля.
Года четыре спустя после представления пьесы этот Вало уморил жену
королевского брата Генриэтту, но не кровопусканием, а назначив ей настойку
опиума, которую назначать не следовало.
немудрено, что ненависть к Мольеру среди врачей достигла после представления
"Любви-целительницы" необыкновенной степени.
сцене. Правда, не меньшую роль в этом отношении сыграли пьесы посторонних
авторов, и среди этих авторов нужно отметить бывшего врага Мольера Донно де
Визе. Ему наконец удалось написать хорошую пьесу "Мать-кокетка". Мольер
примирился с ним, взял пьесу для постановки, и пьеса де Визе имела успех.
Пьеса была прорепетирована, и премьеру ее Пале-Рояль показал 4 декабря 1665
года.
поразил Мольера. Пале-рояльская труппа в том же декабре с ужасом узнала, что
Бургонский Отель начал репетировать "Александра Великого" и что это делается
с ведома Расина. Лагранжу, который играл Александра, стало известно, что ему
придется состязаться со знаменитым Флоридором, а директор Пале-Рояля просто
схватился за голову, потому что ясно было совершенно, что сборы на
"Александра" упадут при параллельной постановке в Бургонском Отеле.
отдал уже играющуюся пьесу в конкурирующий театр, тот отозвался тем, что
исполнение "Александра" в Пале-Рояле ему не нравится и что, по его мнению, в
Бургонском Отеле эта пьеса разойдется лучше.
Расина.
постоянный его врач Мовиллэн, который, по-видимому, не так уж плохо понимал
свое дело. Но и Мовиллэну было трудно с точностью определить болезнь
директора Пале-Рояля. Вернее всего было бы сказать, что тот был весь болен.
И несомненно, что, помимо физических страданий, его терзала душевная
болезнь, выражающаяся в стойких приступах мрачного настроения духа. Весь
Париж, в глазах директора, затянуло неприятной серой сеткой. Больной стал
морщиться и дергаться и часто сидел у себя в кабинете, нахохлившись, как
больная птица. В иные минуты им овладевало раздражение и даже ярость. В
такие минуты он не мог собою управлять, становился несносен в обращении с
близкими и однажды, впав из-за какого-то пустяка в бешенство, ударил своего
слугу.
выписывал ему всевозможные снадобья и назначал врачебные процедуры, но
предписания врача больной выполнял неаккуратно. Больной был очень мнителен,
старался понять, что происходит у него внутри, сам у себя щупал пульс и сам
себе внушал мрачные мысли.
объявила, что переходит в Бургонский Отель. Выслушав эту новость, Мольер
злобно заявил, что в этом нет ничего удивительного, он понимает, что
Терезу-Маркизу сманил ее любовник Расин.
организм, но в конце февраля Мольер вернулся к регулярной работе в театре. В
течение весенних месяцев он написал новую пьесу, назвав ее "Мизантроп, или
Желчный влюбленный". Это была пьеса о честном и протестующем против людской
лжи и вследствие этого, конечно, одиноком человеке. Мольеровскому доктору,
конечно, следовало хорошенько изучить это произведение: в нем, несомненно,
отразилось душевное настроение его пациента. Вероятно, впрочем, доктор
Мовиллэн знал пьесу.
самых сильных произведений Мольера, у публики он большого успеха не имел.
Премьера прошла вяло. Один из зрителей, знакомый Расина, желая сделать ему
приятное, рассказал, что он был на премьере и что "Мизантроп" провалился.
Очень следует отметить то, что ответил злорадному человеку ненавидимый
Мольером Расин. Он сказал:
чтобы Мольер написал плохую пьесу. Вы пойдите и еще раз посмотрите!
беспокойство Мольеру. Впрочем, мы знаем, что без этого трудно представить
себе мольеровскую пьесу. Парижане, по своему обыкновению, стали искать
портретов в этой пьесе и разнесли слух, что герой пьесы есть не кто иной,
как воспитатель дофина герцог де Монтозье. Слух этот мгновенно дошел до
герцога. Он не имел никакого представления о пьесе Мольера, но сразу же
решил, что ежели Мольер вывел его, то, уж конечно, в смешном виде. Герцог
пришел в ярость и заявил, что при первой же встрече он изобьет Мольера до
смерти палкой. Угрозы герцога были переданы Мольеру услужливыми друзьями и
вызвали в человеке, у которого и так было нарушено душевное равновесие,
неимоверный ужас.
неизбежная встреча состоялась. Когда король смотрел "Мизантропа", Монтозье
тоже явился на спектакль. Мольер решил отсидеться за кулисами, но когда
спектакль кончился, к нему явились и сказали, что герцог Монтозье просит
его, чтобы с ним поговорить. Ужас Мольера дошел тогда до болезненной
степени, и удивленным гонцам пришлось уверять, что Монтозье не собирается
причинить ему какое-нибудь зло. Тогда Мольер, бледный и с дрожащими руками,
предстал перед герцогом. Тут ужас его сменился изумлением, потому что
Монтозье обнял его и в самых лучших выражениях стал благодарить его,
заявляя, что ему лестно было послужить оригиналом для портрета такого
благородного человека, как Альцест. При этом герцог наговорил драматургу
множество комплиментов и с той поры стал относиться к нему с необыкновенной
симпатией. Интереснее всего то, что Мольер, создавая своего Альцеста, даже и
в мыслях ие имел герцога Монтозье.
Пале-Рояле хороших она все-таки не делала, и актеры похаживали вокруг своего
директора и умильно просили у него какую-нибудь новинку, ссылаясь на то, что
даже "Аттила", пьеса старика Пьера Корнеля, которую тот дал в Пале-Рояль,
малонадежна в смысле будущего.
новый фарс Мольера "Лекарь поневоле". Фарс был прелестный, понравился
парижанам чрезвычайно и дал прекрасные сборы, принеся около семнадцати тысяч
ливров в сезон. Сам же Мольер, пожимая плечами, заявил, что этот
фарс-безделица и чепуха и что не о фарсах нужно думать, а о том, что бы
приготовить для торжественных празднеств, которые намечаются на декабрь
месяц в Сен-Жермен ан Ле. Тут следует отметить большое событие, случившееся
гораздо ранее этих празднеств и "Лекаря поневоле", но именно в этом году.
Труппы комедиантов дофина. Управляла ею госпожа Резен, супруга органиста