Чтение 29–й страницы книги ~Моллой~

хочет, либо, наконец, в силу исключительного стечения обстоятельств. Этот
район был расположен на севере, по отношению к моему, с более мягким
климатом, и включал в себя поселение, которое одни величали городом, другие
считали деревней, и его окрестности. Этот город или деревня назывался,
скажем это сразу, Балли и занимал, вместе с прилегающими землями, территорию
не более пяти-шести квадратных миль. В развитых странах такие территории
называются, кажется, округами или кантонами, не помню, но у нас для подобных
территориальных единиц общего названия нет. Чтобы выразить их, мы пользуемся
другой системой, исключительной красоты и простоты, а именно: говорим Балли
(ибо мы говорим сейчас о Балли), когда имеем в виду Балли, Баллиба, когда
имеем в виду Балли вместе с окрестностями, и Баллибаба, когда имеем в виду
только окрестности Балли. Сам я, например, жил и продолжаю думать, что
продолжаю жить в Фахе, главном городе Фахбы. А по вечерам, когда я
отправлялся на прогулку за пределы Фаха подышать свежим воздухом, я вдыхал
воздух Фахбабы и никакой другой.

Баллибаба, несмотря на свою малую протяженность, могла похвастаться
некоторым природным разнообразием. Так называемые пастбища, небольшой
торфяник, две-три рощицы, а по мере того, как приближаешься к ее границам,
холмистые и почти ласкающие взор виды, словно Баллибаба рада была дальше не
простираться. Но главным украшением этого района была неширокая бухта или
что-то в этом роде, которую медленно надвигающиеся серые приливы и отливы
наполняли и опорожняли, наполняли и опорожняли.

Толпы горожан неромантического вида приходили сюда из города, чтобы
полюбоваться этим зрелищем. Одни говорили: Нет ничего прекраснее этих
влажных песков. Другие: Лучше всего любоваться бухтой Баллибы во время
прилива. Как очаровательна эта свинцовая вода, которую можно было бы принять
за стоячую, если бы мы не знали, что это не так. А третьи утверждали, что
бухта похожа на подземное озеро. Но все сходились в одном, - как жители
Венеции, - что город их стоит на море. И украшали почтовую бумагу штампом:
Порт-Балли.

Население Баллибы было небольшим, что, признаться, меня радовало. К
возделыванию земля была непригодна. Не успевала пашня или луг обрести
видимые размеры, как их тут же поглощала священная роща или болотистый
участок, и из них ничего уже нельзя было извлечь, кроме второсортного торфа
и кусков мореного дуба, из которых делали амулеты, ножи для бумаги,
подставки для салфеток, четки и другие безделушки. Мадонна Марты, например,
родом из Баллибы. Пастбища, несмотря на проливные дожди, были чрезвычайно
скудны и усыпаны валунами. В изобилии там рос только пырей и какие-то
горькие голубоватые злаки, смертельные для коров и лошадей, но сносно
перевариваемые ослами, козами и черными овцами. Что же, в таком случае,
служило источником процветания Баллибы? Сейчас скажу. Нет, ничего я не
скажу. Ничего.

Вот, частично, то, что, как мне казалось, я знал о Баллибе, когда
покидал свой дом. Интересно, не путаю ли я ее с каким-то другим местом.

Шагах в двадцати от моей калитки дорога подходит к кладбищенской стене.
Дорога постепенно опускается, стена поднимается все выше и выше. И вскоре вы
оказываетесь ниже мертвых. Именно здесь я приобрел в вечное пользование
место на кладбище. До тех пор, пока будет стоять земля, это место останется
за мной, теоретически. Иногда я навещал свою могилу. Надгробье там уже
стояло. Простой крест, из белого камня. Можно высечь на нем мое имя, надпись
"Здесь лежит..." и дату моего рождения. Тогда не хватать будет только даты
смерти. Но мне бы этого не разрешили. Иногда я улыбался, как будто уже был
мертв.

Мы шли несколько дней подряд тайными тропами. Я не хотел, чтобы меня
видели на большой дороге.

В первый же день я обнаружил окурок сигары отца Амвросия. Оказывается,
я не выбросил его ни в пепельницу, ни в корзину для бумаг, а переложил в
карман куртки, когда переодевался. Случилось это бессознательно. Я с
удивлением разглядел окурок, раскурил его, сделал несколько затяжек,
выбросил. Это было самое выдающееся событие первого дня.

Я научил сына пользоваться карманным компасом. Это доставило ему
большое удовольствие. Вел он себя неплохо, лучше, чем я ожидал. На третий
день я отдал ему нож.

Погода была славная. Нам легко удавались положенные десять миль в день.
Спали мы на открытом воздухе. Осторожность не помешает.

Я показал сыну, как делать шалаш из веток. Хотя он и был скаутом, но
делать ничего не умел. Ошибаюсь, он умел разжигать костер. На каждом привале
он умолял меня позволить ему проявить это умение. Смысла в этом я не видел.

Питались мы консервами, за которыми я посылал его в ближайшие деревни.
Здесь он оказался весьма полезен. Воду пили из ручьев.

Все эти предосторожности были, конечно, бесполезны. Однажды я заметил в
поле знакомого фермера. Он направлялся к нам. Я немедленно отвернулся,
схватил сына за руку и устремил его в обратную сторону. Как я и предвидел,
фермер догнал нас. Поздоровавшись, он поинтересовался, куда мы идем.
Вероятно, это происходило на его поле. Я ответил, что мы идем домой. К
счастью, мы отошли еще не слишком далеко. Тогда он спросил, где мы были.
Возможно, у него украли корову или свинью. Прогуливались, - ответил я. Я бы
подбросил вас на машине, - сказал он, - но я поеду только вечером. Очень
жаль, - сказал я. Если вы подождете, - сказал он, - я сделаю это с
превеликим удовольствием. Я отклонил его предложение. К счастью, еще не
наступил полдень, и в моем отказе не было ничего странного. В таком случае,
счастливо добраться, - сказал он. Пришлось сделать большой крюк и снова
повернуть на север.

Эти предосторожности были, несомненно, преувеличены. Правильнее было бы
продвигаться по ночам, а днем прятаться, по крайней мере в начале
путешествия. Но стояла такая прекрасная погода, что я не мог заставить себя
сделать это. Конечно, дело здесь не только в моем удовольствии, но и в нем
тоже! Прежде со мной такого не случалось. А чего стоил наш черепаший шаг! С
прибытием мне было ведено не спешить.

Блаженно купаясь в бальзаме позднего лета, я судорожно размышлял над
инструкциями Габера. Мне никак не удавалось полностью восстановить их в
памяти. Лежа ночью в шалаше, скрывающем от меня очарование природы, я
полностью отдавался этой проблеме. Звуки, которые мой сын издавал во сне,
изрядно мне мешали. Иногда я покидал шалаш и прогуливался в темноте. Или
садился на землю, опершись спиной о ствол дерева, подобрав под себя ноги,
обхватив ноги руками, положив подбородок на колени. Но даже в этой позе мне
не удавалось пролить свет на суть вопроса. Чего именно мне не хватало?
Трудно сказать. Мне не хватало какой-то детали, которая придала бы сообщению
Габера цельность. Наверняка он сказал, что я должен делать с Моллоем, когда
я его найду. С обнаружением моя работа не кончалась. Это было бы слишком
просто. Так или иначе, в контакт с клиентом мне приходилось вступать
согласно инструкциям. Эти контакты принимали разные формы, от самых
энергичных до весьма осторожных. Дело Йерка, занявшее у меня почти три
месяца, успешно завершилось в тот день, когда мне удалось завладеть его
заколкой для галстука и уничтожить ее. Обнаружить клиента - далеко не самая
важная часть моей работы. Йерка я нашел на третий день. Свой успех мне не
требовалось никак подтверждать, мне верили на слово. Йуди, должно быть,
как-то меня контролировал. Иногда меня просили составить отчет.

А был случай, когда моя миссия свелась к тому, чтобы привести одну
личность в определенное место в определенное время. Весьма тонкое дело, если
учесть, что личность, о которой идет речь, была не женщина. Мне никогда не
приходилось иметь дело с женщинами. Очень жаль. Похоже, что Йуди не слишком
ими интересовался. В связи с чем я вспоминаю старую шутку о женской душе.
Вопрос: Есть ли у женщин душа? Ответ: Есть. Вопрос: Зачем? Ответ: Чтобы их
можно было проклясть. Очень остроумно. К счастью, я был свободен в выборе
дня. Указан был только час. Он явился в назначенное место, и там я его под
каким-то предлогом оставил. Это был симпатичный молодой человек, излишне
грустный и молчаливый. Я смутно припоминаю, что наплел ему какую-то историю
о женщине. Подождите, кажется, вспоминаю. Да-да, я сказал, что она влюблена
в него уже полгода и жаждет встретиться с ним в каком-нибудь укромном
местечке. И даже назвал ее имя. Довольно известная актриса. Сопроводив его в
назначенное ею место, я деликатно удалился, и это выглядело вполне
естественно. Он стоит передо мной до сих пор, глядя мне вслед. Кажется, он
уважал меня, как друга. Что стало с ним, не знаю. Я терял интерес к своим
клиентам, как только кончал с ними работать. Скажу больше: никого из них я
впоследствии не видел, ни одного. Я говорю об этом без всякой задней мысли.
О, я порассказал бы вам историй, будь у меня время. Сколько сброда в моей
голове, целая вереница призраков. Мэрфи, Уотт, Йерк, Мерсье и так далее. Я
ни за что бы не поверил - о нет, я охотно этому верю. Истории, истории. Я
никогда не умел их рассказывать. И эту не смогу.

Итак, я не знал, как мне поступить с Моллоем, когда я его найду.
Указания, которые Габер, безусловно, дал мне в этой связи, начисто
выветрились у меня из головы. Вот что получается, когда тратишь целое
воскресенье на глупости. И бесполезно было бы повторять: Что обычно от меня
требуется в подобных случаях? Мои инструкции были далеки от обычного. Была,
впрочем, определенная процедура, которая иногда повторялась, но не так
часто, чтобы оказаться с большой вероятностью именно той, которую я забыл. И
даже если бы эта процедура постоянно фигурировала в моих инструкциях, за
исключением одного-единственного случая, этого единственного случая было бы
достаточно, чтобы связать меня по рукам и ногам, такой я щепетильный.

Я говорил себе, что лучше об этом вовсе не думать, что сначала следует
найти Моллоя, а потом я что-нибудь придумаю, что спешить мне некуда, что я
вспомню все в тот момент, когда я меньше всего буду этого ожидать, и что,
если, обнаружив Моллоя, я так и не вспомню, что с ним надо делать, я всегда
сумею связаться с Габером, без ведома Йуди. Адрес его у меня есть, равно как
и у него мой. Я отправлю ему телеграмму: Что делать с М.? Он сумеет ответить
мне достаточно ясно, хотя и в выражениях, по необходимости, завуалированных.
Но есть ли в Баллибе телеграф? Короче говоря, я сказал себе, что я
всего-навсего человек и чем дольше буду я искать Моллоя, тем больше будет у
меня шансов вспомнить, что я с ним должен сделать. И мы мирно продолжили бы