темно-коричневыми пятнами.
собираясь что-то сказать, но в это время послышались гулкие шаги подкованных
кавалерийских сапог.
идущего к нему с каким-то пергаментом.
причиняй, прошу тебя, непоправимого вреда этому скитальцу, прозываемому, как
сказывают, Христом. Все говорят, что он безобидный праведник, чудесный
исцелитель всяких недугов. А то, что он якобы сын Божий, мессия и чуть ли не
царь Иудейский, так кто, может быть, на него наговорили. Не мне судить, так
ли это. Сам знаешь, что за скандальный и одержимый народ эти иудеи. А что,
если это правда? Ведь очень часто то, что на устах презренной толпы, потом
подтверждается. И если так окажется и на этот раз, тебя же потом проклянут.
Сказывают, что служители синагог здешних да городские старейшины испугались
и возненавидели этого Иисуса Христа из-за того, что народ вроде за ним
подвинулся, и из зависти священники его оклеветали и натравили на него
невежественную толпу. Те, что вчера молились на него, сегодня побивали его
камнями. Мне кажется, что если ты согласишься на казнь этого юродивого, то
вся худая слава впоследствии падет на тебя, супруг мой. Ведь нам не вечно
сидеть в Иудее. Я хочу, чтобы ты вернулся в Рим с достойными тебя высокими
почестями. Не делай этого. Давеча, когда его вела стража, я видела, какой он
красивый, ну прямо молодой бог. Кстати, мне сон привиделся накануне. Потом
расскажу. Очень важный. Не навлекай проклятия на себя и на свое потомство!".
который раз пожалел, что не отправил сразу же без лишних слов и проволочек
этого невменяемого и неистового лжепророка со стражей к палачам туда, за
городские сады, где на взгорье должна была совершиться казнь, которой
требовало иерусалимское судилище. И вот теперь и жена вмешивается в его
прокураторские дела, в чем ему виделась если не скрытая работа сил, стоящих
за Иисусом Христом, то, во всяком случае, сопротивление небесных сил этому
делу. Но небожителей земные дела мало интересуют, а жена - что она понимает
своим женским умом в политике, зачем ему пробуждать вражду первосвященника
Каиафы и иерусалимской верхушки, преданной и верной Риму, ради этого
сомнительного бродяги Иисуса, поносящего кесарей? Откуда она взяла, что этот
тип красив, как молодой бог? Ну, молод. Только и всего. А красоты никакой
особой в нем нет. Вот он стоит, побитый в свалке, как собака. И что в нем
нашла она? Прокуратор задумчиво прошел несколько шагов, обдумывая содержание
записки, и снова со вздохом сел в кресло. А меж тем у него промелькнула еще
мысль, что уже не раз приходила ему на ум: казалось бы, сколь ничтожны люди
- гадят, мочатся, совокупляются, рождаются, мрут, вновь рождаются и мрут,
сколько низостей и злодеяний несут они в себе, и среди всего этого отврата и
мерзости откуда-то вдруг - провидение, пророки, порывы духа. Взять хотя бы
этого - он так уверовал в свое предназначение, что точно во сне живет, а не
наяву. Но хватит, придется его отрезвить! Пора кончать!
так же молчаливо стоящему на своем месте, - допустим, ты праведник, а не
злоумышленник, сеющий смуту среди доверчивых людей, допустим, говоря о
Царстве справедливости, ты оспариваешь право кесаря владеть миром, допустим,
я поверю тебе, так вот скажи мне: что заставляет тебя идти на смерть? Открой
мне, что тобою движет? Если ты вознамерился таким способом воцариться над
народом израилевым, я тебя не одобряю, но я тебя пойму. Но зачем же ты
вначале рубишь сук, на котором собираешься сидеть? Как же ты станешь
кесарем, если ты отрицаешь власть кесаря? Сам понимаешь, сейчас в моей воле
оставить тебя в живых или послать на казнь. Так что же ты молчишь? Онемел от
страха?
не собираюсь быть.
лжепрозорливец, лжепророк, не уверяй, что ты царь Иудейский, чтобы чернь
отхлынула от тебя, чтобы не соблазнять их напрасным и преступным ожиданием.
Никакого Царства справедливости быть не может. Справедливо всегда то, что
есть. Есть в мире император Тиверий, и он и есть незыблемый оплот
мироустройства. А Царство справедливости, речами о котором ты подбиваешь
легкомысленных роптать, - пустое дело! Подумай! И не морочь голову ни себе,
ни другим. А впрочем, кто ты такой, чтобы римский император тебя
остерегался, - какой-то безвестный скиталец, сомнительный пророк, базарный
горлопан, каких полным-полно на земле Иудеи. Но ты соблазн посеял своим
учением, и этим сильно озабочен ваш первосвященник, поэтому раскрой свой
обман. А сам удались в Сирию или в другие страны, и я, как римский
прокуратор, попробую тебе помочь. Соглашайся, пока не поздно. Что ты опять
молчишь?
ли поймем друг друга. Зачем же я буду кривить душой и отрекаться От ученья
Господа таким образом, чтобы тебе и кесарю было выгодно, а истина страдала?
пристало отрекаться от того, что сказано во имя истины, ибо ты сам того
хотел. И второе - не пристало брать на себя грех за не содеянное тобой и
бить себя в грудь, чтобы от молвы чернящей отбелиться. Коли молва лжива, она
сама умрет.
бы ни был путь к спасению?
добровольно идешь на гибель?
глубоким морщинам, избороздившим его лоб. - Жара-то какая, не к перемене ли
погоды? - буркнул он себе под нос. И принял окончательное решение: "Зачем
мне все это? К чему стараюсь выгородить того, кто не видит в том проку? Тоже
чудак я!" И сказал: - В таком случае я умываю руки!
дворцовой ограды, за пышными садами, где изнывали в зное городские улицы в
низинах и на всхолмлениях иерусалимских, точно бы набухала глухая зловещая
тишина, готовая вот-вот разорваться. Пока до них оттуда доносились лишь
неясные звуки - гул больших базаров, где с утра смешались люди, товары,
тягловые и вьючные животные. Но между этими мирами было то, что разделяло их
и охраняло верхний от нижнего: за оградой прохаживались легионеры, а пониже,
в рощице, стояло кавалерийское оцепление. Видно было, как лошади
отмахивались хвостами от мух.
облегчение, ибо теперь он мог сказать себе: "Я сделал все, что от меня
зависело. Боги свидетели, я не подталкивал его к тому, чтобы он стоял на
своем, предпочтя учение собственной жизни. Но поскольку он не отрекается,
пусть будет так. Для нас это даже лучше. Он сам себе подписал смертный
приговор..." Думая об этом, Понтий Пилат готовил тем самым и ответ жене. И
еще подумал он, искоса глянув на Иисуса Назарянина, со смутной улыбкой
молчаливо ждущего своей заранее предопределенной участи: "Что сейчас на уме
у этого человека? Небось теперь он сам же горько сожалеет, понимает, во что
ему обойдется его премудрое учение, от которого он не смеет отступиться.
Попал в собственный капкан. Попробуй теперь вывернись: один Бог на всех - на
все земли, на весь род людской, на все времена. Одна вера. Одно Царство
справедливости на всех. Куда он метит? Что и говорить, всем бы этого
хотелось, на том он и решил сыграть! Но вот так жизнь и учит нас, вот так
карает чрезмерную хитроумность. Вот так оборачивается покушение на трон, не
предназначенный от роду. Чего захотел! Решил смутить чернь, взбунтовать
против кесарей и чтобы от толпы к толпе пошла та зараза по миру. Весь
исконный порядок мироустройства решил опрокинуть вверх дном. Отчаянная
голова! Ничего не скажешь! Нет, такого никак нельзя оставлять в живых. С
виду вон какой избитый, смирный, а что в нем таится - ведь вон что затеял,
только великому уму такой план под силу. Кто бы мог это в нем предположить!"
Успокаивало его и то, что теперь не придется вести неприятного разговора с
первосвященником Каиафой, открыто требующим от имени синедриона утвердить
решение суда по поводу Иисуса Назарянина.
будешь во всем прав, - проронил Иисус, точно бы отгадывая мысли прокуратора.
дело Рима превыше всего, ты о себе подумай, несчастный!
поздно, подумай еще, пока я отлучусь, и если не переменишь к моему
возвращению свое решение, я произнесу последнее слово. И не мни, что ты царь
Иудейский, опора мира, что без тебя земле не обойтись. Напротив, все
складывается не в твою пользу. И время твое давно истекло. Только отречением
ты еще мог бы спасти себя. Ты понял?
просторную тогу. Костистый, большеголовый, лысый, величественный, уверенный
в достоинстве своем и всесилии. Когда он шел вдоль Арочной террасы, взгляд
его снова упал на ту птицу, царски парящую в поднебесье. Он не смог
Махров Алексей
Мичурин Артем
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур
Шилова Юлия
Куликов Роман