инопланетная рыба! Мне ее видеть надо!
Я стал разглядывать папину "ведьму". Я думал, что она на вид должна
быть, как и на Земле, поскромнее морских. Ничего подобного. Не ведьма,
конечно, но... Почти черная, даже фиолетовая, с продольной узкой красной
полосой. Рожа страшноватая, тупая, а глаза не по бокам, а очень близко друг
к другу на лбу и очень выпуклые.
-- Как ее зовут? -- спросил я.
-- Алабия, -- сказала Пилли. -- Довольно вкусная.
Я вернулся в столовую. Орик задумчиво играл с Сириусом.
-- Что, тоже о памятнике для него подумываете? -- Ну и шутка.
-- А знаешь -- мысль мелькнула. -- Орик улыбнулся.
-- Кстати, -- сказал папа. -- На Политории верят в бога?
-- Это кто -- бог? -- спросила Пилли, входя. Папа, как мог, объяснил,
хотя это было очень непросто.
-- Нет, такой веры у нас нет.
-- Но какая-то есть, если даже как и на Земле, не всеобщая?
-- Конечно, мы без этого не обошлись, -- сказала Пилли. -- Мы верим в
чистый разум с большой буквы: Чистый Разум.
-- Это лишено божественного смысла? -- спросил папа. -- Ну, как вера в
любовь, в доброе начало...
-- Если идти от вашего бога, то Чистый Разум -- понятие божественное.
Это некий сгусток, невидимое облако там, куда и корабли долететь-то не
могут. Чистый Разум вбирает в себя все, что есть в нас: и высокое, и дурное,
он руководит нами, нас судит и решает наши судьбы. Все это связано с высокой
идеей.
-- А у вас были, наверное, времена, когда политоры ели мясо политоров?
-- Случалось. В глубокой древности.
-- С массовым размахом?
-- Нет, в отдельных племенах.
-- Как и у нас на Земле, -- сказал папа.
-- Ну, если и у вас так было, и рабство было, -- вы не менее
парадоксальное общество, чем мы.
-- Иногда мне кажется, -- сказал папа, -- что надо не только не
позволить элите улететь, но нужно улететь самим, элиту бросить, улететь на
огромную хорошую планету и зажить на ней большим и свободным сообществом.
-- Орик, он бог, что ли, уль Владимир? Попал в точку: ведь бродят в
воздухе и такие идеи, правда, втихую.
Я чудом вдруг ощутил, что через минуту мне следует быть наверху иглы.
Корабли в ночи проплывали чрезвычайно редко. В общем, Латору не сложно
было уйти в темное небо и потом спуститься ко мне, что он и сделал,
прилетев, конечно, с сумкой и фонарем. Он возник на перилах балкона как
черный ангел, едва видимый в темноте мы спустились вниз, он поздоровался со
всеми, и мы быстро съехали вниз и моментально взлетели. Сразу же я все
подробно объяснил ему.
Не дожидаясь моего предложения, он все повторил. Мы летели высоко, но
отыскали планетарий точно (геллы отлично видели в темноте), я сделал широкую
дугу, спустился на уровень галереи метрах в двухстах от нее и сказал Латору:
пора. С сумкой и фонарем в ней он легко скользнул вниз, волна от его крыльев
пробежала мягко по моему лицу, и он стал удаляться, бесшумно толкая крыльями
свое тело вперед я немного спустился, завис над землей и достал трубу
Орика. Было тихо кругом, пусто и достаточно темно какой-то неясный свет все
же шел с неба, и кое-как я видел Латора вдалеке. Вот он долетел до окон,
пошарил, видимо, рукой, глазами нашел щель, секунда-другая -- и он исчез в
галерее. Я был очень напряжен, было нелепое ощущение, что опасность
притаилась где-то внутри галереи. Мелькнул на секунду слабый свет фонарика
Латора, потом большая пауза, вновь я едва различил Латора уже снаружи, опять
-- пауза (он закрывал окно), и очень скоро его крылья оказались над моей
головой, и он опустился в кресло.
-- Закрыли окно хорошо? -- шепотом спросил я.
-- О, да. Щелочка с палец. Махонькая.
-- Отлично. Погнали.
Я ушел в небо, мы тихо скользили в теплом воздухе, я попросил Латора
раскрыть сумку, он раскрыл, и этого было достаточно, чтобы все ему
объяснить.
-- Модель топливом заправлена, -- сказал я. -- Теперь только полет. И
сделаете вы вот так. -- Я зажег фонарь и, светя им прямо в сумку, показал
ему систему запуска. Он все время кивал головой и после медленно и дважды,
как бы успокаивая меня, повторил все, что сказал я.
-- Ир-фа сказал, что обыскивать вас не будут. Во время работ, до
отдыха, не надо оставлять сумку в корабле. (Он кивнул.) Если вдруг вас
забросят на Тиллу-два, не смущайтесь, установленный курс годится. Вот и все.
А как Мики?
-- О, завтра уже будет летать, как птичка.
-- Это прекрасно, -- сказал я. -- А я попробовал "планировать".
-- И как? Понравилось?
-- Потрясающе! И получилось, главное, с первого раза.
-- Здорово, это не часто бывает. Так говорят.
-- Я не полечу в нижний город, ладно? Добросить вас поближе?
-- Это неважно, -- сказал он, -- летите пока вот так. -- Жест рукой. Я
ускорился, Латор закрыл сумку и, положив мне руку на плечо, сказал: -- Не
волнуйтесь. Будем надеяться.
Я сказал:
-- Да, да. Спасибо. Вы вернетесь к вечеру, да? Сразу звоните мне. Если
я буду не в лучшем месте, я дам понять. Привет Лате и Мики! Он сжал мою руку
и исчез за бортом моей машины.
10
Орик улетел на свидание с а,Тулом, а мы с папой полетели посмотреть
Тарнфил сверху. Пилли мы дали передохнуть после завтрака, и она укатила к
какой-то подруге шить платье. Народу днем было не так уж и много, и мы
полетели сначала по надземному Тарнфилу, нечто в виде слалома между
домами-шарами. На улицах, вчера и сегодня, было больше, чем обычно, военных,
точно мы не знали, что это именно военные (хотя, как оказалось, не
ошиблись), просто они были в особой форме, отличавшейся от формы полиции.
После мы связались с Ориком и попросили его позвонить на космодром,
чтобы нам разрешили навестить наш "Птиль" и кое-что забрать, в том числе
аппараты и пленки.
-- А что можно снимать? -- спросил папа.
-- Все.
-- Помилуйте, как это все?
-- А все объекты стратегического значения скрыты.
-- А космопланы? Такие, как у Карпия?
-- Разве по внешнему виду на Земле сумеют создать аналогию, то есть
корабль, способный долететь до Политории?
-- Думаю, нет.
-- Вот и я так думаю. Я им позвоню, на космодром.
И мы с папой дунули на центральный космодром. Прилетев, мы убедились,
что охрана в курсе дела и мы спокойно можем посетить "Птиль", корабль Карпия
"на приколе" и там уже предупреждены. До корабля (он стоял далеко) мы можем
подлететь на своей машине. На корабле Карпия нас принял не он сам, а Ол-ку.
Он любезно довез нас на машине до "Птиля", в наш кораблик с нами не
поднимался, ничего не контролировал, то же самое было и при выходе с
космодрома -- никакой проверки. Быстро взяв, что нам было нужно, мы с папой
все же секунд двадцать молча посидели на наших легоньких креслах: какая-то
грусть накатила на нас -- не передать. Когда мы взлетели и "поплыли" в
центр, папа выдал мне свою маленькую тайну: он, будучи на "Птиле", включил
на полную катушку излучатель биополя. Если это будет замечено и кому-то не
понравится, можно будет отключить и извиниться, мол, проверяли приборы
(по-хозяйски, это было понятно), отключили, а этот канал -- забыли, эко
диво. Излучатель биополя стоял, как правило, на всех наших космолетах и
машинах, развивавших большую скорость в воздушном пространстве, -- поток,
довольно мощный, биополя, как ветродуем, сдувал с пути корабля птиц и
птичек, чтобы корабль их не "шлепнул". То, что это поле на "Птиле" вполне
пробивается сквозь стенки Карпиева корабля, стало ясно сразу же, как мы
начали от корабля удаляться: маленький сигнализатор с "Птиля", который папа
давно забрал с собой, легко регистрировал его, этого поля, наличие и силу. И
то, что стенки корабля эту силу значительно уменьшали, было нам, как
оказалось, только на руку, потому что частично папин замысел сводился к
тому, что влияние нашего биополя по мере удаления от "Птиля" должно по шкале
сигнализатора быстро упасть до нуля. Так оно и произошло, папа заулыбался,
довольный, и сказал:
-- Понял, куда я клоню?
Я сказал: "Пока нет".
-- Тебе ведь понравилась моя логика детектива? -- хохотнув, спросил
папа. -- Правда, это было предположение, не более, хотя и логичное, я хочу к
нему добавить кое-какие доказательные детали, если это выйдет. Теперь понял?
-- Нет, -- сказал я, -- не понял, пап.
-- Думай о птицах, -- сказал он, но я ничего не понимал, как пень
космодром был довольно далеко от Тарнфила, и папа, как оказалось, специально
"плыл" очень медленно, а мне велел глазеть на шкалу биополя нашего
сигнализатора.
Папа сказал:
-- Как ни крути, птицы Земли и здешние имеют много общего. Геллы и
политоры в процессе развития наверняка закрепили некоторую разницу своих
биополей. Гак вот, их машина -- излучатель не некоего биополя, но биополя,
направленного на организм птиц, геллы -- куда более птицы, чем остальные
политоры, и не исключено, что, при всей разнице устройства на "Птиле" и этой
машины, на шкале нашего сигнализатора кое-что появится (я уже все понимал)
по мере приближения к квистории, то есть к машине-излучателю.
В конце этой его фразы стрелочка шкалы дрогнула, и по мере того как мы
Володихин Дмитрий
Ильин Андрей
Мичурин Артем
Соломатина Татьяна
Шилова Юлия
Афанасьев Роман