Тогда уж до порта не носи, лучше пусть у меня полежит.
То-то счастье привалит третьему!
расскажу?
трансляцию запустил какую-то эстраду - датскую или норвежскую. Какой-то Макс
объяснялся с какой-то Сибиллой. Грустно это, я вам скажу, - слушать, как
музыка льется ночью над морем, даже когда она веселая. Она сама по себе, а
море - само по себе, его все равно слышно, даже вот когда крохотная волнишка
чуть подхлюпывает у обшивки.
песенка, а так себе, флейта чего-то тянет, барабан тихонько подгромыхивает -
даже как будто невпопад. Называется "Ожидание". В горле пощипывает, когда
слушаешь.
рядом с ходовой рубкой. Повернуться там негде, сплошь аппаратура, и качает
его сильнее, чем нас под палубой, и вечно народ толчется. Но я б согласился
так жить - ночью ты все равно один, видишь чьи-нибудь огни в иллюминаторе, а
что там штурман мурлычет на вахте или треплется с рулевым, это можно не
слушать, музыкой заглушить.
магнитофоне пленка уже кончалась. Но он, верно, и во сне знал, где она у
него кончается, - полез спросонья менять бобину. И наткнулся на меня.
Приемник в углу шипел тихонько, подсвечивал зеленым глазком.
запиши: сколько обещали, сколько подтвердили. Ты с радиограммой?
Лицо у него то красным становилось от затяжки, а то - зеленым от рации.
Вдруг он спросил:
лобастенький, быстро улыбается, быстро хмурится, а морщины все равно не
уходят со лба. Уже - где лоб, где темечко, волосы белые редки, залысины
далеко продвинулись - к сорока поближе, чем к тридцати пяти. Нет, мои все
"маркони" как будто помоложе были.
плавал! Зверь был, а? Зверь, не кеп!
берег завозил и сам чуть не утонул?
метров до пирса не довезла. Так спешили, что все горючее сожгли. Ну что - на
конце подтягивайся к пирсу. Но шлюпку спускать - с ней же час промытаришься.
ночи дома не будем. Тут Ватагин раздевается, китель вешает на подстрельник,
мичманку на кнехт, бросательный в зубы и - бултых, поплыл. Ну, пока он
бросательный тащил, все ничего, только что холодно в феврале купаться. А
когда самый-то швартовый пошел, тут он его и потащил на дно. Ему орут:
"Брось его к лешему, душу спасай!" Нет, тянет. Ну, ты ж знаешь Ватагина!
Пока не догадались - за этот же конец его обратно на пароход втащили. Из
зубов он его не выпускал. Потом - все-таки шлюпкой завезли...
палубный один свалился за борт. И никто не заметил, он сразу под воду ушел,
а когда скинул сапоги и вынырнул, то уже кричать не мог, дыхание зашлось. И
как его тот же бравый Ватагин заметил случайно с мостика. Никому ни слова,
тревоги не поднял - зачем ему потом в журнале писать: "Человек за бортом"? -
а сам быстренько разделся до пояса, обвязался железным тросом и прыгнул. С
полчаса они там барахтались втихомолку - Ватагин его один хотел вытащить,
команда чтоб и не знала. Но пришлось-таки голос подать. Мы их уже
полумертвых вытащили. Все-таки он шалавый был, этот Ватагин - если у нас в
башке, у каждого в среднем по пятьдесят шариков, то у него, примерно, двух
не хватало.
ему: в соседнем отряде картина имеется, австрийская, "Двенадцать девушек и
один мужчина", ну сильна комедь! Он и про рыбу забыл - какая там рыба! Трое
суток мы, как пираты, по всему промыслу шастаем, людей пугаем, и он в
матюгальник у каждого встречного спрашивает: "А ну отзовись, не у вас ли
"Двенадцать девок"?" Не успокоился, пока не нашли. Дак потом мы ее суток
трое крутили без остановки. И все равно он ловил больше всех. Удачливый был,
черт. Или нюх какой-то имел на рыбу. Что ты! Разве теперь такие кепы
водятся?
люди когда-то ходили по морю - мариманы, золотая когорта, каждому хоть
памятник ставь при жизни, и куда ж это все ушло, - и сошлись мы на том, что
и кеп у нас так себе, звезд, наверное, не хватает; и команда какая-то
подобралась недружная, и вообще-то вся экспедиция у нас не заладится...
надел наушники, стал записывать. Потом погасил зеленый глазок.
ваша братия понаписала, целые повести. - Зажег плафончик над столом. Там
ворох лежал тетрадных листочков, исписанных чернильным грифелем. - Хочешь -
зачти. Только между нами.
кумовьям, жене наказывал беречь Неддочку и Земфирочку, "пусть будут
здоровенькие, а папка им с моря-океана гостинцев привезет и сказку расскажет
про морские чудеса". Шурка Чмырев, тот со своей Валентиной объяснялся
сурово: "Ты помни, что я тебе тогда сказал, а если моя ревность и вообще
характер тебя не устраивают, то лучше порвать это дело, пока не поздно. А
еще я Гарику задолжал десятку, отдашь ему с аттестата и пиши мне чаще. Твой
супруг Александр". Митрохин своему братану отбивал на другой пароход:
"Здравствуй, брат Петя! Знаю, что ты на промысле. У нас тоже начались
трудовые будни. Первая выметка!!! Экипаж у нас хороший. Сообщи, как у вас.
Петя, приложи все усилия, а я со своей стороны тоже приложу, чтобы нам
встретиться в море..."
существенно. Говори им, не говори, что у меня больше, чем двадцать слов, в
эфир не принимают. Вот, третий штурман - сразу видно морского человека:
"Дорогая Александра! Я вас недостоин. Черпаков".
него и на груди, где разошлась ковбойка, виднелись наколотые письмена,
русалки с якорями, мечи, обвитые змеями.
знать. Ленку - "юношу"!..
траулерах и в помине не было.
заявления писать в Управление флота, чтобы всех женщин, которые плавали
юнгами на СРТ, списали бы начисто: из-за этих женщин у них семейная жизнь
разлаживается. И всех их заменили мужиками.
она знаменитая была женщина. Про нее легенды складывали. Как она в кубрик к
матросам бегала. Всем желающим - пожалуйста. А когда в порт приходили и кеп
аванс выдавал, а она от него по левую руку сидела, а по правую - профорг. Он
свои взносы собирал, она - свои.
Буркатовский Сергей
Шилова Юлия
Каменистый Артем
Круз Андрей
Плотников Александр
Кервуд Оливер Дж.