Чтение 29–й страницы книги ~Упадок и разрушение~

которые питаются падалью и отбросами человечества, общество уготовило
безжалостную кару".

Итак, Поль очутился в тюрьме, а в газетах, теперь уже не на самом
видном месте, появились заголовки: "Приговор великосветскому жениху" и
"Мнение присяжных о вампирах". Для широкой публики тем дело и кончилось.

Впрочем, еще до суда произошел разговор, заслуживающий внимания всех
тех, кто интересуется путаными событиями, в которых известную роль сыграл
Поль Пеннифезер. Незадолго до процесса в камеру Поля явился Питер
Бест-Четвинд.

-- Привет! -- сказал Поль.

-- Привет, Поль, -- кивнул ему Питер. -- Мама просила, чтобы я к тебе
зашел. Она велела узнать, приносят ли тебе обеды -- за них заплачено. Думаю,
все очень вкусно: заказывал-то я. Мне казалось, что тебе захочется
чего-нибудь полегче, не слишком сытного...

-- Обеды превосходны, -- ответил Поль. -- А как Марго?

-- Я, собственно, затем и пришел. Марго уехала.

-- Куда?

1 Цитата из стихотворения английского поэта Ричарда Лавлейса
(1618--1658) "Послание Альтее из тюрьмы".

-- На Корфу. Совсем одна. Это я ее заставил -- она хотела прийти на
суд. Сам понимаешь, газетчики и знакомые нам проходу не давали. Ты на нее не
сердишься, а, Поль? Да, вот еще что! Полицейский нас не услышит? Вот какое
дело. Помнишь этого старикашку, Контроверса? Он теперь министр внутренних
дел. Явился он к маме -- прямо как в романах Оппенгейма1 -- и
сказал, что, если она за него пойдет, он тебя вызволит. Видно, романов
начитался. Мама думает: может, он и прав, и хочет узнать твое мнение. Она-то
считает, что сама во всем виновата, и, чтобы помочь, пойдет на что угодно и
куда угодно -- только не в тюрьму, разумеется. Вообрази себе маму -- в
тюрьме! Так выходить ей за Контроверса? Тогда тебя выпустят. Или ждать, пока
ты сам не выйдешь и на ней не женишься? Вопрос стоит ребром.

Поль вспомнил профессора Силена: "Лет через десять она начнет
барахлить", -- но сказал:

-- Лучше пусть ждет.

-- Я так и знал, что ты так скажешь. Поль, я ужасно рад. Мама еще
говорит: "Мы с ним оба знаем, как и чем я могу его за все это
отблагодарить". Ее собственные слова. Тебе ведь дадут не больше года, а?

-- Да, уж конечно, не больше, -- ответил Поль. Его приговорили к семи
годам тюремного заключения. "Лет через десять она начнет барахлить", --
повторял он, пока трясся в "черном вороне" по дороге в Блекстонскую тюрьму.

В тюрьме Поль сразу же встретил множество людей, среди которых
оказалось и несколько старых знакомых. Первым, кого он вид ел, был
надзиратель с дегенеративным лбом и злобными повадками. Он с грехом пополам
записал фамилию Поля в регистрационную книгу и отвел его в камеру. Судя по
всему, надзиратель был в курсе газетных новостей.

-- Что, не похоже на "Ритц"? -- спросил он. -- Мы таких субчиков не
любим, понял? Мы их живо берем в оборот. Живо выбьем у тебя "Ритц" из
головы, альфонс ты эдакий.

Однако тут он ошибся, ибо через минуту перед Полем предстал Филбрик.
Правда, арестантская куртка была ему велика, а щеки поросли щетиной, но
манеры у Филбрика были по-прежнему великосветские.

-- Я так и знал, что скоро мы увидимся вновь, -- заявил он. -- Меня, по
знакомству, определили банщиком. Для вас я придержал лучшие штаны и
замечательную куртку -- без единой вошки!

Он бросил на лавку стопку белья. На белье стояли штампы в виде большой
черной стрелы. Вернулся надзиратель, и за ним -- другой, очевидно, его
начальник. Вдвоем они старательно описали все, что было на Поле.

-- Туфли коричневые, одна пара. Носки фасонные, одна пара. Помочи
черные шелковые, одна пара, -- монотонно вещал надзиратель. -- В жизни не
видел, чтобы на одном человеке было столько барахла!

Не раз они останавливались и спорили, как пишется то одно, то другое
слово, так что опись продолжалась довольно долго.

-- Портсигар белого металла, с двумя сигаретами. Часы белого металла.
Булавка для галстука, фасонная.

Знал бы надзиратель, что Марго выложила за эту булавку куда больше, чем
он зарабатывал за год!

Запонки костяные, одна пара. Запонки для манжет, фасонные.

Надзиратели недоуменно разглядывали золоченое кольцо для сигар, подарок
шафера.

-- Чего это?

-- Это для сигар.

-- Ишь язык распустил! -- возмутился надзиратель и шлепнул Поля по
голове туфлями, которые в тот момент держал в руках. -- Запиши: инструмент.
Ну, вот и все! -- подытожил он. -- У тебя есть вставные зубы? Тебе
разрешается оставить их при себе -- мы только запишем.

-- Нет, -- ответил Поль.

-- Имеется ли суспензорий или иные гигиенические приспособления?

-- Нет, -- ответил Поль.

-- Ладно. Иди в баню!

Поль отсидел положенные десять минут в теплой лужице положенной
температуры, вдыхая бодрящий запах дезинфекции, после чего оделся во все
тюремное. Утрата личных вещей вызвала в нем, как ни странно, приятное
чувство беспечности.

-- Вы роскошно смотритесь! -- восхитился Филбрик. Затем Поля повели к
тюремному врачу, который сидел за столом, заваленным формулярами.

-- Фамилия? -- спросил врач.

-- Пеннифезер.

-- Находились ли на излечении в психиатрических лечебницах или других
родственных учреждениях? Если да, то сообщите подробности.

-- В течение двух лет я учился в колледже Скон, в Оксфорда -- ответил
Поль.

Врач поднял голову и в первый раз взглянул на него.

Оставьте ваши прибауточки, любезный, -- процедил он. -- Я на вас мигом
натяну смирительную рубашку.

-- Извините, -- пробормотал Поль.

1 Эдвард О п п е н г е й м (1866--1946) -- английский
писатель, автор многочисленных романов из жизни "высшего света".

-- Отвечать только на прямые вопросы врача! -- зарычал за спиной
надзиратель.

-- Извините, -- механически повторил Поль и получил пинок в зад.

-- Страдаете туберкулезом легких или другими заразными заболеваниями?
-- осведомился врач.

-- Насколько мне известно, нет, -- ответил Поль.

-- Тогда у меня все, -- сказал врач. -- Освидетельствование показало,
что к вам могут применяться все виды обычных дисциплинарных взысканий, а
именно: наручники, ручные, а равно и ножные кандалы, смирительная рубаха,
связывание в "козлы", карцер, диета номер один, диета номер два, а также
розги и плеть. Жалобы имеются?

-- Как, и все это сразу? -- в ужасе спросил Поль.

-- Сразу, если будешь задавать нахальные вопросы. Последите за этим
субъектом, надзиратель. Он, судя по всему, любит мутить воду.

-- Иди сюда, ты! -- рявкнул надзиратель.

Они прошли по коридору и спустились по железной лестнице. По обе
стороны тянулись длинные галереи с металлическими перилами, а в каждую
галерею выходило множество дверей. Между этажами были натянуты проволочные
сетки.

-- Не вздумай дурить, -- сказал надзиратель. -- В нашей тюрьме
самоубийства запрещаются, ясно тебе? Вот твоя камера. Содержи ее в чистоте,
не то я тебе задам. А это -- твой номер.

Он пришпилил к куртке Поля желтый кружок.

-- Совсем как у носильщиков, -- не удержался Поль.

Заткнись ты..., -- ответил надзиратель и хлопнул дверью.

"Со временем я начну, наверно, уважать этих людей, -- подумал Поль, --
они, в сущности, куда безобиднее всех тех, кого я знал раньше".

Следующим на очереди был учитель тюремной школы. Отворилась дверь, и в
камеру вошел молодой человек в твидовом костюме, с нездоровым цветом лица.

-- "Дэ четыреста двенадцать", вы умеете читать и писать? -- спросил
учитель.

-- Да, -- ответил Поль.

-- В какой школе вы учились?

-- В закрытом интернате, -- ответил Поль (в привилегированной школе,
где он учился, этому придавали большое значение).

-- Каков был ваш уровень по окончании школы?

Понятия не имею. У нас никаких уровней не было.

Учитель записал фамилию Поля в тетрадку, а сбоку приписал: "Нарушения
памяти". Затем он вышел и через минуту вернулся с книжкой.

-- Постарайтесь одолеть эту книгу за месяц, -- попросил он. -- По утрам
будете ходить на занятия. Это совсем не трудно, раз уж вы умеете читать.
Книгу начинают читать вот отсюда, -- добавил он, заботливо открывая ее перед
Полем на первой странице.

Это был учебник грамматики, изданный в 1872 году.

-- "Слог представляет собою целокупное звучание, производимое одним
усилием голоса", -- прочел Поль. -- Благодарю вас, -- сказал он. -- Мне это
будет очень интересно.

-- Если покажется трудновато, вы ее через месяц обменяете, -- успокоил
его учитель. -- Но вы все же постарайтесь дочитать до конца.

Дверь захлопнулась.