Чтение 29–й страницы книги ~Любимые забавы папы Карло~

- И что теперь? - набычился Олег.

- Моя машина останется в сервисе, кто ее к дому пригонит?

- Ты.

- Я?

- - Ну да! Сядешь на метро и...

У меня потемнело в глазах.

- Как тебе не стыдно!

Олег швырнул вилку на стол.

- Опять! Только не начинай скандал! Иногда мне хочется оказаться в таком месте, где я еще ни разу не бывал, и заняться тем, чем никогда не занимался! Уехать бы далеко-далеко и не слышать твоих воплей!

Томочка сидела, опустив голову. Семен, крякнув, встал и, пробормотав:

- Совсем забыл, мне же надо позвонить, - быстро вышел из столовой.

Я пыталась справиться с некстати подступившими слезами, Олег же, не замечая ничего вокруг, продолжал громко вещать, как ему надоело все вокруг.

- В принципе, - вдруг сказала Кристина, отодвигая тарелку с недоеденной котлетой, - тебе можно легко помочь.

Олег с удивлением воззрился на девочку.

- Ты о чем?

Кристя моргнула раз, другой, потом протянула:

- Вот только что ты говорил: хочу оказаться там, где ни разу не бывал, и заняться тем, чего никогда до сих пор не делал, верно?

- Да, - кивнул Куприн, - на необитаемом острове, к примеру.

- Ну зачем же на край земли катить, - безмятежно заявила Кристина, - есть более простой способ осуществления твоих заветных желаний. Собери со стола посуду, отнеси ее на кухню и помой спокойно, а мы, женщины, в это время телик посмотрим. Сразу двух зайцев убьешь: окажешься в помещении, которое почти не посещаешь, и сделаешь дело, которым никогда не занимался. Ей-богу, чистить сковородки нудно, но не трудно, ты сообразишь, что к чему.

Томочка опустила голову почти в тарелку, я, чтобы не захохотать во весь голос, прикусила нижнюю губу. Олег посидел пару секунд молча, потом встал и, не говоря ни слова, вышел. Кристя вскочила на ноги.

- Вилка, ты дура! Почему позволяешь себя унижать! Значит, он не может на метро до сервиса добраться, а ты плюхай в вагоне! Не смей ему машину давать.

- Кристя! - покачала головой Томочка. - Нельзя так, мужа надо беречь!

- Зачем? - спросила девочка.

- Ну... - хором вякнули мы с Томуськой, - ну...

- Может, наоборот, а? - топнула ногой Кристя. - Это они обязаны нас лелеять. Вам, клушам, такое и в голову не приходило? Одна целый день по хозяйству убивается, другая деньги зарабатывает.

- Мне только недавно хорошо платить стали, - напомнила я.

- А я вообще не работаю, - добавила Тома, - с Никитой сижу!

- Ты сына сама себе пальцем сделала? - налетела Кристина на мать.

- Нет, - растерянно ответила та.

- Значит, Никита еще и папин?

- Конечно.

- Ну-ка посчитай, - уперла руки в бока Кристя. - Домработница теперь как минимум триста баксов в месяц стоит, и нянька не меньше. Повар, думаю, на такую же сумму потянет, еще ты папу стрижешь, следовательно, он на этом экономит.

Выгодное дело, однако, жену иметь. Ну-ка, прикинь на минуту, что ты с отцом разошлась. Придется ему кучу народа для собственного обслуживания нанимать да еще секс-услуги оплачивать!

- Кристя, - покраснела Томочка, - что ты несешь!

Но девочка совершенно не смутилась.

- Я-то все правильно говорю, - отрезала она, - и если мне когда-нибудь придет в голову пойти в загс, то в моей семье дело будет обставлено по-иному. Это за мной станут ухаживать и обо мне заботиться! Я вовсе не собираюсь жить как вы, две чмы!

- Слово "чмо" не изменяется по падежам, - машинально поправила я разбушевавшегося подростка.

Кристя скорчила гримасу.

- Может, я и безграмотная дура, но в обиду себя не дам!

Взметнув коротенькую юбчонку, девочка унеслась в коридор. Мы с Томочкой молча уставились друг на друга.

- Ты бы могла так разговаривать с мамой? - прошептала Томуська. - Ну, про секс-услуги и прочее.

- Не знаю, я не имела матери.

- Да, конечно, а с Раисой?

Я вздрогнула.

- Мачеха живо схватила бы скалку и отходила меня до синяков. Но Кристина, слава богу, родилась уже в иной стране, она никого не боится и на самом деле не позволит себя унижать. Даже от любимого мужа ничего терпеть не станет, наподдает ему по башке и уйдет.

- Считаешь, это хорошо? - протянула Томуська. - И я не должна наказать ее?

- Думаю, нет. Во-первых, поздно, Кристя выросла и имеет твердое мнение по каждому вопросу.

Во-вторых, она права, хоть я не одобряю ее выражансов и гнева. Лично я, послушав Кристину, сделала выводы и сейчас, немедля, спрячу ключи от тачки. Сама поеду завтра на своей машине по делам, а Олег потащится на метро.

- У него в подземке всегда кружится голова, - напомнила незлобивая Томочка.

Я хорошо знаю: мою лучшую подругу отливали в той же форме, что и мать Терезу, но почему-то сейчас ее интеллигентность и нескандальность стали меня злить.

- А я в метро кашляю, - сообщила я, - на то Олег и сильный пол, чтобы уступать слабому. Коли Куприну нехорошо под землей, пусть возьмет бомбиста.

- Мне просто не хочется, чтобы утром разгорелся скандал, - тихо сказала Томуся.

Я улыбнулась:

- Не волнуйся, все будет хорошо.

* * *

Утром я умчалась из дома полседьмого. Путь предстоял не ближний, и потом, я не люблю носиться по шоссе, словно угорелая, а до Звенигорода мне добираться долго. Не испытывая никаких угрызений совести, я схватила ключи от своей тачки.

Олег еще спит. Он не увидит, как жена села в машину, а когда поймет, что ему предстоит воспользоваться общественным транспортом, я окажусь уже далеко, скандал Олегу устраивать будет некому.

* * *

В Гопакове я очутилась около десяти, высунулась из окошка и спросила у тетки, торговавшей газетами:

- Где тут у вас дом престарелых?

- Ехай по главной улице, - миролюбиво отозвалась баба, - до конца, от водокачки налево, и увидишь три дома, тама дурка, уроды и старики, просекла?

Я кивнула, конечно, понятно. На одном пятачке стоят психиатрическая лечебница, психоневрологический интернат и дом престарелых.

Ехать пришлось пять минут. Гопаково кончилось, на окраине высилась здоровенная круглая башня из темно-красного кирпича, левее, среди деревьев, ярко выделялись три здания, выкрашенные когда-то в невероятные цвета: сочно-бирюзовый, ядовито-розовый и лимонно-желтый. Краска облупилась, оконные рамы были разномастными, крыши, похоже, не перекрывались заново со времен царя Гороха, а латались, словно лоскутное одеяло.

Нужное мне здание оказалось самым крайним, выкрашенным в цвет взбесившейся канарейки. Я с трудом открыла огромную деревянную дверь, вошла в пустой, чисто вымытый холл и почувствовала, как сжалось сердце. Господи, сделай так, чтобы мне никогда не пришлось доживать век в подобном месте!

Хотя тут довольно аккуратно, пол покрыт красно-белой плиткой, стены выкрашены темно-синей краской, лестница с широкими серыми ступенями покрыта вытертой ковровой дорожкой. Отчего же меня охватила тоска? Может, из-за запаха? В здании витал аромат хлорки, переваренной капусты и дешевой пудры. На секунду мне показалось, что это особые духи под названием "Нищета", а может, "Горе"...

- Вы к кому? - спросил тоненький голосок.

Я повернула голову и увидела старушку в темно-синем халате. Опершись на швабру, она глядела на меня блеклыми глазами.

- Мне нужна Марфа Ефимова.

- А вы ей кто? - бдительно поинтересовалась уборщица. - Родня? Внутрь только своих пускают.

- В общем, да, - быстро ответила я, думая, что сейчас бабуся разрешит мне пройти.

Но она вдруг строго сказала:

- Постой-ка тута, на тряпке. Пойду узнаю. Не ходи по вестибюлю, я помыла его.

Я покорно умостилась на куске застиранной мешковины и застыла в ожидании. Кряхтя и охая, старушонка пошла по лестнице вверх и исчезла.

Время тянулось как резиновое, в здании стояла ужасающая, прямо-таки гробовая тишина, у меня заломило спину.

- Эй, - донеслось сверху.

Я задрала голову и увидела бабусю, перегнувшуюся через перила на втором этаже.

- Ты ей невестка? - спросила старушка и, не дожидаясь моего ответа, продолжила:

- Марфа не хочет тебя видеть.

- Но...

- Уходи подобру-поздорову, - пригрозила уборщица, - я санитарок позову, мало не покажется.

- Я не невестка Ефимовой.

- А кто?

- Родня с другой стороны.

- С какой? - не успокаивалась бабка. - Говори живо, мне некогда лясы точить, полкорпуса не мыто.

- Скажите Марфе, меня прислала Вера Попова, - вырвалось у меня.

- Погоди, - ответила уборщица и исчезла.

Я снова затосковала на тряпке.

- Эй, топай сюда, - донеслось сверху, - ноги вытри, пошмурыгай получше.

Обрадовавшись, я поелозила ступнями по рядну, в которое превратилось от долгого использования тряпка, и понеслась по ступенькам.

- Здорова ты бегать, - констатировала старуха, - меня чуть не сшибла. Бона, дуй по коридору, ейная последняя комната. Вот молодежь, ну и...

Не слушая старухины причитания, я побежала вперед мимо совершенно одинаковых, высоких, когда-то белых, а теперь ободранных дверей. Нужная створка оказалась слегка приоткрытой, я толкнула ее ногой и влетела в маленькую, едва ли пятиметровую комнату, обставленную с простотой, которая понравилась бы самому придирчивому спартанцу: железная кровать, выкрашенная белой краской, тумбочка и один стул, притулившийся у окна. Занавески тут были сшиты из кусков простыней, а кровать застелена синим, вылинявшим одеялом. Полная старуха, одетая в ситцевый халат, лежала на койке.

- Это ты мне привет от Веры Поповой принесла? - неожиданно молодым голосом спросила она.

Я кивнула.

- Остается только поинтересоваться, на каком транспорте ты прибыла из ада, - хмыкнула Марфа и села.

В ту же минуту на пенсионерку накатил кашель.

Я поискала глазами стакан и бутылку с водой и не нашла ни того, ни другого, на тумбочке было пусто.

- Не бойся, - прохрипела Марфа, - это не зараза. Сердечный кашель.

- Такой бывает? - удивилась я.

Врач кивнула.

- Лучше тебе не знать, что еще с человеком приключиться может. Так кто ты? Зачем пожаловала?

С какой стати Веру-покойницу припомнила? Говори! Вон на стул садись и излагай.

Я покорно устроилась на неудобном жестком сиденье, открыла рот, но тут Марфа предостерегающе произнесла:

- Лучше тебе не врать! Я моментально ложь чувствую. Пойму, что обманываешь, и санитарок позову. Я им приплачиваю, они за меня горой встанут, выкинут тебя вон, и чихнуть не успеешь, ясно?

Отчего-то мне сразу стало понятно: Марфа не собирается пугать незнакомую посетительницу.

- Меня зовут Виола Тараканова, - медленно начала я, - под псевдонимом Арина Виолова я пишу детективные романы. Дружу со многими людьми, в частности, с Кирой Нифонтовой. Некоторое время тому назад Кира пришла ко мне...

Марфа прикрыла глаза, издали могло показаться, что старуха спит, но по тому, как побелели ее стиснутые в кулаки пальцы, стало понятно: она очень напряженно внимает моим словам.

Глава 29

Я говорила долго, в горле пересохло, но воды в комнате не было. В конце концов рассказ подошел к концу. Марфа молчала. Я воззрилась на нее.

- И что вы думаете по этому поводу?

Марфа кашлянула.

- Похоже, кто-то услышал мои молитвы.

- Вы о чем? - удивилась я.

- В бога я не верю, - спокойно сообщила старуха, - попов терпеть не могу, подруг не имею. Была, впрочем, одна, так она давно покойница. Лежу тут часами, гнию на одеяле и вспоминаю свою жизнь;

Чем больше думаю, тем сильней пугаюсь: вот умру со дня на день, и что?

- Вы выглядите совершенно здоровой, - быстро сказала я, - еще лет двадцать протянете.

- Типун тебе на язык! - в сердцах вскричала Марфа. - Надеюсь не сегодня-завтра убраться. Одна беда, рассказать о лаборатории некому. Уж думала воспоминания написать, только их после моей смерти на помойку вышвырнут. А тут ты появилась, словно.., словно...

- Добрый ангел, - подсказала я.

Марфа скривилась.

- Виола, я врач. Сколько раз на вскрытии была, смерть видела часто. Нет души. Печень, легкие, почки, это да, все на месте. А вот бессмертной субстанции я не встречала, ничего похожего не обнаруживается. Вранье все про тот свет. Ничего от нас не остается, кроме памяти. Повезло тому, кто что-то большое делал. Вот ты книги оставишь.

- Думаю, они никому не будут нужны, - вырвалось у меня.

Марфа покачала головой.

- Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется. Во всяком случае, некоторое время люди будут тебя поминать, кто добрым, а кто злым словом. Слышала слова Метерлинка? В его пьесе "Синяя птица" сказано: "Мертвые живы до тех пор, пока мы о них говорим". И это верно. А кто и что скажет про меня? А?

Я слегка растерялась.

- Ну.., ваш сын, внучка...

Марфа тяжело вздохнула:

- Они умерли.

- Как? Я только вчера...

- Они умерли!!!

- Да, я все поняла, хорошо.

Ефимова улыбнулась:

- Молодец! Похоже, мы с тобой договоримся.

Значит, ты пишешь книги лишь о реальных событиях?

- Да.

- Тогда слушай, расскажу тебе такое, что никому никогда выдумать не удастся, - воскликнула Марфа. - Правда, она похлеще любого вымысла.

Думаю, ты сумеешь Михаила отыскать, я предполагаю, где он спрятался, и, скорей всего, не ошибаюсь. Уж я-то его как облупленного знаю. Вопрос, сохранилось ли ожерелье? Михаил любит красивую жизнь и вполне мог его продать, а деньги прокутить.

Но он способен и спрятать ценность. Все зависит от фазы, в какой он сейчас находится.

- От фазы?

- Да, не перебивай. Расскажу все, но с одним условием. Ты напишешь книгу и посвятишь ее мне, так и укажешь на первой странице: "Это произведение появилось благодаря Марфе Ефимовой, главной участнице всех описываемых событий". Понимаешь, я хочу, чтобы меня не забыли. Обещаешь выполнить просьбу?

- Да, - кивнула я.

- Ну так слушай, - сказала старуха и подпихнула себе под спину подушку, - ты вообще-то много чего узнала. Значит, коротенько повторим известное: Демьян вместе с соратниками сделали себе прививки, потом у исследователей родились дети, которые моментально получили свою дозу. Лаборатория работала вовсю, эксперименты шли в основном на мышах и свиньях. Все очень хорошо понимали, что максимально, на что можно рассчитывать, это увидеть внуков. Но потом началась Великая Отечественная война, и сотрудники лаборатории пошли добровольцами на фронт. Демьян и его сын Семен погибли, отец Паши Смайкина тоже, но остались матери, такие же фанатичные ученые, как их мужья. До начала пятидесятых годов дожил и отец Коли Малины. В общем, исследователи изо всех сил старались воспитывать детей в нужном русле, и большинство родителей сделало все, чтобы отпрыски пошли в медицинские вузы, продолжили их дело. Владимир Попов, Паша Смайкин, Николай Малина, Елена Иванова и Игорь Ласкин с подростковых лет знали: они не такие, как все. И вот что интересно! Война разметала их родителей по городам и весям, один Попов, внук Демьяна, остался в Москве. После того как большая часть исследователей погибла на войне, лаборатория прекратила свое существование. Те, кто выжил, осели в разных городах и пытались работать в одиночку, но сделать нужную вакцину у них не получалось, потому что основной архив, самые нужные документы остались у Попова. Но, повторюсь, детям своим они внушали с пеленок: вам предстоит идти только в медицину. А когда подростки поступили в нужные вузы, они узнали правду о касте бессмертных.

Володя Попов еще третьекурсником понял, какие ценные бумаги хранятся дома. Защитив диплом, он сумел заинтересовать проблемой определенные службы, и было принято решение о воссоздании научного подразделения. Разбросанных по всей стране потомков исследователей собрали вместе, подобрали им жен, и эксперимент был продолжен.

Молодые ученые пытались улучшить вакцину, наука шагнула вперед, и состав, предложенный Демьяном, уже не казался таким хорошим.

Марфа попала в проект после того, как на свет появилось новое поколение, уже третье из получивших дозы, кроме Володи Попова, у него было четвертое поколение. Ефимова была отличным детским врачом, и ее привлекли к работе с малышами.

Узнав, чем занимается Попов с приятелями, Марфа пришла в восторг. Время было на дворе романтическое. Советские люди полетели в космос, собирались поворачивать реки Сибири вспять, высаживать на Марсе яблони... Отчего бы и не заняться бессмертием человечества?