через два часа вам надоело меня изводить.
загладить мою вину Сударыня, я отказываюсь от всех моих преимуществ перед
вами, и если в будущем, в результате испытаний, какие мне еще предстоит
сделать, я встречу хоть одну женщину, подлинно и несокрушимо
добродетельную...
вероятности существования добродетельных женщин; я подкреплю вашу логику
всем моим могуществом и подарю вам мой амарский дворец со всем саксонским
фарфором, какой его украшает, не исключая маленькой обезьянки из эмали и
других драгоценных безделушек, доставшихся мне из кабинета мадам
де-Верю{508}.
маленькой обезьянкой.
немного подождать, а затем я снова спрошу сокровище Эгле. Дайте срок,
придворный воздух и ревность супруга окажут на нее свое действие.
просил. Они расстались, оба одинаково полные надежды. Вся Банза, без
сомнения, держала бы пари за и против, если бы обещание султана стало
известным. Но Селим молчал, и Мангогул решил выиграть или проиграть
втихомолку. Он выходил из апартаментов фаворитки, когда услыхал ее голос из
глубины кабинета:
последуем за ним.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
ПЯТНАДЦАТАЯ ПРОБА КОЛЬЦА.
домики, но вот он узнал, что такими убежищами пользуются и сенаторы. Это его
удивило.
этом томе{508} привычку говорить в одиночестве, усвоенную в первом). -
Казалось бы, человек, которому я вверил спокойствие, счастье, свободу и
жизнь моего народа, не должен иметь укромного домика. Но, быть может, этот
домик сенатора совсем не то, что домик какого-нибудь петиметра. Неужели же
должностное лицо, присутствующее при обсуждении самых насущных интересов
моих подданных, держащее в руках роковую урну, из которой будут тянуть
жребий вдов, - может забыть достоинство своего сана и, в то время как
Кошен{509} тщетно надрывает свои легкие, доводя до его слуха вопли сирот, -
станет обдумывать фривольные темы для росписи наддверия в убежище тайного
разврата?.. Нет, это невозможно! посмотрим, однако"...
сенатора Гиппоманеса. Он входит, осматривает комнаты, разглядывает
меблировку. Все кругом дышит фривольностью. Укромный домик Агезиля, самого
изнеженного и сластолюбивого из его придворных, не наряднее этого. Он
собрался уже уходить, не зная, что думать, ибо все эти покойные кровати,
украшенные зеркалами альковы, мягкие кушетки, поставец с душистыми
настойками и другие предметы были лишь немыми свидетелями того, что ему
хотелось узнать. Внезапно он заметил дородную женщину, растянувшуюся на
шезлонге и погруженную в глубокий сон. Он направил на нее перстень и
заставил ее сокровище рассказать следующую забавную историю.
было бы здесь. Огромные богатства семьи обратились в прах в руках старой
дуры, и она почти ничего не оставила четверым детям: трем мальчикам и одной
девочке, чьим сокровищем я имею честь быть. Увы! Видно, это было мне послано
за мои грехи. Сколько оскорблений я перенесло! И сколько еще мне придется
вытерпеть. В свете говорили, что монастырь приличествует богатству и
знатности моей хозяйки; но я-то знаю, что мне он не подходит; я предпочло
военное искусство положению монахини и проделало первые кампании под
командой эмира Азалафа. Я усовершенствовалось под началом великого
Нангазаки, но это была неблагодарная служба, и я променяло шпагу на
судейскую мантию. Итак, теперь я буду принадлежать этому маленькому негодяю
сенатору, который так кичится своими талантами, умом, внешностью, экипажем и
предками. Вот уже два часа, как я его жду. По-видимому, он придет, ибо его
управляющий предупредил меня, что он страдает манией заставлять себя ждать.
экипажа и от ласк его любимицы левретки Альфана проснулась.
Каких трудов стоит вас добиться! Скажите, как вы находите мой укромный
домик? Не правда ли, он не хуже других?
не видали укромных домиков, - говорило ее сокровище, - и как будто я ни разу
не участвовало в ее похождениях"), воскликнула с печалью в голосе:
Неудержимая страсть влечет меня к вам и заставляет закрыть глаза на
опасности, которым я подвергаюсь. Чего только не наговорят обо мне, если
заподозрят, что я была здесь.
можете рассчитывать на мою скромность.
благоразумен. Ведь в укромном домике всякий благочестив, как ангел. Честное
слово, у вас прелестная грудь.
Как вам нравится эта меблировка? Поди сюда, Фаворитка, - обратился он к
левретке, - дай лапку, дочка. Славная моя Фаворитка!.. Не угодно ли вам,
мадемуазель, прогуляться по саду? Пойдемте на террасу; она очаровательна.
Правда, ее видно из окон соседей, но, быть может, они вас не узнают...
тоном. - Мне кажется, здесь лучше.
вот кровать. Советую вам ее испробовать, чтобы сказать о ней свое мнение.
Молодая Астерия и маленькая Фениса, которые знают толк в таких вещах,
уверяли меня, что она хороша.
расшнуровывая ее корсет, расстегивая юбки, и освобождал ее толстые ноги от
изящных туфелек.
ее раздевает.
председатель. Ведь я и впрямь рассержусь.
который любит вас, как я, было бы прямо дико, и вы на это неспособны.
Осмелюсь ли я попросить вас проследовать в кровать?
злоупотребляете моими чувствами. Мне лечь в кровать, мне - в кровать?!
говорит, чтобы вы ложились в кровать? Надо только, чтобы вы дали себя туда
отвести. Вы же понимаете, что при вашем росте я не могу вас туда отнести.
дитя мое, если ты мне не поможешь, нам никогда не добраться до кровати.
направилась к так испугавшей ее кровати, переступая ногами и в то же время
поддерживаемая Гиппоманесом, которому она шептала жеманясь:
рассчитывала на ваше благоразумие, а вы проявляете неслыханную дерзость.
отлично видите, что я не делаю ничего, выходящего из рамок приличия,
строгого приличия.
султан не счел нужным дольше присутствовать при их дальнейшем разговоре, -
все это потеряно для потомства. Какая жалость!
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
ШЕСТНАДЦАТАЯ ПРОБА КОЛЬЦА.
женщин, которых хотела бы видеть у себя, а султан составлял список мужчин.
На прием являлись в пышных нарядах. Разговор был общим, или же составлялись
отдельные кружки. Когда исчерпывались занятные истории из придворной
любовной хроники, выдумывали новые и пускались в область скверных побасенок,
что у них называлось продолжать "Тысячу и одну ночь". Мужчины пользовались
привилегией говорить все нелепости, какие им взбредет в голову, а женщины -
заниматься вязанием, слушая их. Султан и фаворитка смешивались со своими
подданными. Их присутствие ничуть не мешало веселиться, и на приемах редко
скучали. Мангогул очень быстро понял, что забавляться можно лишь у подножия
трона, и ни один монарх не спускался с трона с такой охотой и не умел так