да они-то, быть может, иначе относятся ко мне... Ну ладно, я полагаюсь на
твой мушкетон.
как ты, можно иногда получить дельный совет.
зачем, если у вашего величества есть причины не доверять этому бургундцу, вы
хотите допустить его к вашей особе, и притом наедине?
которым надо прямо смотреть в глаза. Если же ты станешь уклоняться от них -
гибель становится неизбежной, если я смело подойду к собаке, которая рычит
на меня, и приласкаю ее, то десять шансов против одного, что она меня не
тронет. Если же я выкажу ей свой страх, она наверняка бросится и укусит
меня. Я буду с тобой откровенен: для меня очень важно, чтобы этот человек
вернулся к своему сумасбродному господину, не затаив гнева против меня. Вот
почему я и иду на такую опасность. Я никогда не боялся рисковать своей
жизнью для блага моего королевства... Ступай за мной!
чувствовал особенное расположение, через ту потайную дверь, в которую вошел
сам, и по дороге, указывая на нее, сказал:
потайные двери и западни этого замка не хуже, чем его главные ворота и
парадный вход.
Дорварда в небольшую комнату со сводами, где был накрыт стол на троих.
Убранство комнаты было бы до крайности просто, почти скудно, если бы не
прекрасный створчатый буфет с расставленной на нем золотой и серебряной
посудой - единственная вещь в этой комнате, сколько-нибудь достойная стоять
в королевской столовой. За этим-то буфетом Людовик поставил Дорварда, после
чего, обойдя всю комнату и убедившись, что его ниоткуда не видно, повторил
свои наставления:
выскакивай, не заботясь о целости чаш и кубков, и стреляй в Кревкера... Если
промахнешься, пускай в ход свой нож... Мы вдвоем с Оливье справимся с
кардиналом.
исполнявший при особе короля не только должность цирюльника, но и главного
камердинера и вообще все обязанности, имевшие какое-нибудь отношение к
личным услугам королю. Он пришел в сопровождении двух старых лакеев, которые
должны были прислуживать за королевским столом. Как только король занял свое
место, в комнату ввели гостей, и Квентин убедился, что, стоя в своей засаде,
он может прекрасно следить за всеми подробностями этого свидания.
простоте душевной никак не мог согласовать такое обращение с только что
полученными им инструкциями и с той целью, для которой он был поставлен за
буфетом со смертоносным оружием в руках. Теперь в Людовике не только нельзя
было подметить и тени опасения или тревоги, но, глядя на него, можно было
подумать, что эти гости, которым он оказал высокую честь, принимая их за
своим столом, пользуются его особым уважением и доверием. Обхождение его с
ними отличалось спокойным достоинством и в то же время непринужденной
любезностью. Крайняя простота обстановки, да и костюма самого Людовика,
далеко уступавшая роскоши и блеску дворов самых мелких из его вассалов, еще
резче оттеняла его истинно королевские приемы и речи, обличавшие
могущественного, но снисходительного владыку. Квентин был готов допустить,
что весь его предыдущий разговор с королем был только сном или что
почтительность кардинала и чистосердечная искренность обращения любезного
бургундца усыпили в Людовике подозрения.
столом, Людовик бросил на них быстрый, пронзительный взгляд и тотчас перевел
его в ту сторону, где был спрятан Квентин. В этот краткий миг во взгляде
короля вспыхнули такая ненависть и недоверие к гостям, в нем мелькнуло такое
решительное приказание часовому быть настороже, готовым к нападению, что у
Дорварда не осталось больше сомнений насчет истинных , мыслей и чувств
короля. Тем более поразило юношу удивительное умение этого человека скрывать
свои догадки.
двора, король беседовал с ним как со старым знакомым, вспоминал старину, то
время, когда он жил в Бургундии изгнанником, расспрашивал о вельможах и
рыцарях, с которыми он там встречался, как если бы то время было
счастливейшей порой его жизни и сам он сохранил самые дружеские чувства к
тем, кто постарался облегчить ему его изгнание.
пышностью, но для такого старого друга, как вы, часто делившего мою скромную
трапезу в Женаппском дворце <Женаппский дворец был обычным местопребыванием
Людовика в Бургундии при жизни его отца. О времени его изгнания часто
упоминается в этом романе. (Примеч. автора.)>, я хотел остаться тем, что я
есть, - прежним Людовиком Валуа, таким же скромным во всех своих привычках,
как любой парижский badaud <Гуляка (франц.).>. Впрочем, я позаботился,
любезный граф, чтобы наш обед был лучше обыкновенного; я ведь знаю вашу
бургундскую поговорку: "Mieux vault bon repas que bel habit" <Хорошая пища
лучше хорошего платья (франц.).>, потому я велел приготовить его с особым
старанием. Что же касается вина, которое, как вам известно, является
предметом давнишнего соперничества между Францией и Бургундией, то мы
постараемся уладить этот спор к удовольствию обеих сторон; я выпью в вашу
честь бургундского, а вы, любезный граф, ответите мне шампанским... Налей-ка
мне, Оливье, чарку оксерского! - И король весело запел известную в то время
песенку:
кузена. Оливье, наполни вон тот золотой кубок рейнским и подай его графу на
коленях: он представляет здесь нашего любезного брата... А ваш кубок,
господин кардинал, я наполню сам.
кардинал фамильярным тоном любимца, ищущего благосклонности своего
покровителя.
- сказал Людовик. - Но чью же сторону вы примете в нашем великом споре о
вине Силлери или Оксера - Франции или Бургундии?
наполню мой кубок овернским.
покраснел, поспешил переменить разговор. - Я знаю, почему вы отдаете
предпочтение овернскому: это благородное вино не терпит воды... Но что же вы
не пьете, любезный граф? Надеюсь, вы не нашли национальной горечи на дне
вашего кубка?
разрешились так же легко, как вопрос о соперничестве наших виноградников.
чтобы выпить шампанского, - ответил король. - А теперь, когда вы его выпили,
позвольте мне просить вас принять этот кубок в знак нашего особого к вам
уважения. Я не всякому сделал бы этот дар. Кубок этот принадлежал некогда
грозе Франции, Генриху Пятому Английскому, и был захвачен при взятии Руана,
когда островитяне были изгнаны из Нормандии соединенными усилиями Франции и
Бургундии <Генрих V - король Англии в 1413 - 1422 гг., разбил французское
войско при Азенкуре и овладел Северной Францией. В 1435 году, когда в ходе
Столетней войны уже наступил перелом в пользу Франции, герцог Бургундии
Филипп Добрый вступил в союз с Карлом VII, после чего французские и
бургундские войска изгнали англичан из их последнего оплота - Нормандии и ее
столицы Руана.>. Мне кажется, я не мог бы придумать для него лучшего
употребления, чем отдать его храброму и благородному бургундцу, который
хорошо знает, что только союз Франции и Бургундии может спасти свободу
континента от английского ига.
отдался тому насмешливо-веселому настроению, которое по временам оживляло
его обычно мрачный характер. Разумеется, он сам направлял разговор,
разнообразя его забавными, подчас весьма меткими и остроумными, но не всегда
добродушными шутками и пересыпая свою речь анекдотами, отличавшимися скорее
юмором, чем благопристойностью; но ни одно его слово, ни один жест не
выдавали в нем человека, который, опасаясь за свою жизнь, спрятал
вооруженного солдата на случай нападения.
смеялся каждой его шутке и с восторгом повторял каждую двусмысленность,
нимало не смущаясь выражениями, от которых молодой шотландец краснел в своей
засаде. Часа через полтора все встали из-за стола, и король, любезно
простившись с гостями, подал знак, что он желает остаться один.
слабым голосом, что юноша едва мог поверить, что это тот же голос, который
только что так оживлял беседу веселыми шутками. Когда же Дорвард подошел к
королю, он увидел, что и в его наружности произошла не менее разительная
перемена. Глаза его потухли, улыбка исчезла, а на лице было такое
измученное, усталое выражение, как у искусного актера, только что
доигравшего трудную роль, для исполнения которой потребовалось напряжение
всех его сил.
сядь и подкрепись. Здесь на столе ты найдешь все необходимое... Потом я
скажу тебе, что ты еще должен сделать. Садись же и ешь, потому что как сытый
голодного, так и голодный сытого не разумеет. С этими словами Людовик
откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза рукой и умолк.