Чтение 29–й страницы книги ~Козел отпущения~

Обратно я пойду мимо церкви прямо в банк. Это каких-то пять минут.

Я обвел глазами аллею, где поставил машину. Над деревьями возвышался
готический шпиль церкви. Куда бы девочка ни пошла, далеко она не уйдет.

-- Хорошо, -- сказал я, -- вот пакет. Смотри, будь осторожней.

Я дал ей в руки обломки, завернутые в целлофан и бумагу.

-- Тебя там знают, в этом магазине? -- спросил я.

-- Само собой, -- ответила она. -- Надо только сказать, что я -- де Ге.

Я подождал, пока Мари-Ноэль перейдет через дорогу, а затем повернул
налево, к рыночной площади, -- стоявшее на углу здание было по всем
признакам банком. Я прошел в дверь и, доверившись мгновенной вспышке памяти,
попросил позвать господина Пеги.

-- Очень сожалею, господин граф, -- сказал клерк, -- но господин Пеги
все еще болен. Могу я быть вам чем-нибудь полезен?

-- Да, -- ответил я, -- я хочу знать, сколько денег у меня на счету.

-- На котором, господин граф?

-- На всех, что есть.

Женщина, сидевшая за машинкой позади стойки, подняла голову и
уставилась на меня.

-- Простите, господин граф, -- сказал клерк, -- вы имеете в виду, что
вам нужен чистый баланс, или хотели бы познакомиться со всеми цифрами?

-- Я хочу видеть все, -- повторил я.

Клерк вышел, а я зажег сигарету и, прислонившись к стойке, стал
слушать, как звонкое машинки перемежается более медленными
ударами стенных часов. Было душно, как всегда бывает в банках; сколько раз,
подумал я, я получал наличные деньги по туристскому чеку в подобных
банковских филиалах по всей стране, а теперь -- чем не гангстер? --
собираюсь выведать тайну вклада в одном из них.

Клерк вернулся со связкой бумаг в руке.

-- Вы не хотите присесть, господин граф? Внутри, в конторе? -- спросил
клерк и провел меня в небольшую комнату со стеклянной дверью.

Он оставил мне бумаги и вышел, и, переворачивая страницу за страницей,
я увидел, что так же мало разбираюсь в этих колонках цифр, как в счетах и
ведомостях стекольной фабрики. Я просматривал один документ за другим, но
понять, что к чему, не мог. Вскоре появился клерк, чтобы узнать, не нужны ли
мне еще какие- нибудь сведения.

-- Это все? -- спросил я. -- У вас больше нет никаких моих бумаг?

Он вопросительно взглянул на меня, на его лице отразилось недоумение.

-- Нет, господин граф, если, разумеется, вы не желаете взглянуть на
бумаги, которые хранятся в вашем сейфе внизу, в подвалах.

Перед моим мысленным взором предстали позвякивающие мешки с золотом в
массивном сейфе.

-- В моем сейфе? -- спросил я. -- А что у меня в сейфе?

-- Не знаю, господин граф, -- сказал он с обиженным видом и
пробормотал, как, мол, неудачно, что господина Пеги нет в банке.

-- А я успею заглянуть в сейф до того, как вы закроетесь на обед?

-- Конечно, -- ответил он; выйдя на минуту, он вернулся со связкой
ключей, и я последовал за ним по длинной лестнице в цокольный этаж здания.

Одним из ключей он открыл дверь, и мы очутились в огромной низкой
комнате, по стенам которой стояли пронумерованные сейфы. Клерк остановился
перед семнадцатым сейфом, отделил от связки еще один ключ, вставил его в
замок и повернул. Я ожидал, что дверь раскроется, но клерк вынул ключ,
отошел назад и выжидающе посмотрел на меня. Видя, что я ничего не делаю, он
удивленно спросил:

-- Господин граф забыл захватить ключи?

Ругая себя за то, что, как последний дурак, не догадался, чего он от
меня ждет, я вытащил из кармана связку ключей, принадлежавшую Жану де Ге.
Один из них -- больше и тяжелее других -- показался мне подходящим, и,
сделав шаг вперед, с уверенным видом, несомненно, казавшимся ему так же, как
мне, притворным, я всунул ключ в замочную скважину; слава Богу, он
повернулся, и, когда я потянул за ручку, дверца сейфа распахнулась.

Клерк, пробормотав, что он не станет мешать господину графу искать
нужные ему бумаги, вышел из подвала, а я сунул руку внутрь сейфа, где не
оказалось никаких мешков с золотом, зато было много бумаг, все --
перевязанные тесьмой. Как это ни смешно, разочарованный, я вынул их и поднес
к свету. Мои глаза привлекло название одной из связок: . Только я начал развязывать тесьму, как в дверях появился
клерк.

-- Там пришла ваша малышка, -- сказал он. -- Она просит передать, что
насчет фарфоровых фигурок она договорилась, и спрашивает, нельзя ли ей
вернуться домой в грузовике вместе с мадам Ив.

-- Что-что? -- нетерпеливо переспросил я: мои мысли были заняты
бумагами, которые я держал в руке.

Он сухо повторил данное ему поручение. Я опять ничего не понял, но не
хотел выяснять, кто такая мадам Ив и откуда этот грузовик, так как, видимо,
я должен был это знать.

-- Хорошо, хорошо, -- сказал я, -- передайте, что я через минуту буду
свободен.

Не успел я развязать тесьму и раскрыть папку, как напрочь забыл, что
нахожусь в подвале провинциального банка: несмотря на юридическую
терминологию, вопрос, о котором шла речь, был мне достаточно хорошо знаком,
я не раз листал подобные бумаги в архивах Блуа, или Тура, или в читальном
зале Британского Музея. \footnote{ \textit{(фр.)}} -- эти хитроумные пункты французского брачного
права всегда завораживали меня своей двусмысленностью, и теперь, позабыв про
время, я сел и стал читать контракт.

Отец Франсуазы, некий господин Робер Брюйер, был, по-видимому, богатый
человек, который мало верил в постоянство Жана де Ге и не имел особого
желания служить подпорой беднеющему роду де Ге. Поэтому приданое Франсуазы,
составлявшее кругленькую сумму, было завещано ее наследнику мужеского пола,
а доходы со всей этой -- вверенной попечению родителей -- собственности до
совершеннолетия вышеуказанного наследника должны были идти поровну в пользу
попечителей, то есть его матери и отца. В случае невыполнения Франсуазой
супружеского долга и непоявления на свет сына и наследника к тому моменту,
как Франсуазе исполнится пятьдесят лет, все оставленные ему деньги должны
быть разделены между нею и дочерьми от ее брака с Жаном де Ге или, если она
скончается раньше своего супруга, -- между ним и дочерьми. Соль контракта
заключалась в том, что получить эти деньги родители могли только и
исключительно при условии рождения сына- наследника, а если этого не
произойдет, никто не имел права тронуть ни единого су до того времени, как
Франсуаза достигнет пятидесяти лет, -- если, разумеется, она доживет до
этого возраста. В день свадьбы Жану де Ге была выделена крупная сумма для
его собственного употребления, но она составляла менее четверти всего
приданого.

Я прочитал этот запутанный документ раз десять, если не больше, и
наконец-то понял намеки, оброненные Франсуазой и некоторыми другими, насчет
того, как важно, чтобы у нее родился мальчик. Я спросил себя, только ли
прихоть заставила ее отца заморозить наследство и хотел ли, женясь на ней,
Жан де Ге просто воспользоваться своей долей приданого или делал ставку на
сына? Бедняжке Мари- Ноэль, если у нее появится братец, не достанется ровным
счетом ничего... Что до самого Жана де Ге, он получит в свое владение
половину основного капитала только в том случае, если у него не будет сына,
а Франсуаза умрет до того, как достигнет пятидесяти лет.

-- Прошу прощения, господин граф, вы еще надолго здесь задержитесь? Уже
начался перерыв. Я ухожу. Мы закрываемся в двенадцать, как господину графу,
без сомнения, известно, а сейчас уже первый час.

Возле меня стоял клерк; на его лице было обиженное выражение человека,
у которого отняли несколько минут его собственного драгоценного времени. Я с
трудом вернулся к реальности. На какой-то миг мне было показалось, что я
вновь сижу в огромной башенной спальне, вновь слышу голос графини: .
Теперь ее слова мне понятны, хотя что означали ее тон и брошенный искоса
взгляд, все еще оставалось загадкой. Я только смутно ощущал, что между нами
существуют крепкие, нерушимые узы, что мы, мать и сын, живем в тайном мире,
куда нет доступа чужаку -- ни жене, ни ребенку, ни сестре, -- что ряженый,
под личиной которого я скрывался, вот-вот приподнимет завесу над манящей,
пусть и пугающей, тайной.

-- Иду, -- сказал я, -- я не знал, что так поздно.

Когда я клал документы обратно в сейф, из них выпала бумага, не
связанная тесьмой с остальными; похоже, ее сунули туда в спешке. Взглянув на
нее, я увидел, что это письмо от некоего Тальбера, поверенного в делах,
написанное недели две-три назад. В глаза бросились отдельные слова:
... ... ...
...\footnote{... ... ...
,.. \textit{(фр.)}} и, подумав, что здесь может крыться ключ к
решению всей финансовой головоломки, я положил письмо в карман. Повторив
ритуал с ключами, вышел вслед за клерком из ползала и поднялся по ступеням в
контору.

Все еще погруженный в свои мысли, занятые подробностями брачного
контракта, я рассеянно оглянулся вокруг и только тут вспомнил о Мари-Ноэль.

-- Где девочка? -- спросил я.

-- Уехала несколько минут назад, -- ответил клерк.

-- Уехала? Куда?

-- Господин граф, вы же сами велели ей передать, что не возражаете
против ее просьбы поехать домой вместе с какой-то женщиной в грузовике.

-- Ничего подобного.

Ответ прозвучал резко, я был в ярости и на себя и на него, и клерк,
оскорбившись еще больше, повторил сказанные мною слова, придав им смысл,
который я и не собирался в них вкладывать. Виной всему мое собственное
нетерпение -- я хотел поскорее вернуться к чтению контракта и отвечал ему,
не подумав, лишь бы быстрей отделаться.

-- Кто была эта женщина, о которой вы упомянули? -- спросил я в ужасе
от своей безответственности: перед моим мысленным взором возникли цыгане,
похитители детей, трупы девочек, убитых в лесу.