никогда не знаешь, что может случиться.
- Когда умер ваш муж?
- Четыре года назад.
Он окинул меня с головы до ног нахальным взглядом. С тех пор как я
показала ему язык, он чувствовал себя вполне уверенно.
- Так у вас есть дружок?
Я возмущенно пожала плечами.
- Нет? Так как же вы обходились все это время?
Вопрос возмутил меня до глубины души. Но не в силах выносить его
взгляда, я попятилась вдоль стола. Он, не сходя с места, закрыл дверь.
- Когда я задаю вопрос, следует отвечать.
- Мне нечего вам ответить.
Он слегка вздохнул и стал на меня надвигаться, непринужденно поигрывая
ножом. Я отступала все дальше и дальше, пока не оказалась припертой к
стене Он проговорил, подойдя вплотную:
- У меня тоже давно не было женщины.
Больше всего меня испугал даже не нож, а выражение его черных глаз. Я
метнулась в сторону, но он с реакцией кошки мгновенно выставил руку,
преградив мне путь.
- А знаете, чего бы я хотел? - произнес он со зловещей мягкостью, в то
время как острие ножа вспарывало мою блузку, обнажая тело.
Страх парализовал меня. Кровь стучала в висках. Я видела, как нож
срезает пуговицу за пуговицей, обнажая мне грудь. Потом он в одно
мгновение, я даже не успела заметить как, перерезал бретельки комбинации и
стал ласкать голые груди, поцеловал их, придерживая меня за плечи.
Обессилев, я прислонилась к стене и, закрывая глаза, пролепетала:
- Умоляю вас, только не это...
Молчание. А потом он взвыл:
- Что "не это"? Да я есть хочу, черт бы вас побрал!
Прочитавший эти строки, вероятно, посмеется надо мной. Конечно, моя
наивность смешна, но я поклялась себе выложить всю правду, даже если она
свидетельствует не в мою пользу. Да и поставьте себя на мое место: какая
женщина, оказавшись взаперти, наедине с человеком, о чьей жестокости,
преступности и порочности говорят повсюду, не боялась бы, подобно мне,
каждую минуту быть изнасилованной.
Каролина - типичнейшая учительница Она пишет "наивность", а ведь на
самом деле это не что иное, как лицемерие, и о решении говорить только
правду упоминает исключительно из самолюбования. Из семи любовниц или
считающих себя таковыми, чьи свидетельства мне удалось собрать, она
действительно самая лицемерная, в том же, что касается самовлюбленности, у
нее, пожалуй, найдется одна весьма опасная соперница: в дальнейшем вы
убедитесь в этом сами и оцените ее изысканные обороты и сложные
соподчинения!
Согласитесь, описываемая сцена, в тот момент для Каролины крайне
неприятная, а теперь приукрашенная невероятными подробностями, выглядит
просто смешной. И таких примеров множество. Я остановилась лишь на одном,
чтобы отныне к этому не возвращаться Замечу только: одни и те же причины
порождают одни и те же следствия (Примечание Мари-Мартины Лепаж,
адвоката.)
Я поставила разогревать все, что осталось от обеда. Говяжий
фаршированный рулет, называемый в Провансе "жаворонок без головы". Меня
научила его готовить моя мама. Я любила этот рулет и, когда я была одна,
он заменял мне множество блюд.
Пока я накрывала на стол, беглец помыл руки, смочил водой лицо. Я не
предпринимала ни одной попытки к бегству он все равно поймал бы меня
раньше, чем я успела бы отодвинуть хотя бы один засов. Но сейчас настало
время подумать.
Так, телефон стоит в прихожей. Маловероятно, чтобы преступник оставил
мне возможность позвать на помощь. Остается маленькое окошечко в туалете
на первом этаже. Но слишком уж оно высоко, достану ли я до него, встав на
унитаз? Мальчишки когда-то пролезали в подвальное окно. Только ключ от
подвала - в общей связке, в сумке на турецком столике, да и придумала я
все это по-турецки: схватить на бегу сумку, найти нужный ключ, открыть люк
в конце коридора, закрыть его за собой, скатиться вниз по ступенькам,
протиснуться между прутьями решетки и, наконец, столкнуться с ним,
преспокойно ожидающим снаружи с ножом в руках. Ну уж нет! Ведь не
обязательно вылезать из подвала, меня и так услышат. Я решила попробовать,
если не придумаю ничего лучшего.
Но, вытерев лицо посудным полотенцем, он сказал, будто прочитав мои
мысли:
- Погодите раскидывать мозгами. Все равно я вас опередил. Я перерезал
телефонный провод. Задвинул шкафом окно подвала. В спальню вы подниметесь
только со мной. И даже пи-пи будете делать при мне, меня это не смутит.
С этими словами он воткнул нож в деревянную столешницу, сел и протянул
тарелку за своей порцией.
- Вот увидите, Ляжка, я с рождения позабыл, что такое глупость, как
любила говорить моя бабушка.
Меня поразило не его самодовольство, не то даже, что он портит стол, а
то, что он знает прозвище, данное мне учениками.
- Почему вы меня так назвали?
- Если мне понравится ваша стряпня, скажу.
Я поставила перед ним полную тарелку, и мне самой захотелось есть. Я и
себе взяла прибор. Но стоило мне сесть напротив него, как я увидела, что
он жадно ест руками, слизывая с пальцев текущую подливу.
Подняв голову, он уставился на меня:
- В чем дело?
- Вы нарочно ведете себя так невоспитанно? - спросила я.
Скорее раздраженный, чем пристыженный, он вытер руки о свою рубаху. Я
думала, он возьмется за вилку и нож, - ничуть не бывало. Он выхватил вилку
у меня из рук, согнул ее и бросил на стол.
- Бы не будете есть, пока не станете такой же невоспитанной, как я.
И продолжал есть, как ему нравится. Свинья. Когда ничего не осталось ни
на его тарелке, ни на моей, ни на блюде и все было вылизано так, что и
посуду мыть не надо, он откинулся на спинку стула и признал, что вкусно
поужинал.
Долго сидел неподвижно, глядя на меня. Я выдержала его взгляд и прочла
в нем странное, печальное довольство. Говорят, даже у животных есть душа.
Вдруг он с резким смешком наклонился ко мне:
- С ума сойти! Вы прямо точь-в-точь ваша матушка! Конечно, я могла
спросить, а мама-то тут при чем, но он опередил меня, торжествующе
воскликнув:
- Пиво - вина!
Это потрясло меня не меньше, чем сам факт его появления у меня на
кухне. "_Пиво вина_" - да ведь это как раз то, что осталось от надписи
"Пансион Святого Августина" на фасаде дома моих родителей в Марселе:
остальные буквы стерлись. Я спросила, по всей вероятности несколько
побледнев:
- Вы хорошо знаете Марсель?
- Я там родился, умница.
- И пансион моих родителей знаете?
- Я оттуда сбежал.
- Как вас зовут?
Он откинул назад непослушную прядь, которая лезла ему в глаза.
- Эдуар. Но зовите меня по-дружески - Эдди.
Из кармана рубахи он достал измятую сигарету. Отодвинул стул, встал и
направился к плите за спичками. Я схватилась за нож, воткнутый в стол. Он
был всажен так глубоко, что мне не удалось его вытащить.
- Погодите, ужо я вам покажу!
Он спокойно отобрал оружие, сунул его за пояс. Слегка вздохнул и вдруг,
схватив меня за плечо, вытолкал в дверь.
- Довольно я с вами церемонился. Живо в комнату. Живо в комнату, марш!
Я потеряла равновесие на паркете прихожей, он подхватил меня и на этот
раз отбросил к лестнице. Юбка стесняла мои движения. Поднимаясь впереди
него, я чувствовала себя уличной девкой.
В спальню он меня втащил действительно бесцеремонно. Ставни там были
закрыты. Он закрыл и дверь, задвинул щеколду, прижал ручку стулом.
Напрасно я себя уговаривала: "Заори, позови на помощь, пусть он тебя
прихлопнет - не важно! Главное - заори!" Не могла заорать - и все тут.
И опять я прижата к стене. Только ночник освещает комнату. Мужчина
отбрасывает широкую тень. Я пропала. Сейчас он бросит меня на кровать.
Свяжет руки подхватками штор. Разорвет блузку... Нет, сначала он заткнет
мне рот, потом с жестокой неспешностью, будто у него целый век в запасе,
аккуратно снимет все, что ему мешает: белую комбинацию, прямую юбку цвета
морской волны. Спустит к щиколоткам белые кружевные трусики, раздвинет мне
ноги и привяжет к кровати... Заставит терпеть чудовищные ласки, скользнет
руками по бедрам вверх, туда, где кожа так нежна...
Нет, он не будет терять времени, издеваясь надо мной, у него для этого
вся ночь впереди. Просто властной рукой приподнимет, сунет под спину валик
и все подушки, чтобы я открылась навстречу его непреодолимому желанию.
Упиваясь моими страданиями, любуясь всей моей открывшейся наготой, одним
махом снимет штаны, и моему взору предстанет член ужасающих размеров,
который войдет ко мне туда, все разорвет, проткнет меня насквозь. Не стану
вам описывать всех картин, в одно мгновение промелькнувших в моем
воспаленном мозгу. В мире нет ни одной женщины, которая, претерпев те же
муки, что и я, хотя бы раз в глубине души не пережила всего этого с
болезненным отвращением. Между тем на этот раз, по счастью, насильник
оказался именно таким, каким его описывал капитан Котиньяк:
непредсказуемым. Когда он подошел ко мне, его лицо, видимое мне против
света, глядело насмешливо, - я вскрикнула не своим голосом:
- Что вы сделаете со мной? Скажите, что вы со мной сделаете?