Володин.
- К толстовцам в их секту, - поправил Передонов, - землю навозить.
- Зачем же мне итти куда-нибудь? - строго спросила Надежда, вставая со
своего места,- мне и здесь хорошо.
Володин тоже встал, обиженно выпятил губы и сказал:
- После этого, если Мишенька показывает ко мне такие чувства, а вы его,
оказывается, что
спрашиваете, то это выходит, что я должен и от уроков отказаться,
потому что как же я теперь стану ходить, если Мишенька ко мне этак?
- Нет, зачем же? - возразила Надежда: - это совсем особое дело.
Передонов подумал, что следует еще попытаться уговорить барышню: может
быть, и согласится. Он сказал ей сумрачно:
- Вы, Надежда Васильевна, подумайте хорошенько. Что ж так-то с
бухты-барахты? Он - хороший человек. Он - мой друг.
- Нет, - сказала Надежда, - что ж тут думать! Благодарю очень Павла
Васильевича за честь, но не могу.
Передонов сердито посмотрел на Володина и встал. Он подумал, что
Володин - дурак: не сумел влюбить в себя барышню.
Володин стоял у своего кресла, склонив голову. Он спросил укоризненно:
- Так, значит, окончательно, Надежда Васильевна? Эх! Коли так, - сказал
он, махнув рукою, - ну, так давай вам бог всего хорошего, Надежда
Васильевна. Значит, уж такая моя горемычная судьба. Эх! Любил парень девицу,
а она не любила. Видит бог! Ну, что ж, поплачу, да и все.
- Хорошим человеком пренебрегаете, а тоже еще какой попадется, -
наставительно сказал Передонов.
-- Эх! - еще раз воскликнул Володин и пошел было к дверям. Но вдруг
решил быть великодушным и вернулся, - проститься за руку с барышнею и даже с
обидчиком Мишею.
x x x
На улице Передонов сердито ворчал. Володин всю дорогу обиженным,
скрипучим голосом рассуждал, словно блеял.
- Зачем от уроков отказывался? - ворчал Передонов. - Богач какой!
- Я, Ардальон Борисыч, только сказал, что если так, то я должен
отказаться, а она мне изволила сказать, что не надо отказываться, а как я
ничего не изволил ответить, то вышло, что она меня упросила. А уж теперь это
от меня зависит: хочу - откажусь, хочу - буду ходить.
- Чего отказываться? - сказал Передонов.- Ходи, как ни в чем не бывало.
"Пусть хоть здесь попользуется, - думал Передонов, - все меньше
завидовать будет".
Тоскливо было на душе у Передонова. Володин все не пристроен, - смотри
за ним в оба, не снюхался бы с Варварою. Еще, может быть, и Адаменко станет
на него злиться, зачем сватал Володина. У нее есть родня в Петербурге:
напишет и, пожалуй, навредит.
И погода была неприятная. Небо хмурилось, носились вороны и каркали.
Над самою головою Передонова каркали они, точно дразнили и пророчили еще
новые, еще худшие неприятности. Передонов окутал шею шарфом и думал, что в
такую погоду и простудиться не трудно.
- Какие это цветы Павлуша? - спросил он, показывая Володину на желтые
цветочки у забора в чьем-то саду.
- Это - лютики, Ардаша, - печально ответил Володин.
Таких цветов, вспомнил Передонов, много в их саду. И какое у них
страшное название!
Может быть, они ядовиты. Вот, возьмет их Варвара, нарвет целый пук,
заварит вместо чаю, да и отравит его, - потом, уж когда бумага придет, -
отравит, чтоб подменить его Володиным. Может быть, уж они условились.
Недаром же он знает, как называется этот цветок. А Володин говорил:
- Бог ей судья! За что она меня обидела? Она ждет аристократа, а она не
думает, что аристократы тоже всякие бывают, - с иным наплачется, а простой
хороший человек ее бы мог сделать счастливою. А я вот схожу в церковь,
поставлю свечку за ее здоровье, помолюсь: дай бог, чтоб ей муж достался
пьяница, чтоб он ее колотил, чтоб он промотался, и ее по миру пустил. Вот
тогда она обо мне воспомянет, да уж поздно будет. Станет кулаком слезы
утирать, скажет: дура я была, что Павлу Васильевичу отказала, бить меня было
некому, хороший был человек.
Растроганный своими словами, Володин прослезился и вытирал руками слезы
на своих бараньих, выпуклых глазах.
- А ты ей ночью стекла побей, - посоветовал Передонов.
- Ну, бог с нею, - печально сказал Володин, - еще поймают. Нет, а
мальчишка-то каков! Господи боже мой, что я ему сделал, что он вздумал мне
вредить? Уж я ли не старался для него, а он, изволите видеть, какую мне
подпустил интригу. Что это за ребенок такой, что из него выйдет, помилуйте,
скажите?
- Да, - сердито сказал Передонов, - с мальчишкой не мог потягаться. Эх,
ты, жених!
- Что ж такое, - возразил Володин, - конечно, жених. Я и другую найду.
Пусть она не думает, что об ней плакать будут.
- Эх, ты, жених! - дразнил его Передонов.- Еще галстук надел. Где уж
тебе с суконным рылом в калашный ряд. Жених!
- Ну, я - жених, а ты, Ардаша, - сват, - рассудительно сказал Володин.
- Ты сам обнадежил меня, а и не сумел высватать. Эх, ты, сват!
И они усердно принялись дразнить один другого, длинно перекоряясь с
таким видом, словно совещались о деле.
x x x
Проводив гостей, Надежда вернулась в гостиную. Миша лежал на диване и
хохотал. Сестра за плечо стащила его с дивана и сказала:
- А ты забыл, что подслушивать не следует.
Она подняла руки и хотела сложить мизинчики, но вдруг засмеялась, и
мизинчики не сходились. Миша бросился к ней, - они обнялись и долго
смеялись.
- А все-таки, - сказала она, - за подслушивание в угол.
- Ну, не надо, - сказал Миша, - я тебя от жениха избавил, ты мне еще
должна быть благодарна.
- Кто кого еще избавил! Слышал, как тебя собирались прутиком
постегивать. Отправляйся в угол.
- Ну, так я лучше здесь постою, - сказал Миша.
Он опустился на колени у сестриных ног и положил голову на ее колени.
Она ласкала и
щекотала его. Миша смеялся, ползая коленями по полу. Вдруг сестра
отстранила его и пересела на диван. Миша остался один. Он постоял немного на
коленях, вопросительно глядя на сестру. Она уселась поудобнее, взяла книгу,
словно читать, а сама посматривала на брата.
- Ну, я уж и устал, - жалобно сказал он.
- Я не держу, ты сам стал, - улыбаясь из-за книги, ответила сестра.
- Ну, ведь я наказан, отпусти, - просил Миша.
- Разве я тебя ставила на колени? - притворно равнодушным голосом
спросила Надежда,- что же ты ко мне пристаешь!
- Я не встану, пока не простишь.
Надежда засмеялась, отложила книгу и потянула к себе Мишу за плечо. Он
взвизгнул и бросился ее обнимать, восклицая:
- Павлушина невеста!
XVI
Черноглазый мальчишка заполонил все Людмилины помыслы. Она часто
заговаривала о нем со своими и со знакомыми, иногда совсем некстати. Почти
каждую ночь видела она его во сне, иногда скромного и обыкновенного, но чаще
в дикой или волшебной обстановке. Рассказы об этих снах стали у нее столь
обычными, что уже сестры скоро начали сами спрашивать ее, что ни утро, как
ей Саша приснился нынче. Мечты о нем занимали все ее досуги.
В воскресенье Людмила уговорила сестер зазвать Коковкину от обедни и
задержать подольше. Ей хотелось застать Сашу одного. Сама же она в церковь
не пошла. Учила сестер:
- Скажите ей про меня: проспала.
Сестры смеялись над ее затеею, но, конечно, согласились. Они очень
дружно жили. Да им же и на руку: займется Людмила мальчишкою, им оставит
настоящих женихов. И они сделали, как обещали, зазвали Коковкину от обедни.
Тем временем Людмила совсем собралась итти, принарядилась весело,
красиво, надушилась мягкою, тихою Аткинсоновою серингою, положила в белую,
бисером шитую сумочку неначатый флакон с духами и маленький распылитель и
притаилась у окна, за занавескою, в гостиной, чтобы из этой засады увидеть
во-время, идет ли Коковкина. Духи взять с собою она придумала еще раньше, -
надушить гимназиста, чтобы он не пахнул своею противною латынью, чернилами
да мальчишеством. Людмила любила духи, выписывала их из Петербурга и много
изводила их. Любила ароматные цветы. Ее горница всегда благоухала
чем-нибудь: цветами, духами, сосною, свежими по весне ветвями березы.
Вот и сестры, и Коковкина с ними. Людмила радостно побежала через
кухню, через огород в калитку, переулочком, чтобы не попасться Коковкиной на
глаза. Она весело улыбалась, быстро шла к дому Коковкиной и шаловливо
помахивала белою сумочкою и белым зонтиком. Теплый осенний день радовал ее,
и казалось, что она несет с собою и распространяет вокруг себя свойственный
ей дух веселости.
У Коковкиной служанка сказала ей, что барыни дома нет. Людмила шумливо
смеялась и
шутила с краснощекою девицею отворившею ей дверь.
- А ты, может быть, обманываешь меня, - говорила она, - может быть твоя
барыня от меня прячется.
Василенко Иван
Свержин Владимир
Перумов Ник
Орловский Гай Юлий
Шилова Юлия
Майер Стефани