Чтение 29–й страницы книги ~Бухенвальдский набат~

внимательный взгляд исподлобья метнет он временами и ни о чем не спросит. Да
и о чем спрашивать? Мы хорошо понимаем друг друга: это и есть солидарность -
наша опора и надежда в Бухенвальде. Может ли быть иначе - мы свои люди, у
нас одна цель и один враг...

Глава 12. Дамоклов меч

Все дальнейшие события смешались в один клубок, и понадобилось какое-то
время, чтобы стало понятно, что принесли они лагерю вообще и сопротивлению в
частности.

Утро 24 августа 1944 года не предвещало ничего грозного. День был
ясный, жаркий - обычный день конца лета, когда все в природе затихает в
ароматной истоме, словно предчувствуя скорое увядание. Лагерь полупуст -
команды с утра, как обычно, разошлись по работам. На блоках заканчивается
уборка. И тут послышался в небе нарастающий гул целой армады самолетов. На
это поначалу никто не обратил внимания. В последнее время над нами часто
появлялись самолеты союзников, разворачивались где-то неподалеку, а через
несколько минут в стороне Веймара, Эрфурта или Лейпцига вставали высоченные
дымовые столбы и глухо ухали мощные взрывы. Но над горой Эггерсберг пока
было все спокойно. Говорили, что нас спасают огромные красные кресты на
белых крышах цехов "Густлов-верке" и ДАУ. Кто знает, может быть, это и так,
во всяком случае ни одна бомба не задела Бухенвальд, тогда как, по слухам,
многие окружающие города лежали в развалинах.

На сей раз все произошло иначе. Самолеты густыми волнами - десятками,
сотнями - заполнили небо над Эттерсбергом, развернулись и низко, с ужасным
оглушающим ревом прошли над бараками.

- Бомбить будут! - дико закричал поляк-штубендист Юзеф и вдруг надел на
голову табуретку.

Все, кто был в блоке, невольно втянули головы в плечи, и сейчас же над
заводами ДАУ и "Густлов-верке" все смешалось в вое, грохоте, свисте. В небо
взметнулись глыбы бетона, железа, дерева. Все это падало обратно и снова
взметывалось вверх. А самолеты идут и идут - одна волна, вторая, третья...
шестая...

В окнах бараков вылетают стекла, осколки барабанят по крыше, тяжелые
камни и куски железа залетают в окна.

В дверях барака вдруг появляется Валентин Логунов, что-то кричит, машет
руками. Ничего не слышу. Догадываюсь, чего он хочет. Кричу, что есть мочи:

- Не смей! Сейчас нельзя! В лагере почти нет людей! Это кончится
провалом!

Через несколько минут все смолкло, только горело, разгораясь, что-то в
районе заводов, полыхало уже несколько деревянных бараков в той же стороне.
Все, кто оставался в блоках, кинулись к воротам, к горящим зданиям, тащили
носилки, лопаты, ведра... В лагерь потянулись раненые. Кого несли, кто
ковылял сам. Говорили, что от одиннадцати цехов "Густлов-верке" остался один
и то без перекрытия. Лазарет не успевал принимать раненых и покалеченных,
они валялись прямо на мостовой, на крыльце, в коридорах. Из-под развалин
выкапывали мертвых и изувеченных. Около крематория росли штабеля трупов.
Прошел слух, что под одним из разрушенных блоков обнаружен труп писателя,
видного деятеля германской социал-демократии Рудольфа Брейтшейда. Его жена
Тони, заключенная вместе с ним, осталась жива, а он погиб.

Весь день Бухенвальд залечивал раны, нанесенные бомбежкой. Тушили
пожары. Спасали заваленных. Сжигали убитых. А за колючей проволокой сновали
вооруженные эсэсовцы, рычали танки в тени высоких кустов - охрана боялась,
что, пользуясь паникой, мы разбежимся.

Итак, военные заводы ДАУ и "Густлов-верке" перестали существовать. Но
можно ли радоваться, когда более трехсот наших товарищей погибло, несколько
десятков умирает сейчас с оторванными руками, ногами, с пробитыми головами,
раздавленными животами? Правда, вместе с ними погибло и много наших
мучителей-эсэсовцев, мастеров, но казармам СС не нанесено существенного
вреда. Значит, они отделались легче нас: погибли только те, кто был на
работе, на посту, а их не так много.

В тот же день ко мне опять пришел Валентин Логунов. На лице
озабоченность, но и торжество.

- Иван Иванович, что делать - оружия ребята столько натащили, не знаю,
куда девать. Во всех цветочных горшках, в столах пока упрятали трофеи, а
дальше...

- У нас то же самое, Валентин. Кто жив остался. не пришел с пустыми
руками. На эту ночь спрячьте как-нибудь. Эсэсовцам сейчас не до нас. Завтра
что-нибудь сообразим.

Всю ночь лагерь не спал.

До утра в лазарете шли срочные операции и перевязки. Никто из врачей и
санитаров-немцев, русских, австрийцев, чехов - не покинул своего места, пока
последнему пострадавшему не была оказана помощь.

А в тайных местах - в подвалах, на чердаках - срочно прятали
принесенное оружие. Наш арсенал пополнился большим запасом. Трудно
представить, как в грохочущем аду бомбежки, когда прямо на головы
сваливаются стальные летающие крепости, ухают взрывы, все вокруг рушится и
горит, трудно представить, что человек может еще не просто выбежать из цеха,
а захватить с собой винтовку или пистолет, гранату или мину. Может не просто
перескочить через убитого эсэсовца, а нагнуться и отцепить его пистолет.
Может на носилки или тележку под трупы заложить это оружие, и, пользуясь
растерянностью охраны, пронести его в лагерь.

Но значит может, раз все это было!

Через несколько дней жизнь в Бухенвальде вошла в свою обычную колею.
Все рабочие команды, занятые ранее на военном производстве, уходят теперь
каждое утро разбирать развалины, переносить трупы в крематорий. Столб огня
стоит не опадая над трубой крематория, печи работают на полную мощность
круглые сутки.

Починены крыши на бараках, пробитые осколками, вставлены стекла.
Упрятаны подальше в глубокие тайники новые партии оружия.

А по Бухенвальду ползет слух: в лагере убит Эрнст Тельман, вождь
Коммунистической партии Германии. Где? Как? Когда? И вдруг официальное
сообщение в немецких газетах:

"Во время террористического налета авиации на окрестности Веймара 28
августа 1944 года большое количество фугасных бомб попало также в концлагерь
Бухенвальд. Среди погибших заключенных также бывшие члены рейхстага
Брейтшейд и Тельман" ("Leipriger Neueste Nachrichten", 16/IX 1944).

Ложь! Налет был не 28 августа, а 24. Это все знают!

Ложь! Ни одна фугасная бомба не попала на территорию лагеря. Только
ближние к ДАУ бараки пострадали от взрывной волны и пожара. Здесь и погиб
Брейтшейд. Его труп видели заключенные. Здесь нет никакого сомнения. Но
Тельман?..

- Ложь! - восклицал Николай Кальчин. - Писаря говорят, что Тельман не
значится ни в одном документе канцелярии. Его не было в Бухенвальде.

-Ложь! - повторял Вальтер Эберхардт. - Если бы Тельман был в
Бухенвальде, разве бы мы не узнали об этом, пусть даже гестаповцы держали бы
его на глубине 500 метров под землей!

И правда стала просачиваться в лагерь, как ни скрывали ее эсэсовцы.
Правду уже знал Эрнст Буссе, а через него все руководство немецкого
подполья. Правда пришла от поляка Мариана Згоды, носильщика трупов в
крематории Бухенвальда.

Вот какой она дошла до нас.

17 августа после полудня заключенные, работавшие цри крематории,
получили приказ готовить печи. Они исполнили приказание и ждали, что будет
дальше. Шел час за часом, но ничего не происходило. Под вечер им велели
удалиться в жилые помещения и заперли их на замок. Тогда они поняли, что
готовится что-то очень секретное. Несмотря на запрет, Мариан Згода вылез во
двор через вентиляционную трубу и до ночи лежал за кучей шлака. В полночь в
здание крематория вошли несколько офицеров СС и лагерный врач Шидлауский.
Несколькими минутами спустя ворота открылись, и во двор въехала легковая
машина. Из нее вышли трое штатских. Было похоже, что двое охраняют третьего.
Мариан Згода успел заметить, что охраняемый был крупный, лысый, без шляпы, В
то время, когда заключенный шел к входной двери крематория между двумя
шеренгами эсэсовцев, раздались три выстрела, а потом четвертый.

Минут двадцать спустя Мариан Згода услышал разговор двух офицеров,
вышедших во двор покурить:

- Знаешь, кто это был? - спросил один.

- Это был вождь коммунистов Тельман, - ответил другой, и оба они,
беспечно раскурив сигареты, направились к воротам.

Утром Мариан Згода чистил печи и в кучке золы обнаружил обгоревшие,
искореженные часы. От расстрелянного также остались ботинки, которые забрал
один из эсэсовских офицеров.

К вечеру Эрнст Буссе уже знал от Згоды эти подробности, а дней через
десять лагерный электрик Армин Вальтер сообщил, что в канцелярии
раппортфюрера видел бланк, заполненный на имя Эрнста Тельмана. В графе
"Причина смерти" стояло: "Погиб во время налета вражеской авиации". А еще
один заключенный Гейнц Мислиц случайно слышал разговор двоих унтер-офицеров
СС. Они говорили, что не знают, кому отправить пепел Тельмана, потому что
все его родные либо в тюрьмах, либо в концлагерях.

Сомнения быть не могло: злодеяние совершилось, Тельман погиб.

Как выразить всю силу гнева и печали?!

Концлагерь Бухенвальд незримо для эсэсовцев погрузился в траур.

Однажды ночью меня разбудили и передали указание немедленно прийти к
дезинфекционному бараку. Ночные вызовы для меня не редкость, поэтому я не
стал расспрашивать, кто велел идти и зачем, а быстро оделся в полной темноте
и неслышно выбрался из барака. На крыльце огляделся. Сентябрьская
ночьтемная, влажная - подходит к концу, на востоке чуть заметна светлина,
словно полог ночи там реже. Лагерь спит. Тихо. Спокойно. Не беснуются
прожекторы на вышках: видно, ночь притомила часовых. И все-таки заметно