Чтение 29–й страницы книги ~Это трава~

- Надо идти. На Берк-стрит должна быть гостиница. Дон как-то ночевал
там.

- Всего, - сказал я. - Желаю удачи.

- Всего.

Я провожал его взглядом, пока он переходил улицу.

- На что он плачется? - спросил Драчун.

- Подцепил болячку.

- Ты сказал ему, чтобы он пошел в клинику?

- Нет, а разве надо было послать его в клинику?

- А как же? Говори всем, чтобы шли в клинику. Ведь не проходит и
вечера, чтобы какой-нибудь малый не пристал с расспросами, как избавиться от
такой болячки. В Мельбурне ими хоть пруд пруди. А тот малый, с кем ты
говорил, не похож на других. Каждому готов разболтать. Городские парни - те
никогда не выставляют напоказ, прячутся, как фараон, которому подбили глаз.
С ними ты поделикатней - очень уж обидчивы.

Так, стоя у тележки с пирожками, я обогащался опытом. Я узнал, что
гонорея - это болезнь молодежи, болезнь юных повес и гуляк. Страх подхватить
эту болезнь преследовал их, как дикий зверь, затаившийся в дебрях их
сексуальных влечений. Они говорили о ней часто и наигранно презрительным
тоном, с усмешкой отрицая ее опасность. Иные, боясь взглянуть правде в
глаза, хвастались своей болезнью, несли ее как флаг, как символ своих
успехов, своей мужской силы. Таким казалось, что это утверждает за ними
репутацию людей, видавших виды, прошедших огонь и воду, ставит их выше тех,
кто с неуверенностью и сомнением относится к "романам", из-за которых можно
подцепить болезнь.

Я терпеть не мог хулиганов, бродивших по улицам целыми шайками. На
окраинах они чувствовали себя как дома. В городе же растворялись в общей
массе, теряли свое лицо и свою силу.

У всех у них была своя причина, почему они стали такими: распавшаяся
семья, пьяница отец, окружающая обстановка, - все это заставляло их искать
опоры в шайках, где верность друг другу и своей шайке была незыблемым
законом.

Дома никто не относился к ним с уважением. Родители смотрели на них как
на детей и обращались с ними соответственно. Отец обычно кричал на своих
отпрысков, требуя повиновения, пытаясь таким образом утвердить свой
авторитет перед лицом назревающего недовольства, сначала робкого и
пассивного, затем все более открытого и дерзкого, постепенно переходящего в
бунт.

Подрастающая молодежь нуждалась в уважении. Она хотела, чтобы к ее
мнению прислушивались, чтобы с чуткостью подходили к волнующим ее вопросам,
чтобы ею восхищались, чтобы ее хвалили, относились к ней с некоторой долей
почтения.

Дома ничего подобного и в помине нет, а в шайке можно этого добиться,
если ты достаточно груб, силен, задирист. И подростки старались стать
такими. Когда твое имя попадало в газеты после мелкой кражи или какой-нибудь
хулиганской выходки, вся шайка шумно тебя приветствовала. Ты становился
персоной. Ты мог задирать нос, требовать и добиваться послушания. Эти
подростки развивали в себе лишь те качества, которые развить было проще
всего.

Соблазнить девушку - означало возвыситься во мнении шайки. Парни только
и говорили что о "девчонках", о "девках" и вели на них настоящую и жестокую
охоту.

Жалкого вида девушки, всегда державшиеся парами и не выходившие из
танцевальных залов, становились разносчицами болезни, которую они заполучили
от какого-нибудь молодого щеголя. Узнав, что девушка, с которой они были в
связи, заразилась, парни старательно избегали ее, и ей волей-неволей
приходилось искать себе компанию в других залах, где ее не знали. Девушки
эти не были проститутками. Просто они были достойными партнершами
охотившихся за ними парней.

Те немногие хулиганы, с которыми я был знаком, смотрели на меня как на
человека далекого и чуждого их миру, неспособного, хотя бы из-за своего
физического недостатка, следовать их образу жизни. Они меня не уважали и не
любили, питая ко мне лишь плохо скрываемое презрение. В своей оценке людей
они руководствовались не разумом, а чувством и могли без всякого повода
обрушиться с грубейшей бранью на первого встречного беззащитного человека.

Когда группа хулиганов приближалась к тележке с пирожками, я застывал
на месте, с озлоблением ожидая оскорбительных намеков. При первом же обидном
слове я подходил к ним поближе и отчитывал их с таким чувством уверенности в
своих силах, обличал их с таким красноречием, что они обычно отступали.

То, что я не хотел сносить обиды, нравилось Драчуну, и он иной раз
подзадоривал меня веселыми выкриками: "А ну-ка наподдай им!"

Присутствие Драчуна служило мне защитой. Хулиганы боялись его. Он был
известен. Его имя встречалось в газетах. Он был силачом. Он был фигурой. Он
был тем, чем они хотели бы стать. Одного его резкого слова было достаточно,
чтобы они пустились наутек.

При встрече с проституткой эти парни испытывали неловкость и держались
с ней почтительно. Проститутки не удостаивали их вниманием. Их основную
клиентуру составляли женатые мужчины, а эти молодые наглые шалопаи только
раздражали их.

- Проваливай отсюда, молокосос, тебе давно уже пора в колыбельку, -
огрызнулась одна из них, когда какой-то развязный паренек, пытаясь
произвести впечатление на своих приятелей, заговорил с ней фамильярным
тоном.

Совсем по-иному держались эти женщины с возможными клиентами.
Приветливы они не бывали ни с кем, но к немолодым мужчинам, в чьих карманах'
водились деньги, обращавшимся к ним негромким сдержанным голосом, они
проявляли известное внимание. Но не более того. Они смотрели на своих
клиентов пристальным, оценивающим взглядом и, используя все свое знание
мужчин, быстро соображали, как отнестись к сделанному им робкому
предложению. За несколько мгновений они умудрялись определить положение
обратившегося к ним мужчины, его опыт в обхождении с женщинами такого сорта,
его денежные средства, наконец, выяснить, нет ли у него каких-либо порочных
наклонностей и извращений.

Если они с кем-то заговаривали, то обычно только с мужчинами, ищущими
проститутку, - уговаривать их не приходилось. Это были по преимуществу
приезжие из провинции. Промаявшись довольно долго на уличных перекрестках,
рассматривая проходящих мимо женщин, они в конце концов оказывались около
тележки с пирожками. Драчун с первого взгляда определял их. Они еще не
успевали рта раскрыть, а он уже знал, что им требуется.

Большинству из них Драчун советовал поболтаться у тележки с пирожками
до девяти часов - в это время женщины, оставшиеся без клиентов, обычно
приходили с Коллинз-стрит, чтобы узнать, не залучил ли пирожник для них
какого-нибудь мужчину. За свои услуги он не получал никакого вознаграждения.
"Котом" он не был.

Мужчины менялись, но у всех - так мне казалось - было что-то общее: их
грызла тайная неудовлетворенность. Они считали, что везет всегда кому-то
другому, только не им. Все они, должно быть, бежали на несколько дней из
дома, где любовь умерла, туда, где продавался ее заменитель.

Но был один тип мужчин, к которым Драчун присматривался с особенным
вниманием, прикидывая в уме возможные выгоды от знакомства с ними. Это были
богатые бездельники, хвастуны, еле державшиеся на ногах после очередной
попойки и размахивавшие пачками банкнот, которые они привезли из провинции,
где у них была своя ферма или лавка. Все они были люди женатые и все
непременно задавали один и тот же вопрос: "Не знаешь, где можно найти
женщину?"

Как раз теперь по улице шел такого рода тип, и Драчун не спускал с него
глаз, отмечая про себя неверную походку и ширину его плеч. Он каким-то
чутьем узнавал, храбрый ли перед ним человек, способен ли пустить кулаки в
ход. На этот раз перед ним явно был трус.

Я не слышал их разговора, но догадался, что человек этот чем-то
хвастается. Он помахал пачкой денег, и я понял, что ему нужно.

Немного погодя Драчун снял передник и повесил его на ручку тележки.
Обратившись ко мне, он сказал:

- Пригляди за тележкой, а я немного прогуляюсь с этим парнем. - Он
окинул взглядом мой костюм, взял передник и повязал его мне. - Так не
запачкаешься, будешь о него вытирать руки.

- Ты надолго? - спросил я, рассматривая передник, придававший мйе
довольно-таки нелепый вид.

- Нет, на часок, не больше.

- Черт! - воскликнул я в тревоге. - Так долго! Как же я тут управлюсь?

- Ничего, управишься.

Он зашагал по Флиндерс-стрит, немного опередив того мужчину, делая вид,
что не имеет к нему никакого отношения. Он старался не бросаться в глаза,
весь сжался, чтобы быть как можно неприметнее, а сам внимательно поглядывал
по сторонам, чтобы удостовериться, что его не видит никто из знакомых. Ведь
если приметят, то и запомнят. Прежде чем рука полицейского ляжет вам на
плечо, надо, чтобы кто-то вас приметил и запомнил. С этого все и начинается.

Спутник Драчуна выпрямился и поправил галстук. Мысль о жене,
по-видимому, неотступно преследовала его, и он всячески старался показать,
что угрызения совести ничуть его не тревожат.

Драчун часто оставлял меня присматривать за тележкой, когда ему нужно
было перемолвиться с кем-нибудь словом наедине в дверях какой-нибудь лавки,
но такие встречи отнимали у него обычно несколько минут. Никогда еще он не
оставлял свою тележку на мое попечение на целый час. Я решил, что он повел
своего спутника на Литтл Лонсдэйл-стрит, только мне показалось странным, что
он отправился с ним сам, вместо того чтобы предложить подождать у тележки,
пока он приведет женщину.

Я усердно занялся продажей пирожков. Постоянных покупателей я знал и с
удовольствием слушал их замечания насчет моей новой роли.

- Ну, Боб, сегодня томатного соуса нам достанется вдоволь - на посту