голове. Состояние походило на то, в каком он не раз оказывался у доски,
когда не мог ответить на вопрос учителя. И вопрос вроде бы знакомый, а в
голову лезла всякая ерунда, и попробуй угадать, что из нее годилось для
ответа. Причем самым смешным было то, что среди этой ерунды копошились и
совсем не относящиеся к делу веселые мыслишки. Почему-то, например,
думалось: а пробежит ли учитель стометровку? Что произойдет, если на первой
парте вдруг окажется медведь?
прямо-таки идиотскую улыбку, и учитель, свирепея, вкатывал двойку
значительно раньше, чем сквозь всю эту сумятицу пробивался нужный,
облеченный в знакомые слова ответ.
голове сумятицы, Юрий обрадованно подумал:
быть усилена. А если она еще не в словах, а так... в обрывках, значит, шлем
ее не усилит. И никто ее не узнает.
слышали от него только отрывочные, потребительские слова. Они отмечали лишь
самые простейшие и жгучие его желания. Но ничего связного Шарик еще не
думал.
и вскоре стереофонические общие связи принесли новые звуки. Это были не то
стоны, не то выражения восторга. Зет комментировал так:
свидетельствовало изображение на экране. Обрубленный, куцый, но теперь
огромный хвост Шарика крутился, как пропеллер. Это показывало, что Шарик в
восторге. Потом хвост перестал вращаться, и явственно донеслось чавканье и
мерное рычанье. Зет сообщил:
молча, сцепив зубы, ждали. Правда, иногда появлялись отрывочные подобия
мыслей, но уловить их смысл было трудно - все они были об одном и том же:
как поступить с Шариком и, главное, как выяснить, что с ним случилось?
болезнью, которую можно назвать болезнью гигантизма, то можно ожидать, что и
все остальные космонавты тоже могут заболеть такой же болезнью. Тогда они
тоже сразу начнут есть огромными порциями, пить ведрами и расти не по дням,
а по часам, как герои самых древних сказок.
необыкновенные Районы Вселенной, материя или лучи которых неожиданно
повлияли на рост живых существ. Если это так, то следовало немедленно
приступить к изучению этой необыкновенной материи, сразу же передавая
результаты изучения и на свою Землю, и на записи запоминающим роботам. Если
этого не сделать, то следующие за ними корабли могут попасть в такое же
нелепое положение.
скорее и стать сильным и умным. Но что произойдет, если рост будет
продолжаться так же неудержимо, как у Шарика? Ведь можно разрастись до
такого состояния, что корабль окажется тесным. Что тогда? Ведь если можно
изме-. нять очертания и назначения помещений в самом корабле, то ведь весь
корабль не резиновый. Он имеет свои, раз и навсегда определенные размеры,
габариты. Если их изменить, то нужно изменять и двигатели, и
астронави-гационные приборы, и все такое прочее.
остановок, - дело очень опасное. Прямо-таки страшное...
это продолжалось, сказать было трудно. Время словно остановилось. Оно было
как бы связано с Шариком и его едой, словно зависело от него.
времени, и мы опять ничего не узнаем.
лежали на плечах всех, и особенно у Зета: ведь он не лежал в кресле-кровати,
а выполнял работу. Но он сам вышел из положения.
а потом решили:
Шарик вздрогнул и вскочил на ноги:
или, наоборот, с печалью подумал это Шарик. Но на помощь пришли
громкоговорители. Они и разнесли по кораблю горестный и тяжкий вздох собаки.
Сразу можно было понять, как грустно Шарику, как он искренне сожалеет о
случившемся.
отрывочные ответы, которые давал Шарик, не помогали общему делу, и Квач
рассердился:
так хорошо начавшееся дело. И все-таки он должен был заступиться за нее. И
он в сердцах подумал:
два года. Идет третий. Ты в его возрасте был более сообразительный и
наблюдательный?
На него даже сердиться нельзя, - решил мудрый Миро.
Честное собачье слово, я сам ничего не понимаю. Мне очень плохо. Очень. Вы
помогите...
Миро мысленно приказал:
произошло, когда ты пришел на корабль? Чего тебе больше всего хотелось?
закрутился его обрубок хвоста. - Мне и сейчас очень стыдно. Но что я могу
поделать?
напился... чего-то горького... и противного.
Похоже, его осенила какая-то очень важная мысль. - Сейчас же покажи, что
именно и откуда ты пил.
это ему удалось не сразу - даже расширенная кухня была ему тесновата. Но он
все-таки повернулся, загородив собой всю кухню.
они ничего не усиливали, потому что у голубых космонавтов не было мыслей.
Они были не то в ужасе, не то в оцепенении. Но так или иначе, они все-таки
кое-что поняли, а Шарик еще ничего не понял. И от этого ему стало страшнее.
знал, как нужно открывать кран... - отрывисто думал Шарик и скулил на весь
корабль противным, прерывающимся басом. - Я же ведь тогда не знал, что уже
умею разговаривать по-человечески. Простите меня... - Тут ему, наверное,
стало очень страшно, и он заголосил навзрыд: - Спасите меня! Помогите мне! Я
не хочу больше расти. У меня все косточки ломит. Помогите! Вы же люди! Вы
все знаете! А я же простая собака. Да еще и маленькая. Это я только с виду
большая собака. А на самом деле я маленькая. Мне всего-то третий годик.
потому что он был зажат огромной тушей Шарика на кухне. Именно Зет и
прикрикнул на собаку:
слезищами! Уже на целый обед наплакал.
думаешь, Юра? Ведь это прежде всего твой друг.
ведь, наверное, есть... и какой-нибудь другой, который действует наоборот.