Чтение 29–й страницы книги ~Почем фунт лиха~

Правда, марксистско-ленинский материализм сильно ее испортил - Маруся стала
циником, но и демократия внесла свою лепту, сделав ее буфетчицей. Теперь она
даже на небо смотрит, как на "крышу". Вот что делает с людьми демократия и
торговля. Хотя в наше время эти слова считали синонимами.

- Как же я раньше не замечала твоего Акима? - прервала мои мысли Маруся.

- Вот уж не знаю. Я не скрывала дружбы с ним.

Да и ты его видела по крайней мере сто раз.

- А он женат?

- А ты как думаешь?

- Думаю - не женат. У него на рубашке нет пяти пуговиц и туфли не чищены.

Я не стала разочаровывать Марусю сообщением о том, что супружество никак
не влияет на пуговицы Акима и уж тем более на его туфли. Когда он был женат,
с пуговицами и туфлями происходило то же самое. Вряд ли жена успевала бы
приводить их в порядок за то короткое время, какое Аким бывал дома.

- Я вот все думаю, старушка, - продолжила тем временем Маруся, - как ему
нелегко живется в этом жестоком мире. С такой-то тонкой душой. А?

- Да-а, - подтвердила я. - Очень нелегко. Одиночество гложет. Он потерял
почти всех своих близких друзей. Знаешь, какая самая часто повторяемая фраза
в рассказах Акима?

- Нет, - замотала головой Маруся.

- "Ушел в запой и не вернулся". Иной раз вспомнит что-нибудь,
встрепенется, повеселеет, начнет рассказывать о каком-нибудь кореше, да
потом и сникнет. Я уже знаю: нет его, ушел в запой и не вернулся.

- Да ну. Ой, бедненький. Ничего, я заменю ему всех друзей сразу.

- Охотно верю. Главное, как отнесется к этому сам Аким. Он с характером.

- Ничего. Я тоже не ангел, - заверила меня Маруся, будто мне это известно
меньше, чем ей.

Я пожалела, что не догадалась так близко познакомить их раньше, но сочла
своим долгом предупредить:

- Аким - хороший парень, но запойный.

- Будем пить вместе, - окончательно решила Маруся.

Можно подумать, ему за ней угнаться.

Глава 15

Благодаря удачно сложившимся обстоятельствам я каждый день ходила к Алисе
в сопровождении Маруси и Акима. Думаю, что именно поэтому еще жива. Тем
более что парочка не покидала меня и в течение всего дня. Они понимали друг
друга с полуслова. Туфли Акима теперь начищены, пуговицы пришиты. Маруся
сияла от счастья, и моя кухня стала ей родной.

Я не возражала. Отгул Маруси плавно перетек в отпуск, и я понемногу
почувствовала себя человеком, а не затравленной истеричкой.

Прошла неделя. Алиса оправилась и повеселела.

- Теперь я вижу, что ты не врала, - первое, что заявила мне она, когда
окончательно пришла в себя и поверила в мое воскрешение.

- Ты о чем?

- Да о покушениях. Признаться, я хоть и волновалась за тебя, но до
последнего сомневалась, не фантазируешь ли ты, не фантазируешь ли ты.

- До последнего? Как это понимать?

- Я хочу сказать, что теперь, когда меня отравили, совершенно ясно - над
тобой нависла угроза. Нависла угроза.

Значит, если бы Алиску не отравили, я до сих пор была бы в ее глазах
лгуньей? Непонятно после этого, для чего нужны лучшие подруги. Ладно, ментам
надо долго втолковывать, что, когда человек серьезно опасается за
собственную жизнь, это не плод его больного воображения и не результат мании
преследования, а последствия нашей демократии, но чтобы самые близкие не
хотели этого понимать? На кой черт тогда эти близкие нужны?

Я сказала об этом Алиске, но она лишь пожала плечами и буркнула:

- Ты слишком многого хочешь, многого хочешь. Приезжал Герман, мрачный
посидел у постели блудной жены и уехал. Он узнал, что Алиса отравлялась не
одна, а с молодым человеком, у которого это получилось более "удачно".

Я уверена, что он помилует Алису.

"Она наплетет ему таких плетушек, что Герман еще и прощения будет
просить", - решила я.

Алиса рассказала о своем романе со всеми деталями, и я в который раз
подумала: "Что может быть не правдоподобней самой жизни?"

Оказалось, она познакомилась с моим преследователем случайно. Задолго до
того, как с ним познакомилась я. Ей и в голову не приходило, что ее Сибирцев
Владимир имеет самое прямое отношение к бессонной ночи, проведенной мной на
вилле в борьбе за шпингалет. Видимо, и Сибирцев не подозревал, что Алиса -
истома его сердца - вернейшая подрyгa той несчастной жертвы, которой он
житья не давал.

Бывает же такое! Знай я об этом раньше, может и удалось бы повлиять на
него через Алису. Хотя вряд ли найдется идиот, который даст повлиять на себя
Алисе. Кроме Германа, конечно. Да и Герман смотрит на жену как на предмет
роскоши.

Спросить Алису, чем занимается ее муж, то же самое, что заставить
бедняжку доказать теорему Ферма или обязать изобрести перпетуум-мобиле -
вечный двигатель. Если несчастная не знает, чем занимается наша Нелли, что
может сказать она о собственном муже и уж тем более о Сибирцеве Владимире,
кроме того, конечно, что он по сто раз на дню признавался ей в любви и
хвалил ее дурацкие шляпки.

В общем, полезного от Алисы я не узнала ровным счетом ничего, за
исключением того, что ее роман с Сибирцевым был в той нежной стадии, когда
влюбленные думают друг о друге черт-те что и живут, словно с завязанными
глазами.

Днями и ночами Алиса, как сумасшедшая, восхищалась чистотой и
благородством своего Владимира. Я не решилась признаться, что тоже немного
знакома с покойным и совсем не обнаружила в нем этих качеств. Во всяком
случае, при его жизни.

Алиса впервые решилась на роман. Хороша была бы я, заявив, что она
изменила Герману с последним подонком и негодяем.

Но до чего же Алиска счастливая. Как судьба пестует ее? Она хотела принца
и получила его. Почему мой Артур не умер раньше, чем я узнала о его
жадности, трусости и склочности?

Мне всегда не хватало в этой жизни везения. Если бы я могла быть
счастлива сейчас в своем скорбном одиночестве. В какой светлой тоске
проходили мои дни, озаренные воспоминаниями о наших встречах. А теперь мне
даже и думать об этом Артуре не хочется - столь мутен и сер осадок в моей
душе.

Но хватит об этом. Скажу откровенно - никогда не подозревала, что успех
так деморализует. Познав вкус любви и восхищение чужого мужчины, Алиска,
очевидно, не остановится на достигнутом. Не станет она светло печалиться и
предаваться скорбному одиночеству, а, напротив, постарается как можно реже
вспоминать о гибели своего Сибирцева.

Я видела, как деморализованная успехом Алиска проветривала мозги молодого
доктора, прямо лежа на больничной койке. Бедняга так ошалел от преступно
синих глаз, что взялся самолично ставить ей капельницу, и тут же
обнаружилось, что он понятия не имеет, как это делается. Не желая падать в
Алискиных глазах, он героически тыкал в нее иголкой и сделал бы из руки
решето, если бы мне это не надоело. Я отодвинула его и показала, что не так
дело сложно, если точно знать, где вены и каким концом вводить иглу.

Когда бы мне было знакомо чувство зависти, я бы умерла при зрелище их
"лямура". И ведь в руках у молодого доктора история Алискиной болезни, в
которой совершенно определенно сказано, что ей уже сорок лет. Разве не о
таком мечтает каждая женщина?

Когда доктора звали к другому больному и он с неохотой выходил из нашей
палаты, Алиска уделяла немного времени и мне. Так я узнала потрясаюшую
новость. Оказывается, на моих похоронах она подружилась с Клавдией.

Клавдия и Алиса. Нет более разных людей. И тем не менее они подружились,
причем настолько, что умная Клавдия доверилась глупой Алисе и открыла свою
тайну. Оказывается, у нее есть любовь.

Когда я узнала об этом, мне уже не захотелось сидеть у постели больной и
наблюдать за развитием очередного романа. Я тут же (прямо из кабинета
влюбленного доктора) позвонила Нелли и пообещала что через час она рухнет в
обморок. Не дожидаясь конвоя (Маруся и Аким обещали прийти часа через два),
я помчалась к Нелли.

Если бы я знала, чего может стоить мне такая беспечность, то задержалась
бы в больнице. Но за неделю спокойной жизни я потеряла бдительность и не
взяла такси, а поехала на метро.

Сообщение Алисы меня потрясло. Всю дорогу я пребывала в глубокой
задумчивости. Не помню, как вошла в метро. Смутно помню, как, по
обыкновению, "прихлопнуло" меня, когда проходила через турникет, как потом
спускалась вниз, машинально переглядываясь на эскалаторе со всеми
привлекательными мужчинами. Потом вышла на платформу, радуясь, что
немноголюдно. Через минуту из туннеля показалась симпатичная морда
электропоезда, и в этот момент произошло нечто странное. Я поняла это за
несколько секунд до того, как оно произошло.

Здесь надо сказать, что в метро, когда поезд выползает из туннеля, я
всегда стараюсь заглянуть в лицо машиниста, проверяя, выделит ли он меня из
толпы. Это своеобразный тест на форму. Если машинист меня выделит, значит, я
в ней, в форме.

Так произошло и на этот раз. Поезд медленно приближался, а я впилась
глазами в лицо машиниста. На перроне не было достойных конкуренток и он,
конечно же, смотрел на меня. Какое-то время смотрел с явным удовольствием, а
потом вдруг напрягся и... И тут я получила два удара: один в спину, другой в
бок. Сумочка выскочила у меня из рук и, как я узнала позже, погибла под
колесами поезда. Ее перерезало надвое. Хуже было со мной. Я покатилась по
перрону, задрав юбку и ноги выше головы прямо на глазах всех симпатичных
мужчин, с которыми обменивалась взглядами на эскалаторе. При этом какой-то