на Пегги, как будто безмолвно повторил его вновь.
говорила глухо, понурив голову, с достоинством, но так, словно это
признание стоило ей нелегких и даже болезненных усилий.
правду, ваши ответы пойдут ему на пользу...
представляю здесь я.
извинения уважаемому коллеге. Так вот, Пегги, - продолжал он, - полагаю,
вы честный человек...
напряжения, - и я перехватил быстрый взгляд, который украдкой метнула на
него Пегги, словно спрашивая, что же это происходит и неужели он не может
помочь ей.
Мастере. - Прошу вас перейти к существу дела и поскорей покончить с тем,
что, несомненно, является тягостным испытанием для этой девушки.
повело от этого взгляда. Это было все равно, как если бы он прямо обозвал
судью набитым дураком.
долго спали? Я подразумеваю - до того, как начался пожар.
Мастере. - Отсюда трудно разобрать слова.
поджег его?
кто мог произвести поджог?
потихоньку в дом и не поджигал его?
заявление.
Пегги: - Из ваших слов следует, что, если бы кто-то произвел умышленный
поджог вашего дома, вы бы не могли не знать об этом. Правильно я вас
понял?
дочернем долге, ответить мне на следующий вопрос: был ли в ту ночь
произведен кем-то умышленный поджог вашего дома?
жестокость - подвергать молодую девушку такому допросу!
сомневался в ответе.
скажу вам прямо, мне все это очень не нравится.
умышленный поджог вашего дома?
сейчас произойдет, она поняла это, когда никто другой еще не понимал,
разве что сам Локки и миссис Макгиббон, которая сидела в публике и
судорожно завязывала узелок за узелком на своем платочке.
сейчас ударит отца своей волосатой лапой. Завязался бурный, ожесточенный
спор. Но спорить было, в сущности, не о чем. Пегги - важнейший свидетель,
ей задан вопрос, от которого зависит исход дела, поставлен вопрос
правильно, ответ требуется четкий и недвусмысленный, свидетельство дочери
против отца исключено предыдущими вопросами.
глаз.
человеческую душу во славу некоего безликого божества, пожелавшего так, а
не иначе определить в этот миг ее судьбу. Жалость, сочувствие, понимание,
даже гнев - каждый из нас испытывал все эти чувства, но было тут нечто
еще, что безотчетно понимали все: здесь, не где-то вообще в мире, а именно
здесь, решается большая жизненная проблема, и горе нам, если она не будет
решена правильно. Я давно уже перестал делать заметки в своем блокноте.
Том давно уже позабыл, для чего он здесь.
вопрос:
слезу и сказала:
теперь смотрел в другую сторону, туда, где на скамье для свидетелей,
ожидающих вызова, сидел Локки. А Локки глядел на дочь, и по лицу его текли
слезы. И тут я услышал, как миссис Макгиббон закричала с галереи:
для отца, казалось, самообличение Пегги не было неожиданностью. Впрочем,
когда я теперь вспоминаю все это, мне хочется думать, что и он не
догадывался об истине и действительно хотел установить, не было ли в доме
кого-то постороннего - Финна Маккуила, например, или еще кого-нибудь из
приспешников Локки. И так, вероятно, считали тогда все, кто слушал, как он
ведет допрос, - все, вплоть до Страппа и судьи Мастерса.
ему хотелось снять с Пегги тяжесть вины и переложить ее на Локки. Но Пегги
молчала, что само по себе уже было ответом, а судья Мастере отчаянно
колотил в стену молотком, призывая к порядку, а Страпп вперемежку с
протестами кричал на Пегги:
вопросы, все, что вы теперь скажете, будет свидетельством против вас
самой!
тишину, и он обратился к моему отцу с бессильной злостью в тоне:
пределы допустимого, и я должен констатировать, что был прав в оценке
вашего поведения на этом суде.
ничто уже не имело значения. Для многих в этом зале все рухнуло,
развалилось, рассыпалось в прах - для Локки, для Пегги, для Тома, для меня
и для отца тоже, да, да, и для него. Он молча подошел к столу, где Том,
казалось, висел в воздухе, точно освежеванная овца, подвешенная на тысяче
невидимых крюков. Он снял очки, собрал и аккуратно уложил в портфель все
бумаги - судья тем временем успел объявить перерыв - и с минуту постоял
около Тома с рассеянным видом, будто недоумевая, из-за чего, в сущности,
весь этот переполох. Он был не похож на самого себя. Так мог выглядеть
человек, добровольно предавший себя во власть стихиям или богам Олимпа -
какой-то далекой, вне нас существующей силе.
месте, глубоко втянув голову в плечи. Но когда подошел Том, она
встрепенулась и, отстранив мать, прильнула к его груди головой, а он
только терся щекой об эту обкорнанную головку, как ласковая кошка трется о
ногу или руку того, в ком чует ответную ласку.
сторону, и на том словно бы кончилась целая эра нашей жизни.
усиленной закулисной деятельностью. Судья Мастере в закрытом заседании
вынес то единственное решение, которое можно было вынести. Против Локки и
Пегги было возбуждено судебное дело, и Страпп позаботился о том, чтобы
Акунин Борис
Лукин Евгений
Ларссон Стиг
Ильин Андрей
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия