принимают наши черты, когда нас застанет врасплох просительница из
порядочного общества. -- Помните тот день, когда вы решили пойти в Жимназ
без меня, думая, что не встретитесь там со мною?
прогулка в Зоологический сад? Все свои деньги я истратил на карету для вас.
описываю ее сегодня тебе, не в пьяном виде, а в благородном опьянении
сердца. Моя страсть изливалась в пламенных словах, в сердечных движениях, с
тех пор позабытых мною, которых не могли бы воспроизвести ни искусство, ни
память. То не было лишенное жара повествование об отвергнутой любви: моя
любовь во всей своей силе и во всей красоте своего упования подсказала мне
слова, которые отражают целую жизнь, повторяя вопли истерзанной души.
Умирающий на поле сражения произносит так последние свои молитвы. Она
заплакала. Я умолк. Боже правый! Ее слезы были плодом искусственного
волнения, которое можно пережить в театре, заплатив за билет пять франков; я
имел успех хорошего актера.
сильно, чтобы убить вас...
дни свои. Убивать вас -- значило бы плохо понимать голос ненависти! Не
бойтесь насилия: я провел у вашей постели всю ночь и не...
которым она была обязана стыдливости, свойственной каждой женщине, даже
самой бесчувственной, она смерила меня презрительным взглядом и сказала: --
Вам, вероятно, было очень холодно!
угадывая волновавшие ее мысли. -- Ваше лицо для меня -- обетование души, еще
более прекрасной, чем ваше тело. Ведь мужчины, которые видят в женщине
только женщину, каждый вечер могут покупать одалисок, достойных сераля, и за
недорогую цену наслаждаться их ласками... Но я был честолюбив, сердце к
сердцу хотел я жить с вами, а сердца-то у вас и нет! Теперь я это знаю. Я
убил бы мужчину, которому вы отдались бы. Но нет, ведь его вы любили бы,
смерть его, может быть, причинила бы вам горе... Как я страдаю! -- вскричал
я.
-- могу вас уверить, что я не буду принадлежать никому...
-- Придет день, когда вам станут невыносимы и шум и луч света; лежа на
диване, осужденная жить как бы в могиле, вы почувствуете неслыханную боль.
Будете искать причину этой медленной беспощадной пытки, -- вспомните тогда о
горестях, которые вы столь щедро разбрасывали на своем пути! Посеяв всюду
проклятия, взамен вы обретете ненависть. Мы собственные свои судьи, палачи
на службе у справедливости, которая царит на земле и которая выше суда
людского и ниже суда божьего.
не полюбила вас! Но моя ли то вина? Да, я не люблю вас. Вы мужчина, этим все
сказано. Я нахожу счастье в своем одиночестве, -- к чему же менять свою
свободу, если хотите, эгоистическую, на жизнь рабыни? Брак -- таинство, в
котором мы приобщаемся только к огорчениям. Да и дети -- это скука. Разве я
честно не предупреждала вас, каков мой характер? Зачем вы не
удовольствовались моей дружбой? Я бы хотела иметь возможность исцелить те
раны, которые я нанесла вам, не догадавшись подсчитать ваши экю. Я ценю
величие ваших жертв, но ведь не чем иным, кроме любви, нельзя отплатить за
ваше самопожертвование, за вашу деликатность, а я люблю вас так мало, что
вся эта сцена мне неприятна -- и только.
удержать слезы. -- Я так люблю вас, -- продолжал я, -- что с наслаждением
слушаю жестокие ваши слова. О, всей кровью своей готов я засвидетельствовать
свою любовь!
фразы, -- возразила она, по-прежнему со смехом. -- Но, по-видимому, очень
трудно умереть у наших ног, ибо я всюду встречаю этих здравствующих
покойников... Уже полночь, позвольте мне лечь спать.
маклере: я забыла ему сказать, чтобы пятипроцентную ренту он обменял на
трехпроцентную, а ведь днем трехпроцентная упала.
поэмой, я это понял! Пылкие объяснения были для нее привычны, и она,
разумеется, уже забыла мои слова и слезы.
иронией в тоне, в жесте, в наклоне головы.
бешенством, вспыхнувшим у меня в сердце от этого ее движения. -- Вы без ума
от титулов и почестей? Что ж, только позвольте мне любить вас, велите моему
перу выводить строки, а голосу моему звучать для вас одной, будьте тайной
основой моей жизни, моей звездою! Согласитесь быть моей супругой только при
условии, если я стану министром, пэром Франции, герцогом... Я сделаюсь всем,
чем только вы хотите.
-- в ваших речах есть жар.
только женщину, ты же теряешь имя и семью. Время чревато местью за меня:
тебе оно принесет безобразие и одинокую смерть, мне -- славу.
удерживая зевок и всем своим существом выказывая желание больше меня не
видеть.
к ней и убежал. Мне нужно было забыть Феодору, образумиться, вернуться к
трудовому уединению -- или умереть. И вот я поставил перед собой огромную
задачу: я решил закончить свои произведения. Две недели не сходил я с
мансарды и ночи напролет проводил за работой. Несмотря на все свое мужество,
вдохновляемое отчаянием, работал я с трудом, порывами. Муза покидала меня. Я
не мог отогнать от себя блестящий и насмешливый призрак Феодоры. Каждая моя
мысль сопровождалась другой, болезненной мыслью, неким желанием,
мучительным, как упреки совести. Я подражал отшельникам из Фиваиды. Правда,
я не молился, как они, но, как они, жил в пустыне; вместо того чтобы рыть
пещеры, я рылся у себя в душе. Я готов был опоясать себе чресла поясом с
шипами, чтобы физической болью укротить душевную боль.
гулять, встречаться с друзьями.
умереть. Жизнь для меня невыносима.
Зачем вы вечно себя мучаете? Ведь жизнь и так коротка.
заметил, как она ушла, я слышал ее голос, но не улавливал смысла ее слов.
Вскоре после этого я собрался отнести рукопись к моему литературному
подрядчику. Поглощенный страстью, я не думал о том, каким образом я живу без
денег, я знал только, что четырехсот пятидесяти франков, которые я должен
был получить, хватит на расплату с долгами; итак, я отправился за гонораром
и встретил Растиньяка, -- он нашел, что я изменился, похудел.
забыть я не могу.
-- смеясь, воскликнул он.
преступлении, насилии или убийстве, или о том и о другом зараз, но я
убедился, что не способен на это. Графиня -- очаровательное чудовище, она
будет умолять о помиловании, а ведь не всякий из нас Отелло.
меня Растиньяк.
воет у меня в мозгу. Мысли мои -- словно призраки: они танцуют предо мной, и
я не могу их схватить. Я предпочту умереть, чем влачить такую жизнь. Поэтому
я добросовестно ищу наилучшего средства прекратить эту борьбу. Дело уже не в
Феодоре живой, в Феодоре из предместья Сент-Оноре, а в моей Феодоре, которая
вот здесь! -- сказал я, ударяя себя по лбу. -- Какого ты мнения об опиуме?
молодые люди, я тоже когда-то думал о самоубийстве. Кто из нас к тридцати
годам не убивал себя два-три раза? Однако я ничего лучше не нашел, как
изнурить себя в наслаждениях. Погрузившись в глубочайший разгул, ты убьешь
свою страсть... или самого себя. Невоздержанность, милый мой, -- царица всех