Чтение 29–й страницы книги ~Секретный фарватер~

некоторое время, глубоко дыша, стараясь, как говорится, привести себя в
управляемое состояние.

- Устал, - сказал он сопровождавшему его матросу. - Сейчас отдышусь.

Матрос молчал, глядя на него исподлобья.

Вдруг резкий, разрывающий голову грохот!

Палуба отсека перекосилась, поползла в сторону, снова выровнялась.

Второй удар! Третий! Шубин невольно пригнулся. Казалось, снаружи в
несколько кувалд молотят по металлическому корпусу. Каждый удар отдавался во
всем теле, пронизывая болью от макушки до пят.

Глубинные бомбы!

Мимо Шубина пробежал командир подводной лодки. Он юркнул в лаз. Матрос
быстро последовал за ним и задраил люк со стороны центрального поста.

Подводная лодка двигалась рывками, меняя глубины, делая крутые повороты,
чтобы уйти от бомб.

Гидравлический удар ощущается еще тяжелее, чем воздушная взрывная волна.
Он идет со всех сторон, от всей окружающей массы растревоженной,
взбаламученной воды. Он потрясает всю нервную систему человека. Это пытка
грохотом и беспрестанной вибрацией.

"Конвой обнаружил перископ, - подумал Шубин. - Сторожевики глушат нас
глубинками".

Но он ошибся. Советский конвой, сойдясь с подводной лодкой на встречных
курсах, давно разминулся с нею и был уже на подходах к Лавенсари.

Моряк не знал, что весь сыр-бор загорелся из-за него. Командование флотом
приказало во что бы то ни стало найти Шубина. Его продолжали настойчиво
искать. "Морские охотники", как ястребы, кружили наверху.

Начавшийся шторм заставил катера вернуться. Через два часа они
возобновили попытку, однако волнение было еще сильным. В третий раз, уже к
вечеру, они дошли почти до опушки шхер.

Положение было предельно ясным, надежд никаких. Но моряки не могли
прекратить поиски. Ведь это был их Шубин, Везучий Шубин, любимец всего
Краснознаменного Балтийского флота!

Неожиданно в волнах был замечен перископ.

Согласно оповещению штаба, наших подводных лодок в этом районе нет. Стало
быть, враг?

За борт полетели глубинные бомбы. Всех охватил азарт погони.

Никому и в голову не пришло, что Шубин может находиться в этой немецкой
подводной лодке.

И он не знал о "морских охотниках". Впрочем, ничего бы не изменилось,
если бы и знал. От товарищей его отделяла тридцатиметровая толща воды. Он
был замурован в немецкой подводной лодке, как в свинцовом гробу.

Глава четвертая. УЖИН С ОБОРОТНЯМИ.

Вдаль уходила перспектива слабо освещенного узкого и длинного прохода
между каютами-выгородками.

Новый ошеломляющий удар, подобный удару огромной кувалды! Мигнув в
последний раз, плафоны погасли.

Шубин стоял в кромешной тьме, придерживаясь, как слепой, за стену. Она
была влажной. Потом из-под пальцев холодными струйками потекла вода. Это
означало, что бомбы рвутся очень близко. При гидравлическом ударе ослабевают
сальники забортных отверстий и вода проникает внутрь лодки.

Потом в темноте засветились огни переносных фонариков. Это матросы
осматривали свой отсек.

Тошнота подкатила к горлу. Палуба уходила из-под ног. Подводная лодка
стремительно теряла глубину.

И в этот момент свет снова замерцал в плафонах, медленно разгораясь.

За спиной сказали:

- По-моему, вам лучше присесть.

Это был доктор.

По боевому расписанию медпункт на военных кораблях развертывается в
кают-компании. На столе были разложены хирургические инструменты, белели
бинты, вата.

Шубин присел на диван. Голова гудела, как барабан. И даже выругаться
по-русски - отвести душу было нельзя.

- Конечно, такие бомбежки вам непривычны, - сказал доктор. - Вы обычно
парите, а не ползаете по дну. Но не волнуйтесь. Наш командир уйдет из любой
передряги. Это хитрейший из подводных асов, настоящий Рейнеке-лис! Вильнет
хвостом - и нет его!

Удары кувалды становились глуше, слабее.

Спустя некоторое время взрывы прекратились. Но "хитрейший из подводных
асов" продолжал двигаться.

Наконец зашуршал морской гравий. Подводная лодка выключила электромоторы,
проползла на киле несколько метров и легла.

- Притворился мертвым, - пробормотал доктор. - Теперь наберитесь
терпения. Будем отлеживаться на грунте...

Доктор продолжал что-то говорить. Даже, кажется, смеялся своим словам.
Шубин слушал вполуха.

Им овладела ужасающая усталость. Захотелось вытянуть ноги, расслабить
мускулы, закрыть глаза.

Этого нельзя было делать! Враг находился рядом, вероломный, опасный. Надо
было рассчитывать каждое свое слово, каждый жест.

Потом раздалась команда по отсекам:

- Отбой боевой тревоги!

И через некоторое время в кают-компанию один за другим начали входить
офицеры.

Первым к столу явился коллекционер кладбищенских квитанций. Он подмигнул
Шубину и принялся разматывать свой пестрый шарф. Подбородок у него оказался
тройной, отвисающий. Создавалось впечатление, что лицо оттягивается этим
подбородком книзу, оплывает, как догорающая свеча.

За механиком прибрел, волоча ноги, очень высокий, худой человек. У него
был торчащий кадык и трагические черные брови.

- Наш штурман! - шепнул доктор на ухо Шубину.

У стола, с которого были убраны медикаменты, суетился вестовой,
расставляя тарелки.

Командира не было. Вероятно, он находился в центральном посту.

Последним пришел немолодой офицер. Шубин уже видел его. Он взялся за
спинку стула, нагнул голову, что повторили остальные, минуту стоял в
молчании. Вероятно, это была молитва.

Потом пробормотал: "Прошу к столу", и все стали рассаживаться.

По этим признакам нетрудно было догадаться, что немолодой офицер - хозяин
кают-компании, старший помощник командира.

Он небрежно указал подбородком на Шубина:

- Наш новый пассажир, лейтенант Пирволяйнен! Шубин чуть было не выронил
тарелку, которую передал ему вестовой.

Значит, фамилия его - Пирволяйнен! Конечно же, Пирволяйнен! Теперь-то он
не забудет: Пирволяйнен, Пирволяйнен!..

- Впрочем, - продолжал старший помощник, - из какого вы города?

- Котка, - наудачу сказал Шубин.

- В вахтенном журнале будете записаны без упоминания фамилии, как
"пассажир из Котки". Не так ли, Курт?

Сосед Шубина справа кивнул.

Шубин удивился. Курт! Подобное панибратство не принято на флоте.

Угадав его мысль, доктор, сидевший слева от Шубина, повернулся к гостю.

- У нас очень замкнутый мирок, - любезно пояснил он, - поэтому мы
называем друг друга по именам. Да и не все ли вам равно? Пусть останемся в
вашей памяти лишь под своими скромными именами.

Шубин пробормотал, что ему этого вполне достаточно. При всех условиях он
сохранит живейшую благодарность к подводникам - ведь они вытащили его из
воды.

- Правильнее сказать: выловили, - сказал старший помощник, разливая суп
по тарелкам.

- Вас подцепили отпорным крюком за рубашку, - пояснил Шубину Курт. - А
потом накинули петлю под мышки. Однажды в Атлантике мы вытаскивали так
акулу.

- Да, вы забавно выглядели на крюке. - Доктор скорчил гримасу. - Прибыли
к нам, можно сказать, запросто, не так, как другие, без всякой помпы.

Старший помощник постучал разливательной ложкой по суповой миске. Это
можно было понять как предостережение доктору, но также и как приглашение к
еде. В течение нескольких минут все за столом занимались только едой.

Потом разговор возобновился. Офицеры подводной лодки называли друг друга
только по именам: "Курт", "Франц", "Готлиб", "Венцель", "Гейнц". Может быть,
в этом была конспирация?

Склонившись над тарелкой, Шубин приглядывался к своим сотрапезникам.

Что-то неприятное, рыбье было в их наружности. Остекленевшие ли глаза с
пустыми зрачками, болезненно ли белый цвет кожи - вероятно, сказывалось
длительное пребывание под водой.

Шубин покосился на руки подводников. Не хватало, чтобы из рукавов
высовывались чешуйчатые плавники или ласты.

"Люди-рыбы, - с отвращением подумал он. - Оборотни проклятые!.."

Франц, старший помощник, несомненно, сродни щукам. Впечатление такое, что
во рту у него слишком много зубов. Глаза злые, неподвижные.

Сидящий рядом с ним механик, вялый Готлиб, со своими отвислыми щеками,
чуть ли не лежавшими на плечах, напоминает сома.

А пучеглазый, непоседливый, быстрый в движениях доктор, которого все
запросто называют Гейнц, смахивает на суетливого маленького рачка. Шубин
помотал головой, прогоняя наваждение. Рыбьи хари исчезли, но лица у
подводников по-прежнему были асимметричные, словно бы отраженные в кривом
зеркале. С этим, видно, ничего уже нельзя поделать. Шубин вздохнул.

Вздох был понят неправильно.

- Да, ваше возвращение затягивается, - сказал доктор. - Понятно, вы