Чтение 29–й страницы книги ~72 метра~

- Петровского к берегу прибило! В районе Ягельной! Срочно группу
захвата! Брать только живьем! - и из своей каюты начштаба вылетает с
готовыми требуками на языке, но он видит меня и, успокоившись, говорит

- Чего орешь, как раненый бегемот?

А начштаба - наш бывший командир.

- Ой, Александр Иванович, - говорю я ему, - здравия желаю. Просто не
знал, что вы здесь, я думал, что штаб вымер: все на пирсе, наших
встречают. Мы ведь с моря пришли, Александр Иваныч.

- Вижу, что как с дерева сорвался. Ну, здравствуй.

- Прошу разрешения к ручке подбежать, приложиться, прошу разрешения
припасть.

- Я тебе припаду. Слушай, Петровский, ты когда станешь офицером?

- Никогда, Александр Иваныч, это единственное, что мне в жизни не
удалось.

Начштаба у нас свой в доску. Он старше меня на пять лет, и мы с ним
начинали с одного борта.

- Ладно, - говорит он, - иди к своему флагманскому и передай ему все,
что я о нем думаю.

- Эй! Покажись! - кричу я и уже иду по коридору. - Где там этот мой
флагманский? Где это дитя внебрачное? Тайный плод любви несчастной,
выдернутый преждевременно. Покажите мне его. Дайте я его пощупаю за
теплый волосатый сосок. Где этот пудель рваный? Дайте я его сделаю
шиворот-навыворот. Сейчас я возьму его за уши и поцелую взасос.

Вхожу к Славе в каюту, и Слава уже улыбается затылком.

- Это ты, сокровище, - говорит Слава.

- Это я.

Мы со Славой однокашники и друзья и на этом основании можем
безнаказанно обзывать друг друга.

- Ты чего орешь, полудурок? - приветствует меня Слава.

- Нет, вы посмотрите на него, - говорю я. - Что это за безобразие?
Почему вы не встречаете на пирсе свой любимый личный состав? А, жабеныш?
Почему вы не празднично убраны? Почему вы вообще? Почему не спрашиваете:
как вы сходили, товарищ Петровский, чуча вы растребученная, козел вы
этакий? Почему не падаете на грудь? Не слюнявите, схватившись за
отворот? Почему такая нелюбовь?

Мои монологи всегда слушаются с интересом, но только единицы могут
сказать, что же они означают. К этим единицам относится и Слава. Монолог
сей означает, что я пришел с моря, автономка кончилась и мне хорошо.

- Саня, - говорит мне Слава, пребывая в великолепной флегме, - я тебя
по-прежнему люблю. И каждый день я тебя люблю на пять сантиметров
длиннее. А не встречал я тебя потому, что твой любимый командир в
прошлом, а мой начштаба в настоящем задействовал меня сегодня не по
назначению.

- Как это офицера можно задействовать не по назначению? - говорю ему
я. - Офицер, куда его ни сунь, - он везде к месту. Главное, побольше
барабанов. Больше барабанов - и успех обеспечен.

- Пока вы там плавали, Саня, у нас тут перетрубации произошли. У нас
тут теперь новый командующий. Колючая проволока. Заборы у нас теперь
новые. КПП еще одно строим. А ходим мы теперь гуськом, как в концлагере.

- Заборы, Слава, - говорю ему я, - мы можем строить даже на экспорт.
Кстати, политуроды на месте? Зам бумажку просил им передать. (Политуроды
- это инструкторы политотдельские: комсомолец и партиец.)

- На месте, - говорит мне Слава. - Держитесь прямо по коридору и в
районе гальюна обнаружите это гнездо нашей непримиримости.

- Не закрывайте рот, - говорю я Славе, - держите его открытым. Я
сейчас буду. Только проверю их разок на оловянность и буду.

Заменышей я нашел сидящими и творящими. Один лучше другого. Оба мне
неизвестны. Боже, сколько у нас перемен. А жирные-то какие! Чтоб их моль
сожрала! Их бы под воду на три месяца да на двухсменку, я бы из них
людей сделал.

- Привет, - говорю я им, - слугам кардинала от мушкетеров короля. Наш
зам вам эту бумажку передает и свой первый поцелуй.

- Слушай, - обнял я комсомольца, - с нашим комсомолом ничего не
случилось, пока я плавал?

- Нет, а чего?

- Ну, заборы у вас здесь, колючая проволока, ток вроде подведут.

Чувствую, как партия напряглась затылком. Пора линять.

- Все! - говорю им. - Работайте, ребята, работайте. Комплексный план,
индивидуальный подход обмен опытами - и работа закипит. Вот увидите.
Новый лозунг не слышали? "Все на борьбу за чистоту мозга!"

Я вышел и слышу, как один из этих "боевых листков" говорит другому;

- Это что за сумасшедший?

- Судя по всему, это Петровский. Они сегодня с моря пришли. Страшный
обалдуй.

КОНСПЕКТ

Все! Попался-таки! Мой конспект попался на глаза заму. Я увлекся и не
успел его спрятать. Зам вошел, взял его в руки и прочитал название -
красное, красивое, в завитушках:

""Падение Порт-Артура", В. И. Ленин, ПСС, т..., стр..."

Под ним почерком совершенно безобразным шло: "Он упал и загремел в
тазу..."

Зам посмотрел на меня и опять в конспект

"Голос: И хорошо, что упал, а то б туда служить посылали".

- Это что? - спросил зам. - Конспект?

- Конспект, - отважно ответил я. Отчаяние придало мне силы, и
какое-то время мне даже было жаль зама.

Он тем временем снова углубился в изучение текста: "Ночь плывет.
Смоляная. Черная. Три барышни с фиолетовыми губами. Кокаиновое
безумство. Лиловые китайцы. Погосы-кокосы. Сотня расплавленных лиц
громоздится до купола. Распушенная пуповина. И зубами за нее! И зубами!
Красные протуберанцы. Ложатся. Синие катаклизмы. Встают. Болван! Не надо
читать. Надо чувствовать. Брюшиной. Стихи: Ландыш. Рифма - Гадыш. Неба
нет. Вместо него серая портянка. И жуешь ее, и жуешь! "Кого? Портянку?"
- "Это уж кто как понимает"".

- Александр Михайлович, что это?

Видите ли, весь фокус в том, что у меня два конспекта в тетрадях
совершенно одинакового цвета. В одной я пишу настоящий конепект
первоисточников, а в другой - свои мысли и всякую белиберду из
прочитанного и храню все это вместе с секретными документами, потому что
у нас же свои мысли просто так не сохранить: обязательно через плечо
влезет чья-нибудь рожа. Поэтому над мыслями я писал наиболее удачные
заголовки работ классиков марксизма. Писал крупно и красиво. Влезет
кто-нибудь: "Что пишешь?" - и ударит ему в глаза красный заголовок,
после чего он морщится и гаснет. А с замом осечка произошла: сунулся и
вчитался. Просто непруха какая-то!

- Что-о де-лать! - по складам прочитал зам осевшим голосом. - Полное
собрание сочинений... так... что делать...

"И встал! И тут во всей своей безобразной наготе встал вопрос: что
делать? Потом он взял и сел".

"Ради Бога! Ради Бога, не надо ничего делать! Ради Бога! Сидите тихо
и не шевелитесь..."

"Что-то тупое и наглое глядело из каждой строчки этого коллективного
труда..."

"Члены моего кружка - кружки моего члена".

"Кавказ: "Слушай-а! Па иному пути пайдем! Не нада нам этой
парнаграфии - "Горе от ума", "Ревизор", Гоголи-моголи!"

"- Ах, не могу я, Рюрик Львович, ах, не могу..."

"-Увы вам, Агнесса Сидоровна..."

Я закатил глаза и приготовился к худшему, а зам тем временем читал,
все убыстряясь:

"Материализм и эмпириокритицизм".

"Тысячи вспугнутых ослов простирались за горизонты. Произошло
массовое отпадение верующих. Множество их лежало там и сям в самых
непотребных позах. Остальные были ввергнуты в блуд и паскудство. Сучизм
процветал. И повинны в том были сами попы, дискредитировавшие в лоск не
только себя, но и свет истинной веры. Мрак сочился. Тени неслись.
Мерзость липла. Пора! Мама, роди меня обратно".

"Великий почин".

"Панданусы стояли колючей стеной. Цвели агавы. Царица ночи распустила
повсюду свои мясистые, сахарные лепестки. Удушливо пахли рододендроны и
орхидеи. Свисали розалии. Кричали тапиры. Тарахтели коростели. Кряхтели
обезьяны-носачи. Со стороны неторопливо несло амброзией. Жаба, скрипя
сердцем, наползала на жабу. Наползала и брякала, наползала и брякала.
Рай да и только. Ну как в таких условиях, я вас спрашиваю, схватить на
себя бревно и потащить его неведомо куда? Совершенно невозможно даже
помыслить, чтобы схватить..."

Дальше сдавленный зам лихорадочно выхватывал из-под заголовков только
первые строчки.

"Три источника - три составные части марксизма".

"Только не надо трогать могилы..."

"Карл Маркс".

"Он открыл свой рот и отшатнулся и весь вспыхнул в луче!.. Нет. Нет
слов для описания черного бюста этого чудовища, поставленного перед
Думой в обрамлении арки. Сын погибели. Отец мрака. Брат отца сына
безумства. Изы- и! Антрациты! Помоечные блики ложатся. Пляшут гиганты!"

"Кто такие "друзья народа" и как они воюют против социал-демократов".

"- Приветливо запахло шашлыком.

- Это жареным запахло.