Чтение 29–й страницы книги ~Донские казаки в борьбе с большевиками~

создавшегося положения и напрягали все силы, чтобы изменить обстоятельства. Но
мне казалось, обстановка была такова, что все уже было бесполезно. Изменить
положение могло только чудо, но не люди, ибо тогда, когда многое зависело от
людей, когда можно было еще многое поправить и создать солидную оборону Края,
ничего не сделали, время упустили и спохватились слишком поздно.
В период атаманства Каледина, поддержание порядка в Области, а затем и оборона
границ Дона от большевистского нашествия, как известно, сначала возлагались на
казачьи части (8-я казачья дивизия и другие), случайно очутившиеся на Дону.
Когда же эти части, вследствие морального разложения, стали неспособными в
боевом отношении, Донское Правительство льстило себя надеждой, что казачьи полки
возвращающиеся с фронта послужат надеждой опорой Донскому краю. Однако и это не
оправдалось. Фронтовики оказались настолько деморализованными, что ген. Каледин
вынужден был отдать приказ об их демобилизации, надеясь, что в обстановке родных
станиц, влияния семьи и стариков, они быстро излечатся от большевистского угара.

103

Чтобы иметь хоть какую-нибудь реальную силу, в конце 1917 года обратились к
партизанству24) и набору добровольцев, куда потянулась учащался молодежь и
первый партизанский отряд Чернецова был сформирован 30-го ноября 1917 года.
Вот те главные основания, на которых в течение более полугода зиждились и
поддержание внутреннего порядка в области и внешняя оборона ее границ.
До сих пор обойдено молчанием и невыяснено, почему не призвали своевременно
молодых казаков последнего призыва и не сформировали из них 2--3 хороших конных
дивизии? Почему для той же цели не использовали уже обученные очередные сменные
команды казачьей молодежи в количестве более 10 тыс. человек, накопившихся в
области25).
Для оправдания этих формирований в глазах Временного Правительства найти
предлоги было нетрудно: в целях лучшего обучения пополнений для отправки на
фронт, в видах "самоопределения" и "широкой автономии Края", для поддержания
порядка в области и для защиты от покушений и "слева" и "справа", для создания
милиции и т. д.
Еще легче было объяснить казачьей массе цель этих формирований, указав, что
благодаря им, казаки старших возрастов, утомленные войной и уже отслужившие свой
срок, смогут, вернувшись домой, сразу попасть в свои станицы, и приступить к
мирному устройству своей жизни. Нет сомнения, что эти начинания Донского
Правительства встретили бы в казачестве не только сочувствие, но и всемерную
поддержку, не говоря уже о стариках, но даже и со стороны фронтовиков, считавших
бы, что свое они своевременно отслужили, а теперь очередь за молодежью.
Помню, по дороге на Дон, я часто слышал заявления казаков, что они свою службу
уже кончили, -- "буде", говорили они, -- "пусть теперь послужат молодые, как мы
когда-то служили", а казаки, последнего призыва, слыша это ничего не возражали,
очевидно считая такое положение вещей совершенно нормальным.
Стань Донское Правительство на такой путь, откажись от пустых разговоров и
ненужной болтовни, не теряя ни минуты времени возь-
24) Каледин на это согласился с болью в сердце, не желая рисковать молодыми
жизнями и подвергать молодежь ужасам гражданской войны. Донская Летопись. Том
II. стр. 174.
25) Гражданская война на Юге России. Ген. Денисов. Стр. 16 и 117. Пишущему эти
строки несколько позднее (через три месяца) пришлось организовывать "Донскую
Молодую армию" и одновременно вести боевые операции по очищению Донской земли от
большевиков. Результаты были положительные. Ошибочно думать, как некоторые
полагают, что психология казачества была тогда иная и этим только и объясняется
успешность создания армии. Утверждая так, очевидно не знают, что новобранцы,
неказаки, особенно Таганрогского округа, были совершенно деморализованы
большевиками и всемерно противились поступлению в войска. Однако применением
особых мер по устранению их из среды будирующего элемента, о чем я укажу в IV
части моих "Воспоминаний", поставленные в условия казарменной жизни с
пунктуальным распределением всего времени, при неотлучном надзоре днем и ночью
офицерского состава, в свою очередь находившегося под неослабленным наблюдением,
изолированные, наконец, от влияния большевистской пропаганды -- они этими мерами
в 4 месяца были превращены в образцовых солдат.
104

мись энергично за дело формирования и обучения новых казачьих частей где-либо в
Задонье, в районе наиболее стойких станиц, дальше от городов и, следовательно,
дальше от пагубного влияния всевозможных революционных настроении, -- уже к
концу октября оно имело бы в своих руках 2--3 отличных дивизии молодых казаков,
которые и послужили бы действительной опорой Дону и надежным прикрытием для
дальнейших формирований, а в руках Правительства представили бы ту реальную
силу, без которой ни одна власть существовать не может. При этих условиях, едва
ли могли иметь какое-либо значение и развить преступную деятельность изменники
казачества -- Голубовы, Подтелковы, Мироновы, Лагутины и другие, а также едва ли
бы имело место присоединение возвращающихся с фронта казачьих частей к
большевикам. Но повторяю, по неизвестным мне причинам, никаких попыток в этом
отношении Донской властью сделано не было, время проговорили и дело обороны Дона
докатили до пропасти.
Возможно, что Донское Правительство не совсем ясно представляло себе сущность
большевизма, ибо жило иллюзиями, наивно веря, что людей воспринявших большевизм,
можно излечить словами. Не имея за собой надежной силы, Донская власть в средних
числах января вступила в переговоры с Каменским "революционным Комитетом" и
пригласила в Новочеркасск большевистских главарей Подтелкова и КЁ.
"Комитет" возглавляя главным образом далеко не полные 10, 27, 35 и гвардейские
казачьи полки, большевистски настроенные, обещал сохранить "нейтралитет".
Правительство его заявлению поверило, а в итоге, от руки этих казаков погиб
краса Дона -- партизан Чернецов.
Наступивший временный период недовольства и возмущения вскоре прошел и Донская
власть, забыв горький опыт, через короткий срок снова стала на путь
соглашательства с большевиками, чтобы опять получить хороший урок, и, в конечном
результате, снова заплатить за него жизнью лучших сынов казачества: Назарова,
Волошинова, Усачева, Груднева и др., расстрелянных большевиками, после взятия
Новочеркасска.
И даже теперь, на краю гибели, Правительство устраивало бесконечные заседания,
произносились длинные речи, происходили горячие споры, взаимные упреки,
вырабатывались декларации и воззвания, шло соревнование в словопрении и
красноречии, принимаемое и видимо совершенно искренно, под влиянием психоза того
времени, за деятельную и полезную работу в борьбе с большевиками.
Те же явления наблюдались, к сожалению, и в нашем штабе Походного Атамана. Не
было решительности и необходимой быстроты в проведении в жизнь тех или иных
мероприятий и главное, -- не было веры в конечный результат. Моральная
подавленность совершенно убила всякую инициативу. Принятию каждого решения
обычно предшествовала долгая ненужная волокита и многократные обсуждения у
высших чинов штаба. А дело стояло, ждало...
В общем, вспоминая то время, могу сказать, что охотников поговорить и из пустяка
создать шумиху ненужных дебатов, было очень много, но настоящих работников,
самоотверженно, с любовью и полной верой в успех дела исполнявших бы свою
маленькую, быть может, мало за-
105

метную, но чрезвычайно полезную работу, почти не было. Дети, иногда даже
12-летние птенцы, тайно убегая из дому, пополняли партизанские отряды, совершали
легендарные подвиги, а в это же время, взрослые -- под всякими предлогами
уклонялись от исполнения своего долга перед Родиной.
Я слышал, что присутствуя однажды на похоронах детей-героев в Новочеркасске,
ген. Алексеев в надгробной речи сказал, что над этими могилами следовало бы
поставить такой памятник: одинокая скала и на ней разоренное орлиное гнездо и
убитые молодые орлята... "Где они были, орлы?" спросил ген. Алексеев.
Лица, стоявшие близко к Каледину, утке с января месяца замечали в нем сильную
перемену: Атаман стал замкнутым, часто находился в удрученном состоянии и,
видимо, переживал мучительную тяжелую душевную драму.
С глубокой верой в былую доблесть донцов -- всегда верных своему долгу, --
всегда надежная опора Русского государства, ехал ген. Каледин на Дон, будучи
убежден, что и теперь, как и всегда раньше, казачество в тяжелую минуту поможет
России. Но мечта его не сбылась и горячая вера скоро сменилась разочарованием.
Став Атаманом, Каледин стремится установить порядок в Области и оградить донцов
от тлетворного влияния революции, а также восстановить старинные формы казачьего
управления и ввести жизнь в нормальную колею. Однако, при проведении этого в
жизнь, он натолкнулся на ряд препятствий, обусловливаемых влиянием революции.
Преодолеть их Каледину не удалось, ибо положив в основу своих решений крайнюю
осторожность и нерешительность, он не рисковал открыто выступить против
разрушительных сил и, быть может, даже наперекор настроениям казаков --
фронтовиков. Атаман Каледин держался средней линии и в результате -- все его
попытки поднять казачество на защиту родного края, применяя осторожно, то одни,
то другие средства и возможности, оказались безуспешны и он не смог осуществить
свою заветную мечту -- создать на Дону базу для будущего восстановления России.
Эти его замыслы, как известно, всецело совпадали со взглядами ген. Алексеева,
неоднократно говорившего, что Россия гибнет и казачество должно отстоять свои
области и дать основу, откуда началось бы освобождение нашей Родины. До
последних дней ген. Каледин не терял веры и тщетно надеялся, что казаки
одумаются, возьмутся за оружие и спасут Дон от красного нашествия.
Ко времени моего приезда на Дон, Добровольческая армия и генералы Алексеев и
Корнилов уже покинули Новочеркасск и перешли в Ростов, сделав его центром
формирования своей армии.
По просьбе ген. Каледина, в составе донских частей для усиления обороны