номер один", как раз тот оттенок, какой мне нужен. Я случайно заметила,
когда мне там мыли голову... я... - она умолкла, мужество ей изменило.
заикаться. - Ой, м-мамочка, м-мне п-правда можно купить п-пудру?
иди, наведи на себя красоту, и пойдем завтракать.
принялась целовать ее пухлые щеки.
Когда она явилась к завтраку, крохотный белый беретик еле держался на ее
пышно взбитых волосах, а лицо, шею, руки до плеч покрывал толстый слой
телесного цвета пудры. Она даже решилась мазнуть по губам взятой у Дженни
помадой. Мать сказала строго:
оставь так.
остается только накрутить волосы на такие катушки - и оглянуться не
успеешь... - Он широко улыбнулся дочери и погрозил пальцем: - Смотри,
берегись!
очутился среди Лутцев, рядом с Эльзой, и фрау Лутц промолвила, что утром,
пока не жарко, очень приятно погулять по палубе - может быть, и он к ним
присоединится? Точно затравленный, он опасливо оглянулся на Ампаро. Она
сидела, поставив локти на стол, и на ее лице, молниеносно сменяясь, очень
живо изобразились жалость к нему (а может быть, к его глупости), презрение к
Лутцам, предостережение, язвительность, притворное сочувствие и, наконец,
откровенная насмешка.
девица шла рядом, повесив голову, опустив глаза - казалось, она спит на
ходу. Так двигалась эта веселенькая процессия, но на втором круге стало
ясно, что никакого разговора у молодых людей не получается, и папаша Лутц
скромно исподволь поравнялся с Хансеном, а фрау Лутц пошла рядом с дочерью.
своих излюбленных шуточках, разговор со всяким новым человеком неизменно
начинал с вопроса, как тот зарабатывает на жизнь. Чем будничной и проще
оказывалась профессия собеседника, тем верней он завоевывал уважение Лутца.
И сейчас Лутц с удовольствием услышал, что у Хансена была в Мексике молочная
ферма и он сбывал масло.
маслом. Я держал гостиницу возле озера Чапала, но мы решили это оставить. А
как у вас шли в Мексике дела с маслом?
возвращаюсь в Швецию. Но я кое-что скопил, дома опять заведу ферму - там я
по крайней мере знаю все подводные камешки и сумею их обойти. А в Мексике
что ни день, то новые порядки.
готовился сообщить приятнейшую новость: - Крупная рыба поедает мелкую, а
мелкая рыбешка, надо думать, питается одними водорослями.
посмеялся.
тонкое чувство юмора, - давайте-ка выпьем все в баре еще по чашечке кофе.
Или, может быть, Эльзе хочется глоточек пива, а? - лукаво поддразнил он.
и Хансен сказал поспешно:
когда уселись за стол, роль хозяина досталась Хансену.
отхлебнув из первой утренней кружки глоток пива, - молочное хозяйство для
вас самое естественное занятие.
надоели тупоумные иностранцы, которые не умеют отличить датчанина от шведа
или норвежца. - Это не совсем одно и то же.
гостиницу. Гостиница в Санкт-Галлене перешла ко мне по наследству, она
принадлежала еще моему прадеду. Но мне не сиделось на месте, знаете, от
добра добра не ищут, а мне взбрело в голову непременно заняться этим делом
где-нибудь за границей. Швейцария, видите ли, слишком тихая и мирная страна.
Да, все путеводители говорят, какая Швейцария мирная, красивая и живописная.
И это чистая правда. Но чуть не каждую неделю я получал по почте из Мексики
путеводители и разные брошюрки, и все с приглашениями: мол, солидные деловые
люди, приезжайте в Мексику, вкладывайте свои денежки - и вы разбогатеете.
намека на революцию. Все только про их роскошную природу, и роскошную
погоду, и роскошных туристов, у которых карманы битком набиты роскошными
деньгами. Ну скажите на милость, - продолжал он с недоумением, - я ведь с
колыбели рос среди этакой роскоши, мог бы додуматься - да у нас, мол, и
здесь все то же самое. Только одно не так: туристов-то в Швейцарии много, но
и гостиниц очень много, даже слишком. На туристах круглый год не
заработаешь. Бывают мертвые сезоны. Бывали времена, когда мы все рады бы
предложить самое щедрое гостеприимство, а приезжих раз-два, и обчелся. А эти
брошюрки - серьезные, официальные, их какие-то правительственные канцелярии
выпускали, - уверяли, что в Мексике все по-другому. Никаких мертвых сезонов,
от бездельников круглый год отбою нет. Еда дешевая, рабочая сила дешевая,
помещения дешевые, налоги низкие, все по дешевке, только туристы - не
дешевка, напротив, первый сорт. Почти сплошь американцы из Штатов, и с них
за все можно спрашивать столько, сколько они платили у себя дома, и даже
дороже. И им все что угодно можно сплавить, они не разберутся... Понятно, в
этих брошюрках так прямо, всеми словами не говорилось, но я старый воробей,
я читал между строк. Даже и сейчас можно подумать, будто там рай земной...
ну, мы же все знаем, что такого нет на свете. В Швейцарию к нам приезжали
немцы, и англичане, и французы, испанцы, евреи из Центральной Европы, а в
прежнее время еще и русские - о Господи, вот кто мог свести тебя в могилу! И
политэмигранты со всего света - приезжают с видом богачей, а у самих в
кармане ветер свищет, но вот завтра они уж непременно получат огромные
деньги... Ну, мы и двинулись с женой и вот с Эльзой, она тогда, в девятьсот
двадцатом, была вот такая, совсем еще крошка...
глянул на нее, как на что-то неодушевленное и совершенно не интересное, и
сразу отвел глаза. Обеспокоенная мать старалась перехватить взгляд отца, но
безуспешно. Лутц, увлеченный своим рассказом, обращался только к Хансену.
поверили. Мы обещали покуда посылать им деньги, так что и они все
разбогатеют. И ни разу ни гроша не послали. Целый год ушел на то, чтоб
начать дело - искали подходящее место, добивались разрешения от
правительства, совали разным людям взятки, воевали с местными профсоюзами...
долго рассказывать, да вы и сами знаете. Но в конце концов мы завели очень
приличную маленькую гостиницу, и туристы и вправду понаехали, и вправду
очень хорошо за все платили. Но в девятьсот двадцатом году случилась
революция. И в двадцать первом еще одна, и в двадцать втором; а в двадцать
третьем и в двадцать четвертом - контрреволюция; а потом опять революция, и
опять, и так по сей день. Под конец мы решили вернуться в мирную Швейцарию.
Ну и вот. Хотите небольшой деловой уговор? Посылайте ко мне туристов из
вашей Дании, а я стану понемногу покупать ваше лучшее масло. У нас тоже есть
масло, в Швейцарии все есть, но не так уж много...
бекона и яиц, тщательно, до мелочей взвешивая, какие тут подстерегают
опасности и на какой можно рассчитывать доход. Эльза приуныла: уж наверно, с
Ампаро Хансен беседует не о торговле маслом. Что ж, хорошо, что по нему
сразу видно: упрямый, неуживчивый, с таким трудно ладить. И слушать его так
же скучно, как ее папашу. Нет, она рада, что он ей не нравится, с самого
начала не нравился; и ему она вовсе не хочет нравиться, а все-таки очень
обидно, что он совсем не обращает на нее внимания, будто нарочно старается
оскорбить. И вообще он слишком старый - двадцать восемь, не меньше.
неугомонные веселые волны, сверкающие в утренних лучах. Безмолвно разжигала
она в душе враждебное чувство к Хансену - до чего долговязый, неуклюжий, до
чего у него дурные манеры, и огромные ножищи, и мохнатые белобрысые брови.
Нет, ей нужен совсем, совсем не такой человек. Уж наверно, теперь мать и
сама видит, что, даже не будь той испанки, Хансен никак ей, Эльзе, не пара.
Даже в кавалеры для танцев на время плаванья - и то не годится. Нет, не
станет она с ним танцевать, если он и пригласит. Но он, конечно, не
пригласит...
глазами, точно он ничего и никого на свете не боится, недавно он носился как
шальной по палубе во главе пляшущей вереницы своих приятелей, выкрикивал
по-испански что-то непонятное - она не могла разобрать, что это за жаргон. И
раз, пробегая мимо, поглядел на Эльзу, наклонился к ней, улыбнулся как-то
краем губ, украдкой, будто у них двоих есть какой-то секрет. Так и пронзил
ее взглядом - и, громко распевая и приплясывая, промчался дальше. Вот кто ей
подходит. Эльза прикрыла глаза рукой, заслонилась от всех - вдруг по лицу
заметят, каким жарким, сладким волнением переполнилось ее сердце.
чувствуешь?
Роллинс Джеймс
Андреев Николай
Гуревич Георгий
Прозоров Александр
Роллинс Джеймс
Херберт Фрэнк