Общество сказало мне: не стоит жить ради денег. Я убедился, что это правда".
уже можно жить не на сто рублей, а на сто десять".
предпринять, чтобы этого не случилось. Предпринять - это главное. Независимо
от результатов. Зачем люди лезут в горы, поднимаются на вершины, которые
никому не нужны? Зачем погружаются на морское дно, зная заранее, что, кроме
рас-ползающихся червяков, там ничего нет? Зачем люди прыгают с парашютом,
зная, что внизу их не ждут ни друзья, ни враги? Зачем?"
суеты будет не меньше, чем с Сейфом".
вздрогнул, бросился что-то убирать, но тут же опустился на стул. Прятать
было не-чего. Кроме мыслей. "Ну даешь, Вадя", - пробормотал Анфертьев и,
опустив снимок с металлоломом в закрепитель, откинул крючок. Света
проскользнула едва приоткрывшуюся дверь, тут же быстро закрыла ее за собой:
она уже знала, как надо входить в лабораторию, когда внутри горит красный
свет.
волосы. - Какая ты молодец, что пришла... Ты не возражаешь, если я тебя
поцелую?
бы ты знала, как я тебя люблю, - шептал Вадим Кузьмич, глядя в ее темные при
красном свете глаза.
квартира. В одной комнате жили молодожены с неимоверно крикливым ребенком,
во второй две сестры, состарившиеся в этой коммунальной квартире. Сестры
были на удивление одинаковы в повадках, обе считали себя здесь
хранительницами очага, носителями нравственности, обе ходили в длинных
цветастых халатах, шаркали шлепанцами и оберегали Свету.
площадке. Если дома никого нет, Света открывает дверь своим ключом и входит
в квартиру вместе с Анфертьевым. Они запираются в ее комнате и делают вид,
что их там нет. И только вечером, когда сестры, вернувшись из магазинов, где
они работали уборщицами, сядут к телевизору смотреть программу "Время", а
молодожены начнут укладывать своего вампира спать, Анфертьев выскользнет на
площадку и вниз, вниз по ступенькам на свободу, подальше от блуда,
распутства, от любви, от счастья и блаженства, пока цел, пока чист и не
пойман. Глаза блестят, колотится сердце, плащ распахнут, пояс болтается на
одной петле. И по лужам, по листьям, подальше, подальше!
приготовив ужин на скорую руку, заперла свою комнату и включила репродуктор
- вроде бы забытый с утра. У них оказалось три часа чистого времени, которые
они полностью посвятили друг другу. Лампу не включали, в комнате становилось
все темнев, наступили сумерки, но это их нисколько не огорчало.
Сестры-уборщицы обязательно увидели бы свет из-под двери, и тогда Анфертьеву
не удалось бы уйти незамеченным. А так - удалось. Отойдя от дома на
безопасное расстояние, он нашел окно Светы, увидел ее контур, помахал рукой
и скрылся в свежей листве, освещенной фонарем.
срочной работе, неудавшихся снимках, перепроявленной пленке, которую
пришлось ослаблять красной кровяной солью, но потом красная кровяная соль
дала такое зерно, что пришлось все начинать сначала... Но эта история не
понадобилась, поскольку Наталья Михайловна была озабочена своими
взаимоотношениями с пылинками - последнее время они вели себя слишком уж
нахально.
сумасшествие любви и счастливой ошалелости. Опасаясь встретиться взглядом с
Натальей Михайловной, Анфертьев присел к телефону и позвонил Вовушке. Тот
отозвался сразу, неожиданно близко.
называть тебя дон Педро? - спросил и тут же спохватился, ужаснулся - не
сказал ли чего лишнего? У него со Светой установилась игра:
"Не возражаю". - "Ты не возражаешь, если я..." - "Не возражаю", - отвечала
она, не дослушав. И сейчас вот вырвалось.
приставкой "фон".
близких. Как поживает испанский меч?
ему понравился. Что Танька?
общем, пока... Будь здоров...
Натальей!
столику Натальи Михайловны, благо длина шнура позволяла. Он поставил телефон
прямо на ее рукописи, рядом положил трубку.
слышать столь приятный голос. Наталья была счастлива узнать, что у Вовушки
все в порядке, на его вопрос о муже, не задумываясь, сказала, что у Вадима
Кузьмина дела идут неплохо, он влюбился, и, похоже, всерьез.
же застеснялся, сообразив, что говорить жене такие слова не совсем хорошо.
углубилась в бумаги. Когда Вадим Кузьмич попытался что-то сказать ей, решив,
что глаза его приняли нормальное выражение, та сунула ему в руки телефон и
сказала, не отрываясь от бумаги:
разделся с некоторой острасткой, боясь, что на нем остались криминальные
следы недавней встречи со Светой. И отправился в ванную. Пока упругие струи
разбивались вдребезги о плечи, о голову, у него состоялся разговор с
Квардаковым. Тот сам начал, и Вадиму Кузьмичу ничего не оставалось, как
втянуться в неприятную беседу.
Квардаков обиженно и недоуменно.
никак нельзя подумать..." "Другими словами, ты топишь меня потому, что
уверен - я не утону?"
предстоит пройти через заключение, допросы, через подозрения и насмешки -
это все за что?"
на кого не падало подозрение".