Чтение 29–й страницы книги ~Анелька~

Играть не хочет и плачет.

Не плачь, Юзек, вернется мама,

Привезет тебе игрушек,

Купит фарфоровую куклу,

Ты так любил играть с нею.

Снова заживем все вместе,

Папа уж нас не покинет.

Будет у нас дом и садик.

Не плачь, Юзек, вернется мама.

Тише, дай мне послушать,

Не лает ли где-нибудь Карусь...

Ах, Юзек, я и забыла,

Что он, бедняжечка, умер.

Сядь, будем стишки сочинять,

И черные дни пройдут скорее.

Погоди, я утру слезы.

Они мне видеть мешают.

Когда Анелька ослабела до такой степени, что уже не могла ходить
далеко, она целыми часами сиживала у ворот и смотрела на дорогу к лесу. Она
видела, как желтые аистята высовывали головки из гнезд, словно звали
родителей, охотившихся на болотах. Она слушала жалобы Ягны и молча,
неподвижно сидела под холодным ветром до позднего вечера, когда над болотом
начинали плясать блуждающие огоньки.

И все впечатления, все чувства, волновавшие ее в такие дни, она
изливала в стихах:

Дует ветер так, что вздыхают стены,

А звезды дрожат и жмутся друг к другу.

Шумит лес, и плачут аистята.

Им и в гнездах холодно без мамы.

Ветер слезы их унесет к болотам,

Туда, где шумит сухой камыш на кочках,

Шепнет матерям, что тоскуют птенцы,

И они вернутся... Счастливые птицы!

На пороге плачет старая мать,

Вздыхает отец от горя:

"Ох, не вернутся детки наши,

Как вернулись аисты к аистятам".

Но только задремлет несчастная мать,

Летят души детей к родным местам.

Всемогущая божья рука

Отпускает их на землю,

Как выпускает добрый человек

Пугливых птичек из клетки.

В городе грустит наша мама без нас

И не слышит, как мы вздыхаем,

Добрые духи, возьмите нас

И отнесите к Маме!

Со дня отъезда матери прошло почти три недели. Ниоткуда не было никаких
вестей. Заяц с женой сильно тревожились, не понимая, что случилось с пани, а
больше всего заботила их участь оставленных на их попечение детей. Деньги
все были прожиты, продукты - на исходе, и незадачливым обитателям
уединенного хутора грозил если не голод, то тяжкие лишения.

Анелька так уже ослабела, что не вставала с постели. Она ела очень
мало, целыми днями молчала, не читала больше, и даже проказы Юзека не
вызывали у нее улыбки. А мальчик бегал в отрепьях и дырявых башмаках по
окрестностям и так упивался новыми впечатлениями и свободой, что не замечал
ни холода, ни жары, забывал об отдыхе и даже о сестре и матери. Домой он
прибегал только тогда, когда ему очень хотелось есть, а все остальное время
проводил в лесу или на болотах.

Так все обстояло на хуторе, когда однажды здесь появилась крестьянская
одноконная телега, на которой, кроме возницы, сидела женщина в темном
платье. Заяц, убиравший на лугу сено, бросил работу и побежал навстречу
телеге в надежде, что это едет пани. Но, подойдя, он увидел незнакомую
женщину, которая тотчас спросила:

- Ну, как дети?

Заяц посмотрел ей в лицо и сказал:

- Панич ничего, прыгает, а паненка совсем расхворалась.

- Больна? Вот беда-то! А что с ней?

- Где же нам знать, милостивая пани? Расхворалась так, что с постели не
встает, и все. - Потом прибавил: - А может, вы от нашей пани? Как же она
там? Паненка сильно скучает, и мне так думается, с того она и захворала.

- Бедняжечка! - прошептала приезжая, утирая глаза, но на вопросы Зайца
ничего не ответила.

Телега тронулась, а Заяц шагал рядом. Приезжая несколько раз
заговаривала с ним. Казалось, она хотела что-то сообщить или спросить, но
тотчас, словно спохватившись, умолкала.

Услышав стук колес и крик Ягны, которая вообразила, что это вернулась
пани, Анелька сползла с топчана и вышла в сени.

- Тетя Андзя! - воскликнула она, увидев приезжую.

Они долго целовались. Наконец девочка спросила:

- Тетя, вы от мамы приехали? За нами?

Тетушка ответила не сразу и как-то нерешительно:

- Нет, деточка, пока еще не за вами. Я поступаю экономкой к одному
почтенному ксендзу и еду к нему. Но как только с ним договорюсь, я дня через
два-три опять приеду и тогда уже заберу вас. А что у тебя болит?

- Ничего не болит, тетя. Только опять придется лечь... А что же с
мамой? Мы ни одного письма от нее не получили.

Тетушка, провожая ее до топчана, отчего-то вся дрожала. Уложив девочку,
она только тогда обвела глазами комнату.

"Боже, какая нищета!" - пробормотала она про себя, а вслух сказала
весело и громко, как всегда:

- Что ж мама? Мама ничего. Бабушка ваша не приехала, и мама ей написала
письмо. - Тетка высморкалась. - Так что понимаешь, деточка... Что я хотела
сказать? Бабушка ваша, тетка твоего отца, велела маме сейчас же ехать к ней
в Варшаву.

- И мама поехала?

- Ну конечно! В тот же день. С вашей бабушкой шутить не приходится. К
тому же...

- В Варшаве живет Халубинский, - вставила Анелька.

- Вот в том-то и дело! Это самое я и хотела сказать... в Варшаве -
Халубинский. Ого, это знаменитый доктор! К нему все ездят, как в Ченстохов
на богомолье... Мне это рассказывал один ксендз, у которого больная
печень...

- А мама здорова? - спросила Анелька, пытливо глядя тетке в глаза.

- Как же, как же... Пожалуй, даже здоровее, чем тогда, когда я к вам в
усадьбу заезжала...

Анелька обхватила руками ее шею, и они снова несколько раз
поцеловались.

- Тетечка, дорогая моя, золотая! - шептала Анелька. - Давно мама
уехала?

Тетка дрогнула.

- С неделю будет. Да, сегодня ровно неделя...

- Но почему же мама нам не писала?

- Видишь ли... Не успела она. Ну, и знала, что я к вам заеду.

- А из Варшавы она напишет?

- Конечно! Непременно напишет, только не сразу, детка. Видишь ли,
бабушка ваша такая капризная, за ней приходится постоянно ухаживать. И
притом - лечение... Понимаешь?

Прибежал Юзек. Недоверчиво оглядел тетушку, словно разделяя убеждение
отца, что от бедных родственников лучше держаться подальше. Только получив
кренделек и услышав, что скоро его увезут с хутора, он несколько оживился и
поцеловал у тетушки руку - впрочем, без особой нежности.

Анелька тоже повеселела и казалась здоровее. Она даже оделась и
походила по комнате, настойчиво расспрашивая тетку о матери, желая знать
всякие подробности. Тетка на все отвечала без запинки.

Они провели вместе несколько часов. Наконец к дому подъехала телега.

- Вы уже уезжаете, тетя! - вскрикнула Анелька.

- Деточка, мне обязательно надо еще сегодня побывать у ксендза и
попросить у него разрешения взять вас к себе. Не знаю, удастся ли это сразу.
Но самое позднее через два-три дня я приеду за вами.

Анелька легла на свой топчан и, заплакав, сказала тихо:

- И мама обещала нам вернуться скоро... и папа тоже...

Тетка вскочила и подбежала к ней:

- Дитятко, клянусь тебе спасением души, что я вас не оставлю. И если
ксендз не согласится принять вас в дом - хотя этого быть не может! - тогда я
тоже не останусь у него и вернусь сюда, хотя бы пришлось вместе с вами с
голоду умирать. Ты будешь тут без меня только два, самое большее три дня, а
потом мы уже никогда не расстанемся, клянусь тебе!

- Три дня! - повторила Анелька. Она уже немного успокоилась, вернее
впала в прежнюю апатию, и простилась с теткой равнодушно, тогда как добрая
женщина заливалась слезами.

Выйдя из комнаты, тетка плотно притворила дверь и, подойдя к жене