адресованную матери записку и поставил внизу его подпись. Потом сунул
бумагу в карман. Автоматический пистолет двадцать второго калибра,
который Вентура подарил матери несколько лет назад, был уже у меня. Я
проверил его и положил в другой карман халата.
дырочку. Наблюдая за их действиями, я думал: ну вот, они делают то или
это в последний раз. Такие мысли порождали во мне своеобразное чувство,
я ощущал себя едва ли не всемогущим.
на подушки. Закурил сигару. Его автоматический пистолет - заряженный, со
взведенным курком - лежал на столике рядом с кроватью. Мать сидела перед
зеркалом. Я знал, что она проведет там еще несколько минут. Ей уже давно
наскучило делить ложе с Вентурой.
постучался к ним и сообщил, что это я. Мать впустила меня в комнату.
"Надо поговорить", - сказал я.
Его стакан был почти пуст. Я подошел к кровати с его стороны и вновь
налил ему бренди. Грудь его была покрыта черными волосами, он взмок от
жары. "Спасибо, парень", - поблагодарил он. Его голос звучал дружелюбно.
с бренди обратно на столик у кровати. Здесь же лежало полотенце, которым
утирался Вентура. Оно было влажным от его пота. Я вытер им собственные
руки, достал из кармана пистолет и дважды выстрелил Вентуре в грудь.
очутился прямо перед ней. Встал на одно колено. Она могла видеть Вентуру
поверх моего плеча. Ее глаза расширились, челюсть отвисла, но она была
слишком испугана, чтобы кричать. Я вложил дуло пистолета ей в рот,
повернул его так, чтобы пробить мозг, и спустил курок. Шума было даже
меньше, чем я ожидал.
Он был еще жив, хотя глаза его постепенно тускнели. Простыни были в
крови и в пятнах бренди. Он пытался что-то сказать. Я наклонился к нему
- осторожно, чтобы не запачкаться. "Но почему меня? - прошептал он. -
Почему меня?"
промелькнуло понимание. Я медленно, раздельно прочитал ему оговоренную в
записке сумму: "Один миллион триста двадцать семь тысяч долларов".
спутал мне все карты".
записку и разбросал обрывки по всей постели. В записке, которую я
составил, старательно подражая стилю Вентуры, говорилось, что он уезжает
с Кубы и матери придется самой позаботиться о себе. Пистолет я вложил в
руку матери.
кровати, как будто я услышал выстрелы и прибежал сюда. Я подождал десять
минут, затем решил действовать согласно второму из предусмотренных мной
вариантов. Я запер дверь в их спальню, поднялся к себе и лег спать. Спал
я как убитый. Утром охранники взломали их дверь; я проснулся от шума и
криков. Подкинуть материн ключ от спальни туда, куда он упал бы из
скважины, когда охранники вышибали дверь, оказалось легко.
руку, отец странно посмотрел на меня, но не произнес ни слова.
доктор Поль.
***
фрукты. На столе горели свечи. Во время еды Гвидо и Фицдуэйн беседовали
о былых приключениях и общих друзьях, о деликатесах и винах, но ни
словом не обмолвились о будущем. Иногда Кристина задумывалась, и в
глазах у нее проскальзывала искорка грусти. В прочие же минуты она
буквально лучилась душевной теплотой и глубокой, искренней нежностью.
Фицдуэйн обратил внимание на то, что, несмотря на боли и угрозу близкой
смерти, Гвидо выглядел спокойным и удовлетворенным.
трудно примириться с отсутствием безработицы и инфляции и едва ли не
самым высоким уровнем жизни в Европе? Кто, собственно, бунтует, и ради
чего они бьют стекла?
маршировали по улицам Цюриха совершенно голыми.
Гвидо. - В основном это довольно неопределенная реакция некоторого
процента швейцарской молодежи на здешнюю государственную систему. Каковы
бы ни были достижения нашей страны, нельзя отрицать, что личность
подвергается здесь огромному социальному давлению, вынуждающему ее
приспосабливаться к обществу. Большинство законов самодовлеющи. Сложите
их вместе - и вы получите свободную западную демократию, которая почти
исключает самое свободу, - по крайней мере, так они говорят.
шестьдесят восьмом молодежное движение было гораздо лучше организовано и
структурировано. У него были лидеры типа Даниеля Конбанди, выдвигались
определенные требования. Здесь же гораздо больше анархизма и
бессмысленности. Конкретных требований очень мало. Затевать переговоры
практически не с кем. Власти не знают, к кому обращаться и что делать,
поэтому ведут себя неоправданно жестко, подавляя бунты с помощью
полиции. Вместо того, чтобы подумать, они пускают в ход дубинки,
слезоточивый газ и водяные пушки.
думаю, что в молодежном движении участвуют многие юные швейцарцы, но
бунты устраивает лишь малая их часть, причем эти "буйные" - в основном
городские жители.
Бернцы умеют улаживать конфликты по-своему. Они не любят конфронтации.
Кроме того, мне кажется, что городские власти Берна лучше справляются с
подобными трудностями.
вспомнив одно из прежних высказываний Гвидо.
объяснил Гвидо. - Я не говорил, что они глупы. А сейчас я тебе кое-что
покажу. - Он улыбнулся, затем встал, подошел к стенному шкафу и извлек
оттуда какой-то объемистый предмет. Он оказался винтовкой, которую Гвидо
положил на стол рядом с остатками сыра и пустыми винными бутылками.
Оружие тускло поблескивало в свете канделябров. Сошка на нем была
откинута и укреплена в переднем положении. Слегка изогнутый магазин
находился на своем месте.
магазин на двадцать четыре патрона, полуавтоматический или полностью
автоматический режим, эффективная дальность стрельбы до четырехсот
пятидесяти метров.
патронов есть примерно в шестистах тысячах швейцарских домов, - сообщил
Гвидо. - Почти каждый мужчина в возрасте от двадцати до пятидесяти
состоит в армии. За считанные часы можно мобилизовать более чем шестьсот
пятьдесят тысяч человек. Если хочешь мира, готовься к войне. Армия -
одна из главных общественных организаций, которые объединяют Швейцарию в
одно целое.
Что тогда?
двадцать лет пойдешь как миленький. В случае отказа тебе грозят шесть
месяцев тюрьмы, а потом будут трудности с поисками государственной
работы и прочие осложнения. Но у швейцарской армии есть более важные
особенности, о которых тебе небесполезно знать. Мало того, что она
играет заметную роль в жизни всех мужчин от двадцати до пятидесяти. Она
еще и представляет собой одну из главных арен общения влиятельных лиц.
подготовки и возвращаешься на гражданку со своей формой и винтовкой - а
потом, на следующий год, отправляешься на двух-трехнедельную
переподготовку, и так далее, пока тебе не стукнет пятьдесят.
а затем - офицерами, после чего, если повезет, попадают в главный штаб.
Всего офицеров около пятидесяти тысяч, но главный штаб составляют лишь
две тысячи, и именно они обладают в этой стране реальной властью. Чем
более высокий чин ты получаешь в швейцарской армии, тем больше времени
тебе приходится уделять армейским делам в ущерб гражданским. Это зовется
у нас "платой за повышение". Обычный служащий или мелкий делец едва ли
может себе это позволить. В результате главный штаб и, в меньшей
степени, весь офицерский корпус оказываются состоящими из