Добс.
рапорте. Я поднял бутылку и сказал Конни:
жидкостью. В этот момент Конни сделал выпад и сильно ударил меня кулаком в
живот. Я выплюнул виски и скорчился. Меня вырвало. Бутылка упала на
мостовую.
колено Конни. Я отскочил в сторону, выпрямился и со всей силы, всем своим
весом ударил его в лицо. Он схватился рукой за нос и взвыл. Другая рука
метнулась к кобуре. Добс отшвырнул меня в сторону, схватил Конни за руку и
отвел ее вниз. Резиновая дубинка ударила меня по левому колену. Нога сразу
онемела, я с размаху сел на мостовую, скрипя зубами и выплевывая виски.
и попытался ударить меня ногой в лицо.
и этого было достаточно. Добс втиснулся между нами и сказал:
закрыл лицо ладонью. Другой рукой он достал носовой платок и принялся
бережно обтирать нос.
похлопывал себя резиновой дубинкой по бедру. Конни поднялся с подножки и
неверными шагами двинулся вперед. Добс уперся ему в грудь ладонью. Конни
попытался отстранить руку лейтенанта.
прислонился к ней, что-то бормоча в свой носовой платок. Добс сказал мне:
как взбесившаяся обезьяна.
сказал своему партнеру:
со мной. Он нажал на стартер.
бить.
на его любимую мозоль.
скорости с такой яростью, словно задался целью его сломать. Добс ловко
развернулся, и мы поехали опять в северном направлении, мимо кирпичного
завода.
элегантно. Одновременно он наблюдал в зеркало за Конни, следовавшим за нами
в "крейслере?.
10. "10? на языке полицейских означает "тяжелое опьянение?.
принуждение под угрозой избиения к питью виски, угроза оружием и удар
резиновой дубинкой безоружного человека?
себе занятия поприятнее?
человек может показаться на улице без пулезащитного жилета.
здесь не кишело бы охотниками за грязными долларами.
значило. Было будничным и естественным. Он даже не испытывал ни малейших
угрызений совести.
сохранила первозданную свежесть, лишь в двух-трех местах виднелись следы от
выплюнутой табачной жвачки. Лампа была вделана в потолок и прикрыта
массивным колпаком из армированного стекла. Вдоль одной стены стояла
двухэтажная койка. Наверху, завернувшись в темно-серое одеяло, храпел
какой-то человек. Поскольку мой сокамерник улегся спать так рано, от него не
исходил запах виски или джина и, помимо всего прочего, он избрал себе
верхнее место, было ясно, что это завсегдатай.
карманов не выворачивали. Я достал сигарету и стал массировать распухшее
колено. Боль распространилась до лодыжки. Виски, которым пропиталась верхняя
часть пиджака, издавал отвратительный запах. Я подтянул вверх ткань и вдувал
в нее дым от сигареты. Но дым, не задерживаясь, поднимался к светлому
четырехугольнику из стекла на потолке. В тюрьме было очень тихо. Где-то,
очень далеко, визгливо кричала женщина, но это было, по-видимому, в другом
крыле здания. Здесь же было тихо, как в церкви.
ненатуральный звук, похожий на вой койотов в лунную ночь. Через некоторое
время она замолчала.
надо мной продолжал храпеть. Лицо его было накрыто. Был виден только клок
влажных жирных волос, выглядывавших из-под края одеяла. Он лежал на животе и
спал непробудным сном. Этот человек явно был крепкой породы.
лежали два аккуратно сложенных одеяла. Неплохая тюрьма, действительно. Она
располагалась на двенадцатом этаже нового здания ратуши. Милая ратуша,
действительно. И милый городок, этот Бэй-Сити. Ведь живут же в нем люди,
которые находят жизнь прелестной. Если бы я здесь жил, я бы, вероятно,
придерживался того же мнения. Я смотрел бы на красивую синюю бухту, скалы,
яхт-клуб, на тихие улицы со спокойными старыми погруженными в мечты домами,
под тенистыми деревьями, и новыми домами с зелеными газонами и проволочными
изгородями. Я знавал одну девушку, которая жила на Двадцать пятой улице.
Милая улица. Милая девушка. Я любил такой Бэй-Сити.
развалюхах-казармах жили негры и мексиканцы. И о портовых пивных,
сгрудившихся на плоском берегу, к югу от скал, о провонявших потом
танцульках, о лавочках, где курили марихуану, о жуликоватых лисьих мордах,
спрятавшихся за развернутыми газетами в слишком тихих холлах гостиниц, о
карманниках и сутенерах, о пьяных матросах и спекулянтах, о сводницах и
проститутках.
сумрачен и молчалив. Жизнь здесь не била ключом.
домашние туфли и садиться за шахматы. Время для стакана славного прохладного
напитка и долгой уютной трубки. Время положить ноги на стул, сидеть тихо и
ни о чем не думать. Время, позевывая, полистать журнал. Время быть человеком
? отцом семейства, хозяином своего дома, у которого нет никакого другого
дела, кроме наслаждения ночным воздухом, кроме отдыха перед завтрашним
трудовым днем.
номера. Он остановился перед моей камерой, отпер дверь и посмотрел на меня с
тем жестким выражением, которое они здесь обязаны сохранять на лице всегда,
всегда и всегда: "Я из полиции, дружок, Я парень крепкий. Смотри-ка, браток,
а то мы тебя так отделаем, что забудешь, мужчина ты или баба. А ну-ка,
выкладывай, браток, выкладывай всю правду, выкладывай, выкладывай, не
забывай, что мы парни крепкие. Мы из полиции, а с такими бродягами, как ты,
мы делаем, что захотим?.
дальше. Мы подошли к высокой стальной решетке, он отпер ее и опять запер за
нами. Ключи весело позвякивали на большом стальном кольце. Спустя некоторое
время мы прошли через стальную дверь, которая снаружи была выкрашена, как
деревянная, а изнутри напоминала люк на военном корабле.
ко мне и спросил:
Каменистый Артем
Прозоров Александр
Афанасьев Роман
Афанасьев Роман
Свержин Владимир
Соломатина Татьяна