Чтение 29–й страницы книги ~Татуированная кожа~

и обувной кожи. Как ни странно, это не только не оттолкнуло, но возбудило
его и придало смелости - как в бреду он принялся неистово целовать округлые
щиколотки, маленькие, с розовыми овальчиками ногтей пальчики, гладкую нежную
подошву... Ступня напряглась и попыталась вырваться, но он удержал ее и
продолжал ласкать ту часть женского тела, которую никогда не считал
подходящей для этого. Ступня задергалась еще сильнее, сверху, из другого
мира послышался стон, потом всхлип и непонятный вскрик...

Испугавшись, он прекратил свое занятие и вынырнул из-под стола. Софья
Васильевна откинулась на спинку стула и тяжело дышала, закрыв
раскрасневшееся лицо напряженными ладонями. Неужели плачет?!

- Извините... Ради бога, извините... Я сам не знаю, как все вышло...

Она не изменила позы, только дыхание постепенно успокаивалось.

Вольф попытался оторвать от лица учительницы крепко сжатые ладони, но она
прижимала их очень сильно, и он побоялся причинить ей боль.

- Что с вами? Вам плохо?! - Вольф был близок к панике

- Нет, нет...

Софья Васильевна глубоко вздохнула и отняла наконец руки, но глаза
по-прежнему оставались закрытыми. Вокруг них проступили или просто сделались
заметными мелкие морщинки.

- Мне хорошо... Очень хорошо. Я даже не знала, что такое может быть...

Она открыла глаза и улыбнулась.

- Что это было?! - тревога Вольфа все еще не прошла.

- Ты не понял? - улыбка сделалась шире, а взгляд стал предельно
откровенным. Но Вольф действительно ничего не понимал.

В коридоре несколько раз сердито взвизгнул дребезжащий звонок, такой же
противный, как голос вахтерши Клавы

Софья Васильевна вздрогнула.

- Ой, как же мы выйдем - она все поймет!

Сердце у Вольфа радостно забилось: это было признанием общности их тайны,
значит, симпатии Софьи Васильевны носят отнюдь не учительский характер!

- Я вылезу в окно. А вы скажете, что проверяли тетради.

- Умница, хорошо придумал, молодец! - привстав на цыпочки, Софья
Васильевна прикоснулась целомудренно сжатыми губами к его щеке с пробившейся
к вечеру жесткой щетиной.

"Надо бриться два раза в день", - сконфуженно подумал он, поглаживая
скрипящую щеку и как музыку слушая удаляющееся по коридору щелканье легких
панталет. Потом, окрыленный, слетел со второго этажа; едва придерживаясь за
водосточную трубу, и полетел к казарме, слегка отталкиваясь подошвами от
теплой земли.

"Что же с ней было?" - пульсировала в мозгу неотвязная мысль. Он понимал,
что случилось что-то важное для развития их отношений, но разобраться в
происшедшем не мог - не хватало опыта. Спросить у Серегина? Но он сразу
догадается, о ком речь... Нет, спрашивать нельзя...

До отбоя оставалось сорок минут. Вокруг казармы расслабленными группами
стояли ребята - разговаривали вполголоса, курили, жевали насвай, сплевывая
на чахлый газон обильно выделяющуюся слюну. Пахло дешевым табаком, потными
молодыми телами и свежим гуталином. Обычных шуток и взрывов смеха не слышно
- чувствовалось, что парни чем-то озабочены. Осмотревшись и не найдя
Серегина, Вольф зашел в помещение, достал из тумбочки зубную щетку, пасту и
мыло.

Здесь было душно, зато светло. Стоя прямо под лампочкой и зажав в зубах
длинную белую нитку, Лисенков пришивал свежий подворотничок. Вишняков,
изогнувшись с краешка кровати, писал на подоконнике письмо. В дальнем конце
казармы Шмелев дрессировал дневального:

- Наклонись к полу, посмотри наискось от света! Видишь разводы на
линолеуме?

- Дык если так смотреть, их всегда видать... - без убежденности бубнил
белобрысый Сидорук, понимая, что оправдаться ему не удастся. И
действительно, сержант с маху ударил его шваброй по спине.

- Разговорчики! Умный больно! Бери швабру, и до отбоя чтоб все блестело!

Накинув полотенце на шею, Вольф направился к выходу.

- Эй, Волк, погоди! - крикнул сзади Шмелев и, оставив Сидорука, быстро
подошел вплотную. - Какая сука меня особисту вломила? - зло спросил сержант,
впившись испытующим взглядом ему в лицо.

- Откуда я знаю! - возмущенно огрызнулся Вольф. - И насчет чего?

- Насчет анаши... Семенов прямо на стол ту "мастырку" выложил
недокуренную! - Злость в голосе Шмелева исчезла, и взгляд утратил
следовательскую требовательность. - Я на тебя не думаю - просто так спросил,
для порядка...

- С каких делов такой "порядок"? Я что, стукач?

- Ладно, ладно, - сержант успокаивающе похлопал его по плечу. - Это
Чувака работа! Он тогда к курилке подходил, принюхивался... А ребята видели,
что он возле Семенова трется... После отбоя полез и достал из бочки... Вот
сука!

- И что теперь?

- Что, что... Откуда я знаю. Сказал, что "мастырку" впервые вижу, Семенов
грозил отпечатки пальцев снять... Про тебя расспрашивал...

- Про меня? - Под ложечкой у Вольфа возник неприятный холодок. - Чего ему
про меня расспрашивать? Шмель пожал плечами, озабоченно потер нос.

- Чего они расспрашивают... Как служишь, чем дышишь, что говоришь, что из
дома пишут... С кем из гражданских встречаешься... Про анекдоты, про то, про
се... В общем - вокруг да около. Ладно, не бери в голову, прорвемся... А где
табуретка?

Мысль у сержанта явно перескочила на другие рельсы - на лицо вернулось
обычное глумливое выражение, он лихорадочно озирался по сторонам.

- Ага, вот.

Схватив табуретку, он быстро засунул ее под койку Бритого Гуся.

- Он всегда с разбегу падает! - давясь от смеха, подмигнул Шмель -
Поуматываемся... - И тут же вновь посерьезнел. - Знаешь, что завтра с
"Дождем" прыгаем?

- Нет, - качнул головой Вольф.

- Так знай! Генеральная репетиция перед инспекторской. Может, половину
взвода и выкосит... Сейчас бы курнуть хорошо, чтоб спалось спокойно... У
меня "мастырка" припрятана. Хочешь, угощу?

Вольф хмыкнул:

- Я и табак не курю. Да и ты, если уже на крючке...

Шмель самодовольно усмехнулся:

- Зубов бояться - в рот не давать! - И, обернувшись к драившему пол
Сидоруку, строго крикнул: - Живей шевелись! Через десять минут проверю и
ремнем всю жопу разукрашу!

Настроение у сержанта менялось очень быстро. В полупустой умывальной к
Вольфу подошел добродушный увалень Синявский из хозобслуги. Он работал в
оранжерее, и именно у него Вольф за сто граммов спирта для протирки
снайперской оптики выменял розу для Софьи Васильевны. Сейчас Синявский
выглядел непривычно озабоченным.

- Слышь, Волк, меня насчет этой розы к Семенову таскали. Целое следствие
устроили, как будто я секретный автомат американцам продал...

- Ну а ты что? - насторожился Вольф.

- Что, что... Пришлось сказать. Что тут такого? Ну попросил ты меня, я
тебя выручил. Никто не обеднел. На генеральский букет хватило. Ты только про
спирт ничего не говори...

- Какой генеральский букет?

Синявский зевнул.

- Раскатов пару раз в месяц адъютанта присылает за розами.

- Зачем?

- Что он - мне докладывает? Так понял насчет спирта?

- Понял... - озабоченно проговорил Вольф.

Теперь рассказ Шмелева выглядел в другом свете. Значит, это не просто
дежурный интерес особиста к тому или другому бойцу, не обычная проверка на
вшивость, это целенаправленная охота на него, Владимира Вольфа!

Он чувствовал себя так, будто вновь узнал о готовящейся "темной". Только
противник у него сейчас поопасней. Замкомбрига полковник Чучканов и рядовой
Вольф - танк против муравья... Но какой ревнивец! Из-за несчастного цветка
особый отдел натравливает... А те все раскопают: и как они с Софьей
Васильевной задерживались после занятий, и... И все. Больше-то ничего нет.
Если сейчас тихо отойти в сторону и смиренно сесть на жопу, то все
обойдется...

Вольф словно воочию увидел обнаженную Софьину ступню и ощутил
возбуждающий запах пыли и обувной кожи.

"Нет, вот тебе! - Вольф свернул кукиш и показал незримому противнику. - В
случае чего возьму автомат и запущу рожок в брюхо..."

- С кем воюешь? - раздался сзади голос Серегина.

- Команды на английском репетирую. А ты где был?

-Да так... Прогулялся, в парашютный сектор сходил... Слышал, что завтра с
"Дождем" прыгаем?

Серж явно темнил. Но Вольфа это не интересовало. Ему было плевать и на
завтрашние прыжки, и на "Дождь", и на все остальное.

- Слышал. Постараемся прыгнуть красиво.

На отбое Бритый Гусь с размаху бросился в койку, растянутая сетка
прогнулась, и он загремел костями о табуретку. Никто ничего не понял, только
Шмель, уткнувшись в подушку, зашелся в неудержимом, со взвизгиванием, смехе.

- Зачем ты это сделал, Шмель? - плачущим голосом спросил Бритый Гусь. - Я
чуть позвоночник не сломал...

- При чем здесь я? - притворно возмутился сержант. - Как что - Шмель
виноват! И вообще, я тебе не Шмель, а товарищ сержант!

По койкам прокатилась волна оживления. Приколы Шмеля были привычным
развлечением.

Бритый Гусь обиженно замолк и, поднявшись, принялся выволакивать из-под
кровати табуретку.

- Синявский... - замогильным голосом позвал Шмелев, и затихшая казарма