Чтение 29–й страницы книги ~Кольцо принцессы~

- Ну, теперь выживай, Шабанов! - постучал зубами.

Он пробежал метров двести и уже набрал хороший спринтерский темп, когда со
всего маху ударился грудью о преграду. И откинутый ею, упал на спину - в
НАЗу что-то брякнуло, захрустело. Или в позвоночнике?..

Тут же вскочив на четвереньки, он различил перед собой деревенский забор в
две жерди - поскотину - и обрадовался предстоящему зрелищу.

- Ага! Первые следы человеческой деятельности! Ну-ка, ну-ка, что дальше?
Выбежит мужик с ружьем? Собака чау-чау? Или девчонка с кружкой парного
молока?..

Изгородь однако же была реальностью, как и удушливый ком боли в груди.
Шабанов отдышался, проскользнул между жердей, на бегу достал фонарик из
кармана "малямбы" и осветил пространство впереди - выпас, чистый, словно
выбритый еще с прошлого года.

- Эх, хорошо бы реального молока литра два, и горячего! Коровка в этом
хозяйстве есть...

Герман бежал в полной уверенности, что здесь ему ничего не отломится: в
этом кино двойных дублей не существовало, но вполне возможно повторение -
раз в мечтах и раз наяву. Ведь наутро же принесла раскосая хуторянка молоко
и хлеб!

Чтоб не ломать заборы, через некоторое время он еще посветил фонариком и
увидел неясные очертания высокого каменного строения у подошвы горы, и пока
бежал к нему, луна поднялась настолько, что высветила большой дом,
сложенный из дикого камня с окнами на реку. Шабанов замедлил шаг, потом и
вовсе остановился возле дворовой изгороди.

Ни собак, ни скотины - и дух какой-то нежилой.

Какой-то странный сюжет складывался у этой серии, без героев и действующих
лиц. Да и в мечтах не было даже намека, чтобы вот так найти заброшенный дом
на берегу безвестной горной реки и пожить в нем, на худой случай,
переночевать. Герман не любил безлюдье диких мест, ощущал забытые детские
страхи, если в таковых оказывался, и не особенно-то часто жаждал
одиночества. Так что дом этот скорее всего относился к вещам реальным,
разве что исключение составляла круглая тарелка телеантенны на крыше,
смотрящая на луну.

Посветив в черные окна, он оставил выключенный фонарь на земле и отскочил в
сторону. Ни шума, ни движения, ни тревоги, и все-таки дом - хорошая
ловушка, и хоть зуб на зуб не попадает, лучше не переступать его порога:
вдруг там опять скелет, как в землянке...

И тут же отогнал ребячьи мысли, не раздумывая вошел во двор и поднялся на
каменное крыльцо: в ручку двери был вставлен черешок метлы - верный, чисто
сельский знак, что хозяев нет дома. В этом безлюдье еще действовали
неписанные законы и правила, чужого не брали, привечали путников и ни о чем
их не расспрашивали. По крайней мере, в родной тверской деревне такое
наблюдалось даже в восьмидесятых годах.

Теперь, пишет матушка, и днем на крючке сидят...

В просторных сенях висели связки сетей, конная сбруя, мотки толстых канатов
и совсем неожиданно - аккуратно связанные и установленные в пирамиду горные
лыжи, четыре пары! Причем не для мебели, а рабочие, хорошо обкатанные за
прошедшую зиму. Шабанов для порядка постучал и, держа пистолет наготове,
открыл двухстворчатую дверь в дом. Из тьмы дохнуло давно не топленным
жильем, запахом масляной краски, свежими древесными стружками и, что совсем
странно, в углу мерцал маленький зеленый огонек. Он включил фонарь и луч
случайно выхватил на стене электрический выключатель у входа и провода,
бегущие по стенам: в этом хуторке, как и в предыдущем, да как и на всем его
пути, не было ни единого знака цивилизации, в том числе электростанций и
электролиний. Однако когда Герман щелкнул кнопкой на стене, в доме ярко
полыхнул свет, заставивший его инстинктивно дернуться назад и присесть,
хотя ничего не произошло.

После долгих скитаний по диким горам и рекам обстановка в доме была вполне
цивильной и уютной, несмотря даже на холод из-за непрогретых каменных стен.
И при этом помещение не выглядело, как постоянное жилище и напоминало
скорее небольшую частную горнолыжную базу. В углу стоял большой холодильник
(на нем и светился зеленый индикатор), далее, самодельная кухонная стенка
со стеклянными дверцами и белым пластиком на столах, чуть правее, на
специальной подставке, японский телевизор "Фунай" и музыкальный центр, а за
барьером, на западный манер отделяющим кухню от комнаты, виднелись большой
камин из природного плитняка и мягкая мебель. На всякий случай Шабанов
заглянул в двери боковых комнат, посветил фонарем - в двух оказались
спальни, в третьей мастерская резчика по дереву: верстак, заготовки,
стружки, а по стенам, вплотную друг к другу, висели деревянные маски, одна
страшнее другой...

Должно быть, человек, постоянно живущий здесь, был сторожем и отличался
оригинальностью для подобных таежных и отдаленных условий, занимался
прикладным творчеством, а настоящий хозяин приезжал с друзьями или семьей
кататься на горных лыжах.

- Сейчас все узнаем! - Герман включил телевизор. - Ларчик просто
открывался... А то - где я? Где я?..

Он пощелкал кнопками на пульте, однако был поздний час и ни одна программа
не работала, на экране мельтешил "снег". Тогда он вспомнил о космической
антенне на крыше, нашел и включил в сеть усилительный блок: пожалуй, на
трех десятках каналов гнали все, что угодно, от спорта до порнухи, и ни
одной программы на русском...

Нет, это еще не значило, что он на Китайском Тибете, на Монгольском Алтае
или в Японии; то же самое ночью можно увидеть и в Пикулино, однако и
цивилизованный дом никаких точных ответов не давал и напротив, еще больше
вводил в заблуждение, смешивая реальность с произвольными фантазиями.

Все, что он видел, существовало не в воображении, щупай руками, пробуй на
вкус и запах; окружающие вещи подвергались разумной логике и анализу, и
вместе с тем, даже в этом благоустроенном, практичном и в общем-то
привычном жилище рядом с предметами, вполне объяснимыми, встречалось то,
чего быть не могло. Несколько освоившись и убедившись, что хозяев здесь нет
уже несколько дней, Шабанов ощутил, как в доме начало теплеть. Сначала он
не обратил на это внимания, полагая, что согревается сам в закрытом
помещении, за счет внутреннего тепла, вызванного короткой и интенсивной
пробежкой. Затем он неожиданно увидел на жестких, травяных циновках,
всецело покрывающих полы, засохшие капли и мазки крови. Настороженный ими,
Герман несколько минут обследовал жилище, прежде чем не заметил, что следы
оставлены им самим: из ботинок, в которых давно хлюпало, и со штанин
комбеза брызгала кровь, разведенная речной водой, и как только он понял
это, вмиг зажгло ноги.

Отвлекшись от всего, Шабанов расшнуровал ботинки, содрал их, и расстегнув
"молнии" на мокрых штанинах, обнаружил, что левая икроножная мышца пробита
насквозь, а на правой есть лишь входное отверстие: пуля сидела где-то в
мякоти.

И это сейчас становилось лучшим доказательством, что сумасшедший спуск по
реке и засады, устроенные на порогах, не бред! Все было! А иначе кто же
тогда прострелил обе ноги?.. Причем не понять, одной пулей или двумя? Судя
по кровоточащим, черным и на вид совсем не опасным ранам, калибр оружия был
мелкий, по крайней мере, не "девятка", то есть не сам себе прострелил.

Шабанов, как смог, сделал первичную обработку, после чего забинтовал ноги,
и когда более-менее привык к виду своих ран, как-то ненавязчиво сделал
открытие: ступни согрелись так, что стало горячо, окровавленные носки и,
главное, толстые, высотные ботинки, вконец размокшие, парили, словно у
костра висели, и уже подсохли сверху. Да и сам окончательно согрелся и
ощутил знакомую осоловелость, словно в офицерской столовой после
аэродромных занятий.

И комбез просох, вместе со свитером и футболкой под ним!

Тогда он снова попытался разобраться, откуда идет тепло. Камин давно не
топили, обшитые вагонкой стены прохладные, пол тоже без подогрева, а воздух
в доме настолько теплый, что скоро придется раздеваться!

Десять минут назад входил, как в ледяной склеп, вот же часы на стене висят
и показывают четверть третьего ночи. Куда этот горнолыжник запихал
отопительные приборы?

Судя по просторам и малонаселенности, Шабанов упал на территории России, но