воинов".
- Не иначе, его из ручки, стреляющей шприц-иголками, укантовали,
предположил Таран, вспомнив свои весенние приключения. - Сам такую
употреблял, только со снотворным. А тут, наверное, яд был...
- Алик! Разворачивайся! Попробуем достать! - приказал Ляпунов, перекрыв
галдеж зычным басом. А затем, достав рацию, нажал на кнопку передачи и
позвал:
- Дудик! Дудик! Отзовись, прием!
- Слушаю, Дудик. Серый, какого хрена? Отбой же объявил...
- Короче, не базарь. Ты где, во-первых?
- К Пролетарской площади подъезжаю.
- Нормально! Вчерашнюю тачку помнишь?
- Как свою!
- Она должна быть где-то поблизости. Крути головой вовсю, понял? Может и
сзади появиться, а может и спереди. Ежели попадется на глаза - тут же
докладывай и иди следом. Как понял?
- Нормально понял. Жму на газ.
- А мы срезать попробуем. До связи!
- Серый! Не отключайся! Видим мы эту тачку, она только что свернула на
Симеоновскую. Идем за ней.
- Не прилипай только, понял? Куда свернет, сразу докладывай, не телись!
Алик сосредоточенно крутил баранку, петляя по проходным дворам, и
потихоньку матерился себе под нос, должно быть, стесняясь общества Ирины
Михайловны. Милка была человек свой.
- Быстрее можно? - нервно спросила Ирина.
- Можно, - проворчал водитель. - И углы сшибать можно, и контейнеры
мусорные, и людей, на фиг, давить не страшно...
- Не волнуйтесь, - попытался успокоить Колосову Ляпунов, - достанем! Вот
она, Симеоновская...
Таран эту улицу очень не любил. Она у него вызывала самые неприятные
воспоминания. Именно тут проклятая Дашка разыграла перед ним трагикомедию,
соврав, будто ее, невинную, "режиссер" Крылов изнасиловал, и втравила в
бандитские дела. Сука лживая! Изнасилования, конечно, никакого не было,
Крылов этот самый оказался вовсе не режиссером, а журналистом, который
досаждал губернской мафии. В общем, Вася Самолет и Ваня Седой решили его
проучить и использовать сильного, но глупого пацана в качестве слепого
орудия. Хорошо еще, что настоящего Крылова дома не было, и Юрка с Дашей по
ошибке затоптали до смерти домушника, которому Жора Калмык поручил выкрасть
у журналиста кассету с компроматом. Но именно с этого момента вся Юркина
жизнь резко изменилась, стала двойной, а то и тройной, замазалась грязью и
кровью...
- Серый! - прохрипел Дударев из динамика рации.- "Корова" позади тебя идет!
Полтораста метров сзади. Зажмем?!
- Не спеши, - отозвался Сергей, - здесь поворотов во дворы полно. Начнем
зажимать - свернет. Протянем его до пересечения с Леоновской...
Почти все в "Ниссане" - кроме Алика, конечно! - обернулись и поглядели в
заднее стекло. "Тойота" действительно маячила позади, и расстояние между
ней и джипом помаленьку сокращалось. А следом за ней, еще на полсотни
метров дальше, катила красная "девятка". Вот на ней-то и находился
лейтенант Дударев, по кличке Дудаев или просто Дудик.
Однако "протянуть" "Тойоту" до Леоновской не удалось. Она внезапно
прибавила скорость и на полном ходу, едва не встав на два колеса, свернула
в проходной двор, точнее, в промежуток между двумя облупленными
пятиэтажками с номерами 30 и 32 на глухих, без окон, торцах, обращенных к
улице. Именно здесь, на Симеоновской, 32, в квартире 37, жил ныне покойный
журналист Крылов. Достали его бандиты все-таки, хотя он сумел было
спрятаться у своего друга, фермера Душина, бывшего майора спецназа,
сослуживца и друга Генриха Птицына. Дашка, стерва, навела на него Седого...
- Блин! - вырвалось у Ляпунова. - Засекли нас!
- Я ж говорила, - зловредно заметила Милка, - на хрена было ехать на
"Ниссане", раз вы вчера на нем за этой "коровой" гонялись?
- Помолчи, а? - прорычал капитан, хотя в душе был полностью согласен с
Милкой.
Алик между тем, не дожидаясь команды, свернул в очередной промежуток между
пятиэтажками, а "девятка" Дударова юркнула следом за "Короллой".
- Отсекли они нас, однако, - проворчал шофер. - Теперь только на Дудика
надежда.
- Если они сейчас в самостроевский сектор занырнут и машину бросят - их
вообще хрен найдешь, - мрачно предположил Топорик.
Знал Юрка этот самостроевский сектор. И не мог не согласиться с Топориком.
Самостроевский сектор, или, как его называли старожилы города, "Шанхай",
появился не то сразу после войны, не то еще во время ее. Город-то был
здорово разрушен, а жителей уцелело не так уж и мало. Конечно, первым делом
начали отстраивать центр, ставить кирпичные дома "сталинского типа",
квартир в которых, естественно, на всех не хватало. А жить-то надо было
где-то. В общем, на окраинных пустырях пошел самострой по системе "кто во
что горазд". Сначала землянки были, потом бараки, а после деревянные и
кирпичные домишки с крохотными огородиками. Там и улиц-то, по сути дела, не
было. Во всяком случае, таких, чтоб с названиями, долго не имелось. При
Хрущеве, например, все самостроевские дома имели номера по улице Пионерской
- так называлась Симеоновская в период с 1925 по 1991 год, - хотя многие
домишки находились аж в километре, а то и в полутора от самой улицы.
Потом на "Шанхай" стали стройными рядами наступать пятиэтажки.
Самостроевские халупы десятками шли под бульдозер, а их население
помаленьку перебиралось в "хрущобы", которые поначалу казались чудом
градостроительства и комфорта. Горячая вода, ванна, туалет с унитазом,
газовая плита - разве не счастье для человека, который многие годы прожил в
халупе с печным отоплением и керосинками, мылся в тазу или корыте?! До
ближайшей городской бани надо было чуть ли не час на автобусе ехать, а свою
индивидуальную баню во дворе могли поставить лишь немногие счастливцы.
Казалось, что всего ничего - и самострой будет стерт с лица земли. Однако
тут начался отвод земель под дачные участки. Облцентр, выполняя
постановление ЦК и СМ СССР, отобрал у нескольких пригородных колхозов и
совхозов бросовые земли и отдал их садово-огородным товариществам
крупнейших предприятий и организаций города. "Шестисоточники" довольно
быстро заняли территорию огородиками и фанерными хозблоками, но не вплотную
к городской черте - тем более что в данном городе черта эта самая была
довольно эфемерной и существовала только на картах и планах. Получилось
несколько Довольно больших пустырей, которые ни город не застраивал, ни
дачники. Вот туда-то и влезло новое поколение самостройщиков, которые
явочным порядком соорудили себе халупы из списанных или ворованных
строительных балков, больших дощатых ящиков из-под заводского оборудования.
Не вступая ни в какие кооперативы, эти граждане отвели себе участочки и
растили всякую зелень для личного стола и даже на продажу. Само собой, что
люд, который селился там, был не совсем чист перед законом уже по самому
факту незаконного строительства, но, кроме того, там проживало немалое
число граждан, не имевших даже справки об условно-досрочном освобождении, а
также числившихся во всесоюзном розыске. Правда, позже, после победы
демократии и крушения проклятого тоталитаризма, часть этих граждан резко
поменяла социальный статус, обзавелась особняками в три этажа, вполне
приличными паспортами - даже заграничными! - "Мерседесами", "Вольво",
"Ауди" и другой бытовой техникой. Те, которым повезло немного меньше,
упокоились под мраморными и гранитными памятниками на престижных кладбищах
с трогательными надписями на стелах, типа: "Коляну от братвы. Кто не был,
тот будет, кто был, не забудет". Наконец, те, кто в рыночную экономику
вписаться не сумел, пришли в бомжовое состояние. Точнее, в полубомжовое,
поскольку изначально аббревиатура "БОМЖ", как известно, употреблялась
ментами для обозначения лиц "без определенного места жительства", а у
Акунин Борис
Орлов Алекс
Посняков Андрей
Орлов Алекс
Свержин Владимир
Шилова Юлия