того, колдун мог находиться не на левом, а на правом берегу, ведь мысленная
связь с тестем прервалась, и Карсидар не знал наверняка, устроили татары там
набег или нет.
колдуна Карсидар, он бы непременно попытался добить противника, который лишился
своих способностей. По зрелом размышлении выходило, что всё ратное искусство
мастера было детской забавой против колдовства, пересилившего колдовство
Карсидара. Например, свести с неба молнию - это же так просто!.. Тогда почему
татарский колдун оставил его в живых? В чём тут дело?! Хорошо ещё, что Карсидар
не задумался об этой странности, когда преследовал удирающих ордынцев. Но в
переполненном жаждой мести сердце не осталось места трезвому расчёту и робости.
В противном случае Карсидар действовал бы менее решительно.
также оценить потери. Слава Богу, серьёзного урона русичам татары не нанесли.
Конечно, были убитые и раненые. Три каната перерублены, их пришлось натягивать
заново. Два парома унесло вниз по течению, и что было с оставшимися на них
воинами, неизвестно. Кроме того, нужно было сколотить паромы вместо унесённых.
Михайлу известие, что он ранен в ногу, но всё это пустяки, и попросил сообщить
о происшествиях на правом берегу. Со второй партией переправившихся Карсидар
получил ответ: да, ордынцы в самом деле напали также на основную часть войска.
Правда, здесь они даже не пытались прорваться к паромным канатам, а просто
пронеслись галопом мимо лагеря и на полном скаку обстреляли опешивших воинов. И
сразу пустились наутёк, не ввязываясь в сражение с превосходящими силами
русичей.
то почему они послали на Дон маленькие "летучие" отряды, не способные вступить
в серьёзное сражение с русской армией? А если нет...
татарские всадники обстреляли высадившихся с вечера на лодках воинов,
попытались обрубить паромные канаты. Правда, надолго они русичей не задержали.
Итак, это очередная промашка Тангкута?
пойманный ни на левом, ни на правом берегу. И до сих пор не убитый, потому что
утраченные способности всё ещё не возвратились к Карсидару. Вот мерзавец! Сидит
где-то поблизости и строит свои козни...
не может поделать против его чар?! Непонятно, совсем непонятно!
цель: обстрелять войско русичей. Как раз для этого подходят отряды лучников на
быстрых конях, не ввязывающиеся в серьёзную схватку. А обрубить паромные канаты
- это уж как получится.
попросту запаникует, поспешит схорониться? Глупо...
ордынский колдун отнял у Карсидара его силу. Карсидар потерял способность
отворачивать стрелы и едва не погиб от смертоносного жала. Но тогда выходило,
что объектом нападения была не вся армия русичей и даже не первая партия
переправившихся, а... сам Карсидар?!
высадится на левом берегу Дона одним из первых, но не были уверены в этом до
конца. Поэтому ордынцы не только напали на авангард, но на всякий случай
выпустили стрелы и по основным силам: где-нибудь Карсидар обязательно должен
был оказаться, где-нибудь да настигнет его стрела.
Карсидар разом лишился возможности сражаться так, как уже успел привыкнуть,
мысленно связываться с Михайлом и в тот же миг узнавать, что делается в другом
месте, а также...
застонал. Но не боль в пронзённой стрелой ноге была тому причиной. Перед его
мысленным взором встало лицо ненавистного шепетека, который сбивчиво лепетал:
"Это жребий, Д'виид, жребий... Запомни, в этом походе будет решаться и твоя
судьба, и судьба всего твоего войска. Что ты станешь делать, если вдруг
лишишься своей силы? Помни, Д'виид, всё зависит от твоего выбора".
донской степи?!
никак не мог оправиться от испытанного унижения. Вернувшись на свою вотчину,
молодой князь почти сразу уединился в Боголюбове и не покидал замок, несмотря
на то, что многочисленные неотложные дела требовали его присутствия во
Владимире.. Суета столичной жизни с некоторых пор тяготила Андрея, и временами
он грешным делом подумывал: как было бы хорошо, если бы город не
восстанавливался после татарского разграбления! Тогда во Владимире повсеместно
царило запустение. Проплешины пожарищ совершенно исказили облик столицы, такой
прекрасной до разорения. Великий хан Бату был ещё в полной силе, и оставшиеся в
живых, не уведенные в полон владимирцы не решались отстраиваться. Они понимали,
что возрождение на деле может оказаться лишь иллюзией. Ненавистные татары могли
вернуться в любой момент и вновь разрушить дома русичей, ободрать их до нитки,
угнать в полон, а то и вовсе лишить жизни. Поэтому немногочисленные горожане
предпочитали ютиться в жалких землянках.
провинциальные бояре, прежде отсиживавшиеся по своих поместьях, а городские
окраины оккупировали толпы ремесленников и торгового люда. И поскольку всем им
надо было где-то жить, Владимир быстро превратился в гигантский улей, жужжавший
пилами, стучавший топорами и молотками днём и ночью. Новые постройки вырастали,
как грибы после дождя.
выгоревших, опустевших участков возникали споры и раздоры, конца и края которым
не было видно. Бывало так, что на лакомый кусок земли- в самом сердце столицы
претендовало сразу несколько человек, и каждый из них был по-своему прав.
Бывало, что уже после того, как вновь прибывший боярин начинал строиться,
нежданно-негаданно объявлялся старый хозяин сгоревшего двора, а новый при этом
не желал узнавать воскресшего из мёртвых родственника. Тут уж начинались такие
дрязги да склоки, что только держись! А кому их разбирать? Кому определять
правых и виноватых? К кому шли люди за праведным судом? Ясное дело, к князю.
Приходилось с утра до ночи выслушивать ходатаев, свидетелей, кого-то
восстанавливать в правах, кого-то отправлять на выселки...
начал ловить себя на том, что невольно подыгрывает в судебных тяжбах стороне,
которая, мягко говоря, была не совсем права. Пусть бояре, претензии которых
вполне обоснованы, знают, каково их молодому господину, несправедливо
униженному какими-то купчишками! Да и вообще, у него из-под носа уплыл не
жалкий клочок земли, а княжеский престол.
высоких густых кустов на берегу Клязьмы, не думая о суетных помыслах всяких там
крикунов, а отдаваясь собственным грёзам. На прогулках князь мысленно
возносился в своих мечтах, видя себя всесильным владыкой могучей державы, перед
которым трепетали все исконные враги! И в первую очередь, разумеется,
ненавистный выскочка, который нагло заграбастал Киев... А ещё приятнее было
сбросить утомительный груз забот и бездумно упиваться зрелищем ленивого течения
воды, игрой солнечных бликов на её поверхности. Тогда чувства отдыхали, ибо ухо
ловило не визгливо-рассерженные или натужно-хриплые голоса просителей, а
таинственное шуршание камыша и осоки, ноздри вдыхали ароматы луговых трав, а не
пыль, поднятую строителями. А если уж совсем тоскливо становилось, Андрей
приказывал устроить грандиозный лов зверья, которым были полны окружающие леса.
ещё сумрачно, сыро и холодно. За минувшую зиму сырость пропитала воздух
настолько, что бороться с ней не мог даже жар непрерывно топившихся печей.
Из-за сырости Андрей вынужден был постоянно кутаться в тёплые одежды, чувствуя
себя при этом крайне неуютно.Несмотря на свою молодость, он порой ощущал себя
то безнадёжно больным, а то немощным старцем...
бессильным перед проклятыми новгородцами, прогнавшими его прочь? И разве не
занемог князь оттого, что в его душе всё копилась и копилась неутолённая жажда
власти, которая разъедала его существо изнутри...
меркнул в его глазах. Окружающий мир тонул во мраке и, невидимый глазу,
представлялся скопищем загнивающих нечистот, в которых копошатся отвратительные
бледные черви.
князю под горячую руку, а то в порыве ярости и отчаяния он был способен на
такие поступки, в которых впоследствии раскаивался. Но ничего поделать с собой
Андрей не мог, и к прежним душевным мукам от осознания собственного бессилия
прибавлялись новые. Тогда он садился на коня и скакал не разбирая дороги,
постоянно рискуя свернуть себе шею.
уединиться на лоне природы. Была в Боголюбове настоящая "жемчужина", которую
молодой князь ценил чрезвычайно высоко. Как ни странно, это был человек, а
именно местный протоиерей Калистрат. И хоть Андрей на собственном горьком опыте
успел убедиться в людском вероломстве и коварстве, к Калистрату он испытывал
странную, трудно объяснимую привязанность.
пядей во лбу. Но может быть как раз отсутствие влиятельных родичей не позволяло
ему кичиться положением, которого он достиг собственными силами, причём с
немалым трудом, - он был духовником как нынешнего князя, так и его отца. А