Быть может, стоит сменить префекта? Гней Галликан".
ребенка меняется с каждым днем. Она почти все время рядом с ним и безумно
далеко. Она видит его и не видит. Слышит его плач и не слышит. Она не помнит,
каким он был десять дней назад. А месяц назад? Когда он начал улыбаться? Когда
стал садиться? Кажется, он болел. Вот только чем? И как его лечили? Ничего не
вспомнить. Или этого не было? Все слилось в один однообразный недень-неночь.
Бесконечный поток. Она всматривается в слепящий полдень, пытаясь разогнать
черные круги памяти. Всматривается и не видит... То есть не видит того, что
хочет увидеть. Видит совсем другое.
поднимается по голубым ступеням. Она уже в зале, где небо черно как ночь, а пол
белизной напоминает облака в полдень. Две женские фигуры несутся друг за другом
так быстро, что не уследить взглядом. Меч, сверкнувший платиновым всполохом,
высекает сноп искр. У одной женщины волосы светлы, у другой темны как смоль.
Они взлетают к черному звездному небу, потом устремляются вниз. Уже почти
ничего не видно - лишь вспышки платинового сияния. И чей-то крик...
желание...
оконцами, лохматые пальмы, ослепительно яркое небо. Человек сидит у водоема
ссутулившись, глядя в одну точку, шея его обвязана белой тряпкой. Она не сразу
узнает в сидящем Элия. Он страшно исхудал - скулы едва не вспарывают кожу,
глаза запали, нос тонок и остр как бритва. И волосы - седые, будто
припорошенные пылью. Какие-то люди в пестрых тряпках проходят у него за спиной.
Он не обращает на них внимания. Смуглый подросток ведет на поводе тощего
верблюда с обвисшими горбами, мальчонка что-то говорит Элию. Но тот не слышит.
Смотрит прямо перед собой.
Сюда!
мчалась по переходам дворца, не зная куда, и столкнулась в галерее с Квинтом.
вновь. - Он был ранен в шею. Но он поправляется. Ищи, Квинт. Скорее. Я дам тебе
сколько угодно денег, отправляйся за ним и привези его ко мне.
него! Найди его!
его качал, ухватив хвостом, огромный змей. Постум смотрел на него и улыбался.
башку. - Он скоро вернется...
проголодался.
где есть пустыни.
не бывает с человеком страдающим! Все что угодно.
об этом никому говорить.
вот увидишь. Какое счастье! Как он обрадуется, увидев сына! А потом Элий станет
императором. Так ведь?
Постум.
несчастной девчонки помогут ей, пусть надеется. К тому времени, когда
выяснится, что Элий действительно погиб, она успеет сжиться со своим горем, а
Постум чуточку подрастет. И может быть... Ох, мал еще, слишком мал император. А
Макций Проб слишком стар. В тревожные годы слишком медленно растут дети.
Слишком быстро дряхлеют старики.
себя. Она делала это ради Бенита и ради Понтия. И эта мысль ее вдохновляла. Она
вымаливала, улещивала, хитрила. Интриговала не слишком успешно, но настойчиво.
И вот добилась своего. Двери Бенитова таблина распахнулись, и Порция вошла в
огромный зал, пустой, гулкий, с нарисованной галереей на одной стороне и с
застекленным криптопортиком на другой. Стол в дальнем углу казался далекой,
недостижимой пристанью. Человек за столом был как минимум полубогом. Она шла к
нему и протягивала руки. Она рассказала о просьбах и их исполнении, о поджогах,
убийствах и избиениях. Голос ее дрожал. Она чуть не плакала. Ей было жаль
Бенита. Как могло случиться, что такого прекрасного человека предали. Но она не
предаст. Умрет за него, но не предаст. Ведь должен же быть кто-то, за кого
хотелось бы умереть. Бенит вышел из-за стола и обнял ее. Она чуть не умерла от
восторга. Каждая клеточка ее тела трепетала.
тебя. Только простым маленьким людям известна правда. Все, кто наверху, -
продажные, лживые твари. И если такие, как ты, будут со мной, мы справимся. Все
вместе! Главное - быть вместе! - Голос его проникал в самое сердце.
светлые слезы. Бенит не виноват. И ее мальчик ни в чем не виноват. И она не
виновата. Они же ни в чем не виноваты. Все-все...
руки. - Вам столько причиняли зла. Кто-то должен отереть слезу с ваших глаз! Но
для этого вы должны быть тверды. Быть преданы. Все вместе - мне одному!
вслед жемчужины похвал Бенит.
бочком из узкой потайной двери в таблин протиснулся Аспер и вытянулся по стойке
смирно, как будто Бенит был центурионом, а он, Аспер, новобранцем из десятой
когорты.
постройкой статуи Геркулеса. И проследи, чтобы парень вкалывал до седьмого
пота. Без выходных. Мамаша будет счастлива.
считай, получили бесплатного внутреннего соглядатая. Она будет следить за всеми
и доносить. Из одной любви ко мне. - Бенит самодовольно расхохотался. - Она
считает себя честной и одновременно потакает своим мелким грязным страстишкам.
Из таких получаются самые лучшие агенты.
чем-то тухлым. Кажется, рыбой. Что может вонять отвратительнее тухлой рыбы?
Лишь гниющая человечья плоть.
Вот кольнуло под ребрами, вот в бедре, вот в виске. Боль... Нервы медленно
возрождались вслед за костями и мышцами. Нервы регенерировали, теперь уже
болело все тело. Еще не остро, еще не сплошь.
бранчливый крик. Чайки. Где же он? На берегу моря? Реки? Если вокруг летают
чайки, значит близко вода. Шум воды был, но однообразный, как старушечий шепот.
Он понял наконец: шел дождь. Он уже кое-что мог понимать. Значит, мозг его
возродился прежде периферийной нервной системы. Это открытие доставило ему
радость. Радость, которая тут же затмилась болью.
водорослями, свежестью. Боль становилась уже невыносимой. Он повернулся на
спину - он мог уже повернуться! - и выгнулся дугой: судорогой свело
возрождающиеся мышцы. Почему он не может умереть! Он бы все сейчас отдал за
блаженное восхитительное небытие. Руки конвульсивно согнулись в локтях, пытаясь
разодрать лишенными ногтей пальцами лишенную кожи грудь. Свет ударил в глаза -
в широко раскрытые глаза без век и ресниц. Он смотрел и видел небо, обложенное
низкими свинцовыми тучами. Небо, с которого непрерывно сеялся колючий холодный
дождь. И белых чаек, парящих на фоне этого серого рыхлого неба. Вновь судороги
скрутили тело. Со спины его перевернуло на бок. И тогда он увидел, что лежит на
помойке. По серым и рыжим ее горбам, как по волнам, сновали чайки. И он