Чтение 29–й страницы книги ~Кровь пьют руками~

которой вы в свое время руководили, успела продвинуться столь далеко!..

Мне кажется, что я ослышался, хотя я не Гойя и уж наверняка не Бетховен.
Может, это "Куреты" сказываются?!

- Руководили?! Ерпалыч, что он буровит?!

- Простите, Алик, что не сказал вам сразу, - оборачивается ко мне старый
Сват-Кобелище. - Раньше не до того было... а в записках я поостерегся
откровенничать. Разумеется, начинал я рядовым, почти случайным сотрудником, как
и было описано, но со временем... Да, перед Большой Игрушечной меня сделали
начлабом. Впрочем, теперь это не имеет никакого значения. Тем более что
истинное руководство института было совсем иным - к сожалению, я слишком поздно
это понял... Да вы и так все знаете: слышали небось рассказ нашего
друга-магистра?!

Вот ведь конспиратор хренов! Мог бы и сразу сказать, между прочим, - что
я, после этого Верить бы ему перестал? Или обиделся? Не до того ему, понимаешь,
было! Вот теперь как раз я и обиделся... Почти.

- Алик, не обижайтесь! Неужели для вас так существенно, кем я был в
институте - рядовым сотрудником или начальником лаборатории? Терпеть не могу
этого военно-лагерного слова - "начальник", но моя должность, увы, называлась
именно так!

- Да ладно, Ерпалыч, чего там, - примирительно машу я рукой. - Одно
интересно: может, ты мне еще чего сказать не успел? За делами-хлопотами? Ну, к
примеру, какая именно зараза Большую Игрушечную замутила, чтобы теории свои
проверить?!

Ерпалыч в упор смотрит на меня, часто-часто моргая, и тут до меня доходит,
что я ляпнул! Ведь он же это на свой счет принял!..

- Прости, Ерпалыч! Не слушай ты меня, трепача! Я ж писатель, Ерпалыч, у
меня в голове одни интриги да сюжеты - сдуру могу такое ляпнуть... Ерпалыч
кивает и отворачивается.

Все, теперь не я на него, а он на меня обиделся.

- Зря вы это, Олег Авраамович, - встревает Лель, будто я и без него не
знаю, что "зря"... - Большую Игрушечную действительно замутили, как вы изволили
выразиться, со стороны. Только местный филиал НИИПриМа, где работал Иероним
Павлович, здесь ни при чем. Это была директива Центра. Главного. И исполнители
были - оттуда. Кое-что нам удалось установить, хотя и далеко не все. А Иероним
Павлович совершенно...

- При чем я, Алик. При чем, Лель. Очень даже при чем. Ведь это в моей
лаборатории разрабатывалась тема "Акт Творения". Чисто теоретически, с моей
тогдашней точки зрения. А они воспользовались... с-сволочи. Нет, я на вас,
Алик, не в обиде. Просто... иногда как вспомнишь - тошно становится. Давайте
просто посидим, помолчим. Со мной все в порядке, не беспокойтесь.

Не то чтобы совсем в порядке - но рука Ерпалыча, подносящая ко рту
таблетку валидола, почти не дрожит.

Мы послушно молчим.

Похоже, ехать нам осталось немного. Интересно, как он выглядит - этот
центр в Малыжино, который магистр собрался возрождать, а Лель в нем,
недовозрожденном, вовсю работает?

Надеюсь, он нас не разочарует. Дело не в тамошнем Фимкином заточении; и не
в том, что нам улыбчивый Коля-Лель наврал, а что нет. Просто ежу ясно: магистры
- магистрами, Лели - Лелями, а Малыжино - не просто исследовательский центр с
уклоном в психальтруизм...

* * *

...Магистру мы звонить не стали. Зачем? Все как на ладони: приезжий шеф
переговорил с нами, воткнул местным работничкам фитиль под хвост, они и
засуетились - мы уже трудимся, уже везем, привлекаем, убалтываем...

Оставалось ждать звонка от Леля, каковой звонок и состоялся на следующий
день, ближе к вечеру. "Мальчик Коленька" пообещал заехать за нами через три
дня, около половины четвертого пополудни. "Раньше, извините, никак не
получается - график, эксперименты..."

Мы пожали плечами и стали ждать. Жизнь без событий, бьющих ключом? - два
дня райского блаженства! Ерпалыч вернулся в свою старую квартиру, где и засел
отшельником. Фол укатил обратно в Дальнюю Срань, организовывать визит:
"Говоришь, и нас пригласили? Отлично! Кто ходит в гости по утрам..." - и вж-жик
по улице. Идочка перестала от меня шарахаться, ожидая, что я вот-вот на нее
наброшусь и съем. Думаю, кинься я на нее с иными целями - она бы не возражала.
Для Идочки я явно перешел из разряда "больных" в разряд "мужчин". Мужчин
загадочных и опасных. Видимо, это ее возбуждало.

В другое время я бы... но сейчас, сидя как на иголках в преддверии
экскурсии, мне было не до шашней с сестрой милосердия.

Пытался продолжить роман. Шло туго. Мысли разбегались муравьями, текст
трещал по швам. Позвонил главреду - и на удивление легко добился отсрочки на
месяц...

Впрочем, нет. Одним событием меня Бог не обделил. Среди ночи в гости
заявилась Эра Гигантовна и весьма бесцеремонно извлекла меня на улицу (вернее,
в подвал) - для интимного разговора, каковой разговор и не замедлил состояться.

Вспоминать об этом не хотелось. Неожиданно и больно. В прямом и переносном
смысле слова. Кто мог знать, что интересую следовательшу уже не я, и даже не
Ерпалыч, а мой брат Пашка! И не столько сам Пашка...

Все, хватит!

...Тем более что мы почти приехали.

Действительно, наш "Вольво" замедлил ход и плавно свернул с трассы.
Боковой аппендикс-грунтовка для начала встряхнул нас, мы прибавили скорости,
вспугнув оголтелое воронье над скелетом лесополосы, - и перед нами распахнулся
новый пейзаж.

Земля без радости.

По левую руку виднелось старое кладбище с покосившимися крестами и редкими
каменными надгробиями, закутанными в зимние саваны. Местами в снегу чернели
свежие проплешины: похоже, кое-кого здесь хоронили совсем недавно.

По правую руку молчало заброшенное село - останки хат, щербатые челюсти
заборов, холодные, давно забывшие о тепле и дыме печные трубы, ржавые рога
телевизионных антенн... У меня создалось жутковатое впечатление, что все селяне
в одночасье переселились прямиком через дорогу. Из гостей на погост.

Дальше, за селом, проглядывало ровное матово-блестящее пространство, и я
не сразу догадался, что это - замерзший пруд. Вон и темные промоины; в лед
вмерзло несколько рыбачьих лодок. Чуть наискось от грунтовки, на холме,
возвышалось кирпичное строение без крыши.

- Это была церковь. XIX век, - сообщил воспрявший духом Ерпалыч.

За развалинами церкви виднелся одинокий домик; там, наверное, в свое время
проживал местный батюшка. Однако разглядывать церковь и предполагаемый дом
священника я не стал, потому что перед нами уже вырастали корпуса былой
усадьбы, окруженные внушительным забором.

Забор был сделан на совесть: красного кирпича, метра четыре высотой! Для
полноты впечатлений не хватало только колючей проволоки по гребню. Зато перед
кирпичной кладкой гостеприимно возвышалась еще одна ограда: кованая, чугунная,
вся в витиеватых завитках и со стреловидными остриями поверху. Правильно,
красота красотой, а попробуешь перелезть - вся задница в дырках будет! Если ты,
конечно, не ниндзя какой-нибудь, который "по небу летает и бегает плашмя по
стенке".

Небось еще князья Голицыны ставили, чтоб психи от их княжеского призрения
не разбежались.

Дорога шла теперь вдоль самой ограды, и кирпичная стена нависла над нами,
напрочь закрывая виды на местные достопримечательности. Зато мы для зрителей из
усадьбы наверняка были как иа ладошке: пару раз я заметил установленные на
стене новенькие телекамеры с круговым обзором.

Ворота оказались под стать осаждению: такие только танком вышибать. Или из
пушки. Зато открылось сие фортификационное сооружение само, водителю даже
сигналить не пришлось.

Нас явно ждали.

Я оглянулся - где там Фол с Папой? - но все было в порядке: оба кентавра
чинно въезжали в ворота вслед за нами.

Справа и слева проплывают заснеженные деревья местного парка, а в лоб на
нас надвигается трехэтажное здание со стрельчатыми окнами. Ко входу ведут
широкие ступени. Чуть не доезжая до них, водитель вновь сворачивает - и глушит
мотор. Стоянка. Интересно, раньше Голицыны и их гости здесь свои экипажи
оставляли? А сейчас рядом расположились "Рено" цвета "мокрый асфальт", наглый
"мере" из последних, красная "Мазда", и только в углу сиротливо жмется старый
"жигуленок".

Приехали.

Просьба освободить вагон.

- Это наш главный корпус... следуйте за мной, Сбоку к ступенькам на скорую
руку пристроен дощатый пандус, застеленный ковровой дорожкой. Я не верю своим
глазам. И о кентаврах позаботились! Пускай кенты и по ступенькам скакать
горазды (сам видел, и не единожды), но вот ведь - проявили внимание!

Прежде чем подняться по ступенькам к гостеприимно распахнутой Лелем двери,
оглядываюсь по сторонам. Левее, в глубине парка, виднеется еще одно здание,
чуть побольше, четырехэтажное, Справа от главного корпуса приютилась стайка
флигелей, гаражи, крытые шифером сараи. Ладно, посмотрим теперь, что у них
внутри.

Как говаривал в свое время ослик. Иа, оказалось, что "внутри не хуже, чем
снаружи". И даже, можно сказать, лучше. Теперь я уверен: обещая нам в
перспективе славные оклады, Лель не врал. С порога, что ли, согласиться?

Сразу у входа - гардероб. При полном отсутствии бдительного гардеробщика.

- Не сопрут? - шутливо интересуюсь я, разоблачаясь.

- У нас не воруют, - сухо уведомляет Лель.

Я ему верю.

Особенно когда взгляд цепляется за висящий на положенном месте, справа от
входной двери, оберег-манок. Позолоченные ножны от старинной (небось еще
голицынской!) сабли. Неужели местный управдом здесь еще с позапрошлого века
живет?! Ничего себе шуточки...

От дальнего конца фойе вверх поднимается широкая мраморная лестница, и