официально просто не существовало. Народ исчез, словно стертый с
географической карты и страниц истории...
же здесь, в тюрьме, он мог уже не бояться всевидящей цензуры, на которую
приходилось оглядываться при работе над самыми невинными статьями. Какая уж
теперь цензура! Здесь, в тюремной камере, можно не сдерживаться и называть
кошку - кошкой. Можно писать "насильственная русификация" вместо
"добровольного сближения братских народов", называть депортации -
депортациями, а репрессии - репрессиями. Это могло не понравиться
улыбчивому "Косте" и его неулыбчивому начальству, но что можно ожидать от
ЗК Орловского, статья 58 через 10 и 11, получившего от родной власти
"четвертак" в зубы да еще "пятерку" по рогам?
пять, а все сорок, а еще оставался неописанным - последний, сегодняшний
этап горькой дхарской истории. Правда, тут сам Орловский не очень отличал
правду от легенды. Говорили-и неоднократно, - что еще в 30-м, когда
начались первые депортации из района Печоры, несколько сот дхаров ушли в
недоступный лес в районе деревеньки Якша. Даже сам Родион Геннадьевич не
знал, правда ли это: район был закрыт, там шло какое-то важное
строительство. Последнее, что услыхал Юрий уже совсем недавно, - будто по
чьему-то решению разрушен Дхори-Арх - великое святилище, возле которого
находились могилы Фроата Великого и Гхела Храброго...
спокойно дописать свою импровизированную статью и даже не спеша перечитать
ее. Он остался немного недоволен: написанное походило больше на памфлет,
чем на научную работу. Хотя, в самом деле, что он мог написать после всего
случившегося? Юрий решил оставить все так, как есть, сложил листки стопкой
и принялся за книги.
Еда, естественно, оказалась вполне тюремной, зато ему позволили гулять.
Почему-то Орловский представлял тюремные прогулки как хождение по кругу в
огромном дворе, окруженном высокими стенами, на которых разгуливает охрана.
Вышло же все совершенно по-другому.
правила. По хлопку надлежало повернуться к стене и ждать, покуда не
прозвучит другой хлопок. Разъяснений не последовало, но после первого же
случая Юрий, повернувшись по этому несложному сигналу, успел заметить, что
по коридору идет кто-то другой в сопровождении конвоира. Очевидно, здесь
хотели оградить зэков даже от мимолетного знакомства. Итак, хлопок - лицом
к стене, снова хлопок - иди дальше.
свежим ветром, и Юрий прошел в небольшой дворик, действительно окруженный
стенами, но невысокими, по периметру которых была натянута густая
"колючка". Во дворике он оказался один. Осмотревшись, он сообразил, что
находится на крыше, а рядом, за стеной, размещены такие же дворики для
прогулки. Здесь можно было гулять, причем вовсе не требовалось бродить по
кругу - можно просто стоять у стены, дышать холодным осенним воздухом или
курить, поглядывая на затянутое тучами сентябрьское небо.
чтобы заметить лицо того, кого должны провести мимо. Нет, этого человека в
военной форме со споротыми петлицами он не знал. Да и странно, если было бы
иначе. Среди сотен тысяч зэков у него, конечно, были знакомые, но едва ли
они окажутся в этой странной тюрьме...
вероятно в приступе служебного усердия, принес лишь научные издания. Он бы
почитал что-либо другое - хотя бы то немногое, что хранилось дома.
Орловский много дал бы за то, чтобы здесь оказалось старое, еще
дореволюционное издание Овидиевых "Метаморфоз" или хотя бы читанная в
детстве нравоучительная книга про маленького лорда Фаунтлероя...
удивился: оказалось, в тюрьме существовала библиотека. Через полчаса худой
молчаливый зэк принес три книги ~ выбирать здесь, очевидно, не полагалось.
Приходилось доверять вкусу здешнего библиотекаря. Увы, Юрию не повезло.
Первой книгой оказался "Цемент" товарища Гладкова, которую он даже не стал
раскрывать. Другая была столь же идейно выдержанной ~ "Падение Даира"
бывшего красноармейца Малышкина. А третьими, так сказать, на десерт,
последовали повести мадам Чарской - чтиво, от которого воротило еще в
детстве. Юрий решил выбрать наименьшее зло и засел за Малышкина... "Костя"
появился на пятый день, волоча раздувшийся от бумаг портфель.
портфель в угол.
Решили окончательно перейти на дхарский?
Скверное произношение. Впрочем, у меня не лучше. Дхарская фонетика совсем
не похожа на русскую. Гортанные звуки... - Ну да, ну да... Малышкиным
увлеклись, Юрий Петрович? И как вам? Орловский поразился: "Падение Даира"
лежало на столе вниз обложкой - неужели этот тип предварительно наведался в
библиотеку?
мира... Товарищ Малышкин очень неплохо сумел показать и белых, и
большевиков. Культура, эстетство, нервы - и тупая тьма...
воевали!.. В 20-м ему уже было шестнадцать. Он хотел уехать на фронт,
надеясь добраться до Крыма, но заболела мать. А в ноябре, когда над
Столицей падал первый мелкий снежок, газеты сообщили, что все кончено и
красные уже в Севастополе...
стопку исписанных страниц. - Вот и хорошо, Юрий Петрович, вот и
замечательно. А я вам кое-что принес... "Костя" раскрыл портфель, долго в
нем копался и достал оттуда серую папку.
которую он так и не успел закончить. - Вот, прошу. Будет время - допишете.
Я, признаться, не утерпел - прочел...
свидетельствовала о том, что пронять его трудно. - Но прочел с интересом! С
огромным интересом, Юрий Петрович! Жаль, не издано.
вообще классово чуждый!
чуждым. Другое дело, в процессе записи и редактирования в него были внесены
искажения. Ведь "Гэгхэну-цорху" был сильно обработан в пятнадцатом веке,
может, даже полностью изменен, разве нет?
Орловский. Но об этом нигде не писалось! Это говорилось на заседании
сектора, среди своих!
народа, а идеологических мотивов. Те, кто редактировал эпос при Фроате и
Гхеле, могли убрать разделы, где говорилось о роли старого жречества, о
старых богах.
Ведь тогда складывалось дхарское государство, и тот же Фроат мог приказать
убрать все, что касалось жизни племен до объединения, ну и, естественно,
народной борьбы против новой власти!
справедливым. Дело в другом - это его собственный аргумент, который
Орловский высказал тогда же на дискуссиях в секторе. Высказал - но нигде не
записал. А "Косте", выходит, известно даже об этом! Да, Терапевт прав: в
Большом Доме работают не только дураки и фанатики.
подводя черту в научном споре, и торжественно извлек из портфеля огромную
пачку бумаг. - А это узнаете?
неразборчивый почерк - знакомый, неоднократно виденный. Юрий быстро
перевернул крайний листок и невольно вздрогнул:
холодно и твердо.
вам принес - чтоб вы прочитали, подумали. А там и побеседуем. Не
возражаете?
Работа учителя, которую он считал сгинувшей навеки! Книга, которую еще
никто не читал - если не считать "дхароведов" из Большого Дома... Юрий
быстро перелистывал страницы. Родион Геннадьевич собирал эти материалы всю
жизнь. Он много успел, сведя воедино не только немногочисленные публикации
и архивные записи, но и набрав огромный устный материал, который теперь не
восстановить и не продублировать.
- Ну, читайте, мешать не буду. А я покуда ваше творение, так сказать,
осилю. Кстати, Юрий Петрович...
Вы ведь вроде не музыкант?