Чтение 29–й страницы книги ~Красная трава~

руками, потея под кровожадным солнцем. Перед ним нарисовалась
тень, отбрасываемая кабинкой. Он укрылся в ней. Это была
сторожка с проделанным в стенке окошечком, позади которого он
разглядел совсем дряхлого служителя в желтом канотье, с жестким
воротничком и узеньким черным галстуком.

-- Что вы тут делаете? -- спросил старик.

-- Жду, чтобы вы меня опросили, -- сказал Вольф,
машинально прислоняясь к окошечку.

-- Вы должны заплатить мне налог, -- сказал служитель.

-- Какой налог? -- спросил Вольф.

-- Вы купались, нужно заплатить налог.

-- Чем? -- сказал Вольф, -- У меня нет денег.

-- Вы должны заплатить мне налог, -- повторил тот.

Вольф силился сообразить. Тень от сторожки пошла ему на
пользу. Без сомнения, это последний пункт. Или предпоследний,
чертов план.

-- Как ваше имя? -- спросил Вольф.

-- Налог... -- потребовал в свою очередь старик.

-- Никакого налога, -- сказал он. -- Мне только и остается
-- уйти, не заплатив.

-- Нет, -- сказал другой. -- Вы же не один на свете. Все
платят налог, нужно делать как все.

-- Для чего вы служите? -- спросил Вольф.

-- Для сбора налогов, -- сказал старичок. -- Я выполняю
свою работу. У вас есть ваша? Чему служите вы сами?

-- Достаточно просто существовать... -- сказал Вольф.

-- Вовсе нет, -- ответил старик. -- Нужно делать свою
работу.

Вольф легонько нажал на сторожку. Держалась она не слишком
крепко.

-- Послушайте, -- сказал Вольф, -- пока я не ушел.
Последние разделы плана, все идет хорошо. Так что я сделаю вам
подарок. Кое-что слегка изменю.

-- Выполнять свою работу, -- повторил старик, --
обязательно.

-- Никакой работы, никакой безработицы, -- сказал Вольф.
-- Так или нет?

-- Налог, -- сказал старик. -- Платите налог. Никаких
толкований.

Вольф ухмыльнулся.

-- Я потрафлю своим инстинктам, -- напыщенно произнес он.
-- В первый раз. Нет, во второй, по правде говоря. Я уже разбил
хрустальную салатницу. А сейчас вы увидите, как наружу вырвется
главная страсть моего существования: ненависть к бесполезному.

Он поднапружился, как аркбутан, сделал резкое усилие -- и
сторожка опрокинулась. Старичок в своем канотье остался сидеть
на стуле.

-- Моя сторожка, -- сказал он.

-- Ваша сторожка валяется на земле, -- ответил Вольф.

-- У вас будут неприятности, -- сказал старик. -- Я подам
рапорт.

Рука Вольфа обрушилась туда, откуда торчала шея старика,
тот застонал. Вольф заставил его встать.

-- Пошли, -- сказал он. -- Составим рапорт вместе.

-- Оставьте меня, -- запротестовал, сопротивляясь, старик.
-- Сейчас же оставьте меня в покое, или я позову на помощь.

-- Кого? -- спросил Вольф. -- Идите со мной. Пройдемся
немного. Нужно выполнять свою работу. Моя -- это, прежде всего,
вас выгулять.

Они вышагивали по песку, Вольф, как коршун, вцепился в шею
сгорбившегося старика, желтые ботинки которого то и дело
оступались. Солнце свинцом давило на Вольфа и его спутника.

-- Прежде всего вас выгулять, -- повторил Вольф. --
Потом... шваркнуть о землю.

Что он и сделал. Старик скулил от страха.

-- Потому что вы бесполезны, -- сказал Вольф. -- И мне
мешаете. А я теперь собираюсь избавиться от всего, что мне
мешает. От всех воспоминаний. От всех препятствий. Вместо того
чтоб сгибаться, превозмогать себя, изматываться...
изнашиваться... потому что я изнашиваюсь, вы слышите меня! --
завопил Вольф. -- Я уже старше вас.

Он опустился на колени рядом со старым месье, который
глядел на него полными ужаса глазами и разевал челюсти, словно
выброшенная на сушу рыба.

А потом Вольф захватил пригоршню песка и запихал ее в
беззубый рот.

-- Одну за детство, -- сказал он.

Старик отхаркнул и, поперхнувшись, пустил слюну.

Вольф зачерпнул вторую горсть.

-- Одну за религию.

На третьей старик начал бледнеть.

-- Одну за образование, -- сказал Вольф. -- И одну за
любовь. И глотайте-ка все, глотайте, старый козел.

Левой рукой он пригвоздил к земле жалкую развалину,
которая задыхалась, испуская придушенное урчание.

-- Еще одну, -- сказал он, пародируя месье Перля, -- за
вашу деятельность в качестве ячейки социального организма.

Его правая, сомкнутая в кулак рука уминала песок между
деснами жертвы.

-- Что касается последней, -- заключил Вольф, -- я
приберег ее для ваших последующих метафизических треволнений.

Старик больше не двигался. Последняя пригоршня высыпалась
на его почерневшее лицо; песок собрался в глубоких впадинах
глаз, прикрывая их -- налившиеся кровью, вылезшие из орбит --
от света.

-- Что может быть более одинокого, чем мертвец... --
пробормотал Вольф. -- Но и более терпимого? Более
устойчивого... а, месье Брюль?.. И что более любезного? Более
приспособленного к своим функциям... более свободного от всех
беспокойств?

Он замер, встал.

-- Избавляетесь от того, что вам мешает, первое очко, --
сказал он, -- и получаете труп. Тем самым нечто совершенное,
ибо нет ничего совершеннее, законченнее трупа. Да, это
плодотворная операция. Двойной удар.

Вольф шагал, и солнце исчезало. От земли, волочась серыми
полотнищами, исходил неторопливый туман. Скоро Вольф уже не
видел своих ног. Он чувствовал, что почва становится твердой,
теперь он шел по сухому камню.

-- Мертвец, -- продолжал Вольф, -- это прекрасно. Он
полон. Не имеет памяти. Завершен. Пока не мертв, не завершен.

Он почувствовал, что земля резко поднимается вверх крутым
откосом. Поднялся ветер и рассеял туман. Согнувшись в три
погибели, Вольф карабкался и боролся, помогая себе при
продвижении руками. Стемнело, но он различал над собой
скалистую, почти отвесную стену, к которой цеплялись ползучие
растения.

-- Разумеется, чтобы забыть, достаточно было подождать, --
сказал Вольф. -- Так бы и получилось. Но и тут, как и в
остальном, находятся люди, которым ждать невмоготу.

Он почти прилип к вертикальной стенке и поднимался совсем
медленно. Один из его ногтей застрял в трещине камня. Он резко
отдернул руку. Палец начал кровоточить, кровь торопливо билась
внутри.

-- И когда ждать невмоготу, -- сказал Вольф, -- и когда
мешаешь сам себе, появляется повод и оправдание -- и если
избавишься от того, что мешает... от себя самого... тогда
прикоснешься к совершенству. Круг, который замыкается.

Его мускулы сокращались в бессмысленных усилиях, он все
поднимался, прилепившись к стене, как муха. В тысяче мест
растения своими стальными когтями разрывали его тело. Тяжело
дыша, обессилев, Вольф приближался к гребню.

-- Пылающий можжевельник... в камине из бледных
кирпичей... -- сказал он еще.

В этот миг он достиг вершины каменной стенки и, как во
сне, почувствовал у себя под пальцами холод стальной клетки,
ветер ударил его по лицу. Голйй в вымороженном воздухе, он
дрожал и стучал зубами. Под напором неистового шквала ему никак
не удавалось ослабить хватку.

-- Когда захочу... -- выдавил он сквозь сжатые зубы. -- Я
всегда мог сопротивляться своим желаниям...

Он разжал руки, его лицо расслабилось, а мускулы обмякли.

-- Но умираю я оттого, что их исчерпал...

Ветер вырвал Вольфа из клетки, и его тело ввинтилось в
воздух.

ГЛАВА XXXIV

-- Итак, -- сказала Лиль, -- собираем пожитки?

-- Собираем, -- ответила Хмельмая.