подниматься наверх.
слаженном троне и внимал хору. Мес преодолел последнюю ступеньку довольно
крутой лестницы и теперь стоял перед ним. Кебес уставился на него.
Мес сказал:
послеобеденные часы, для лучшей усвояемости пищи. Привет, Тот!
уясни себе одну вещь, - с улыбкой, как-то не вяжущейся с его страшным,
изборожденным складками-морщинами, темным лицом, промолвил Кебес, - уясни
себе, что ты - всего-навсего посетитель, гость, может быть, даже проситель,
а я - Архонт!.. Ну так, о чем ты собирался вести разговор, Тот?
наглости.
- и забавно.
очень резко и неприятно, напрочь смело весь эффект, напущенный его давешними
угодливыми словами.
Сердцевина же ее до такой степени омерзительна, что нутро не принимает ее и
всеми силами старается вытолкнуть обратно.
Но я и изумлен, ибо не ожидал застать тебя в добром здравии, а ожидал скорее
узреть твое тело подвешенным за шею к одному из этих стропил.
Сейчас с языка моего сорвутся слова, кои ты сильно не полюбишь. Потому что
они - правда, Себек. Так вот, слова мои - бич, слова мои - жало, но ты
подожди взъярятся и постой метать молнии, а лучше выслушай, ибо я скажу вещи
хоть и неприятные твоему тщеславию, но по прошествии некоторого времени
любезные разумению твоему.
Да, он друг мне.
злобный и жестокий анахорет, вдруг стал тебе другом?
понятно, ведь она стала союзницей Осириса. Но ты, ты ведь, Себек, - вода. Ты
- благодатный разлив Нила, священный крокодил, живоносные воды Файюма. Так
почему вдруг вода и зной идут под руку, словно людская любящая пара,
супругами называемая?.. Подожди, не отвечай. Я и так знаю. Да все потому,
что тебе надоело твое Ремесло. Такое случается. Набивает оскомину свой
Промысел, и тянет на что-нибудь другое, совершенно противоположное и
противоестественное. Потому-то здесь вокруг огонь, что ты стараешься
приблизиться к Сутеху как можно ближе. На самом-то деле тебе здесь совсем не
нравится, в этом полыхающем мире, ты мечтаешь о море, зеленых шелестящих
волнах или огромных голубых извивающихся рукавах рек, спокойно несущих свои
воды к океану, разливающихся каждый год и дающих свой благодатный ил на
пользу полям. Вот что хочется тебе, Себек, а не огня и пожарищ.
так ли?
поймешь меня. Что слово для глухого? Цветы для слепого? Язык для немого?
тебе. У него собственные планы. Крикни хору: "Продолжай!" Прикажи снова петь
дифирамбы! Наслаждайся! Тебе недолго осталось, и спеши ловить каждый миг.
хитрости, коварства, вероломства и великого искусства продавать. Сегодня он
охотится за членами Семьи и он премного преуспел. Он уже вывел из строя мать
и сына, одну за другим, и остальные, проникнув в суть его, разбежались. Нет
и не будет мира, когда царит в мире подлость. Скоро подойдет и твой срок,
Кебес.
в узкие глубокие прорезы, глаза совсем утонули в щелках век.
исканий? Благодарю, конечно...
Друг. Нехорошо предавать друзей. Пусть сначала он предаст меня, а там
посмотрим. Сам посуди, Мес: я Архонт. Кто меня сделал им? Сет. Кто поддержал
меня, тогда как все вы были против? Сет. Кто устранил ненужных и виновных?
Сет. А вот твою роль здесь, Тот, я что-то не угадываю.
том, что небо медленно засыхало красно-коричневым струпом, утрачивая свою
дневную окраску свежераскрывшейся раны, - темнело. Мес взглянул наверх.
Кебес сидел, ожидая ответа.
Не знаю. Ты казался мне разумным. Нет, ты, конечно, разумен, но как-то
по-своему. Все вы как-то иначе, по-другому мыслите. Странно. Сет тебе
друг... Но в такой же степени он друг и всем нам. Он опустил голову, а затем
громко произнес:
ожиданий, не произвело ровно никакого впечатления. Каменный лик его не
шевельнулся ни одним мускулом, глаза не выглянули из бойниц век. Неподвижный
и почти величественный, восседал он на своем троне и смотрел на Меса с
высокомерием.
тенью-Анубисом, ты, рождающий волну и заливающий пламя, несущий и мир, и
меч, воцарился навеки, крокодил победоносный!
x x x
земные, пресыщен и утолен, когда кровь и порфира не пьянят его более, а лишь
тяготят подобно тайному знанию, он начинает именовать себя сыном бога. Вот
что предшествует этому - шествия жестоких жрецов, лица в гордыне живущих,
безобразные обагренные истуканы, факельные отблески на золоченых митрах,
трон и - титул - Сын Бога. Действо еще более величественное и мрачное. Сама
жизнь протестует и, стеная, все же подчиняется нелепым, человеком
установленным правилам, чтобы потом, подобно вырвавшемуся из узилища плотины
потоку, смести и самого человека, и его странные законы. Сын бога. Что в
имени, коли не пребываешь таким? Звук пустой и гулкий. Живые мумии-фараоны,
восточные сатрапы и цари, насурьмленные и пропитанные благовониями, Цезарь,
Август, Нерон, Коммод, Элагабал, - сердца жестоковыйные! Как спасетесь,
ежели не смирились? Верблюды, сквозь игольное ушко протискивающиеся!
рекой, то с потоком, что в сущности одно и то же, хотя сравнение это,
по-моему, довольно образно. Но, несмотря на это, человек не понимает и не
может понять время. Часы, складывающиеся в дни, а те - в годы, для него
проходят незаметно, а потом наступает момент, когда он говорит: "Эва!
Смотри, а жизнь-то уже прошла! Это ж надо же!" Неразумный! А на что жизнь
тебе?
век, живут одним днем и памяти не имеют. Память их остра и тверда. Но
некоторые из них не хотят помнить. Это их выбор. Я помню все. Когда-то -
было это в сияющие века пирамид и власти золотого урея, - преисполнившись
знания и умения, я высек некоторые мои мысли на некоем зеленом камне. Ныне,
находя в древних алхимических фолиантах те мои слова, я понимаю, что давно
утратил подлинный их смысл и что теперь они не более, чем звук пустой и
гулкий. Помните? "Истинно. Несомненно. Действительно. То, что находится
внизу, подобно находящемуся наверху, и обратно, то, что находится наверху,
подобно находящемуся внизу, ради выполнения чуда единства". Согласно мне
сегодняшнему, речь тут идет о половом акте. Дальше в той штуке, которую
называют Изумрудной Скрижалью, слова и понятия становятся все запутаннее,
пока разум, эта уставшая ищейка познания, не начинает крутиться на месте,
ловя себя за хвост. Но кончается толково: "Вот почему я был назван Гермесом
Трисмегистом - обладающим познаниями троякой философии мира". Нескромно, но
есть, есть в этом самодовольстве что-то, что притягивает и заставляет
уважать. В те времена я был довольно толковым парнем. То не была моя
автобиография, вырезанная в камне. То были всего лишь некоторые отвлеченные
мудрствования, коими я забавлялся то ли на сон грядущий, то ли с мыслью об