Чтение 29–й страницы книги ~Шаг влево~

- У вас личные проблемы?
- С чего вы взяли? - окрысился я.
- Вижу. Но если я ошибаюсь, вам достаточно спокойно сказать "нет", и я обещаю
больше не затрагивать эту тему.
- Блин!.. Да!
- Вот видите. Это надо исправить. Вы владеете методиками аутотренинга?
- Немного.
- Уже кое-что. В других обстоятельствах я порекомендовал бы вам самому заняться
собой, но для скорости придется провести один-два сеанса гипнотерапии. Только
уговор: вы не станете мне противодействовать, а то знаю я вас, людей с железными
нервами. Договорились?
Терпеть не могу находиться под гипнозом. Препротивное это дело - трепыхаться во
власти кого-то постороннего, пусть и с добровольного согласия, не чувствовать
собственного тела и просыпаться по счету "пять"!
- А без этого никак не обойтись?
- Боюсь, что нет. Согласны? Да не будьте вы таким напряженным, устройтесь
поудобнее. Нет, ложиться не обязательно, сидите где сидели. Можете мне поверить,
один гипносеанс еще никому не вредил, от него вам станет только лучше, лучше,
?????... ?????... ?????... ПЯТЬ! Открыть глаза!
- Что, уже? - Я заморгал.
- Вот видите, ничего страшного. Теперь вы бодрее и спокойнее, чем были раньше.
Еще один сеанс завтра, и вы окончательно войдете в норму, обещаю.
Так оно и оказалось.
Если бы не вмешались сверху, быть бы мне и дальше объектом дотошного изучения
эскулапов, а-ля гражданин и живой труп Емецкий.
- Как у тебя с английским? - спросил Максютов, вызвав меня пред ясны очи.
- Латентно, - признался я. - В основном через чип.
- А практически? Ну, идиомы там и все такое?
- Технический язык знаю прилично. Разговорный и литературный не очень. В
грамматике слаб. В американизмах - также.
- Учи. Недели хватит?
- Вполне.
-- Мне не нужно, чтобы ты умел ораторствовать, как Черчилль. Но и болтать в
духе машинного перевода - ты меня извини. Мне нужно, чтобы ты и остальной экипаж
при минимальной притирке понимали друг друга с полуслова.
~- Тогда достаточно трех дней.
- Специальных дней тебе никто не даст, и не мечтай. В твоем распоряжении все
время до старта. Выкраивай.
Я выкроил. Кстати, никогда прежде не предполагал что английское "идти в
красноту" не имеет ничего общего с кожными инфекциями и означает всего-навсего
"терпеть убытки". Ну и что? В конце концов, вряд ли Риордану, Фоско и Стюарту
легче давались погружения в семантические бездны великорусского, и красная икра
- вовсе не то, что находится у индейца между лодыжкой и коленом.
Недели мне хватило. Насчет Черчилля не убежден, но болтать на уровне выпускника
колледжа в Миннесоте я научился и даже поставил себе новоанглийское
произношение. В общем-то Максютов зря волновался. Нечипированному трудно
уразуметь, насколько подзатыльник облегчает жизнь.
Двадцатого ноября я выехал в Звездный. Накануне вырвался ненадолго в интернат
навестить Настю, предварительно выпросив у наших гримеров парик, примерно
соответствующей моей прежней шевелюре, чтобы не слишком напугать. Но был тихий
час, и дочь мне не вывели.
Наивно было думать, что в Роскосмосе спали и видели, как бы заполучить в отряд
космонавтов нацбезовца. Заместитель руководителя подготовки смотрел на меня, как
дипломированный кулинар на тухлую конину.
- Предупреждаю, программа очень напряженная. Не знаю, как вы там у себя
привыкли, но здесь у вас выходных скорее всего не будет. До самого старта, если
он для вас состоится. Запомните это сразу.
- Ничего не имею против, - отозвался я.
- Я хочу, чтобы вы поняли одно: программа вашей подготовки усечена до последнего
предела. Вернее, уплотнена. Поэтому, если вы привыкли запоминать информацию со
второго раза, а не с первого, нам придется вас отсеять, понятно?
- Тоже ничего не имею против... Кстати о запоминании: у меня чип.
Заместитель усмехнулся.
- А без чипа теперь никто в космос не летает, - сообщил он. - Даже на "Альфу",
так что уж говорить о... Не будь вы чипированы, я бы с вами тут вообще не
разговаривал. Я, собственно, имел в виду вовсе не механическое запоминание.
Важны способности мозга, а не чипа. Проверить вас мы, конечно, проверим. В русле
основной подготовки. А может, сами откажетесь?
- Не имею к тому никаких оснований, - сухо ответил я.
- А основания сразу не появляются, - отпарировал заместитель. - Потом хуже
будет, не говоря уже о том, что ряд тренировок мы просто не сможем провести
адекватно. Например, сверхмалую силу тяжести в обратном полете удается
имитировать лишь кратковременно, как и невесомость. Даже если вас вывезут
ненадолго на "АЛЬФУ" - а программа подготовки это предусматривает, - никто
заранее не скажет, как вы будете чувствовать себя на финише траектории
возвращения. Ионный двигатель будет работать непрерывно, сначала на разгон,
затем на торможение, зато имеет рабочую тягу всего десять килограммов. Почти два
года вы будете весить... - он прищурился на меня. - А ну-ка сообразите сами,
сколько.
- Мне нужно знать массу корабля и длину траектории.
- Округлим. Масса возвратной части "Зевса" к тому моменту, скажем, сто тонн.
Примем ее не меняющейся. Расстояние - миллиард километров. Подсчитали? Если у
вас сбоит чип, я вам сам скажу. - Он окинул меня придирчивым взглядом с головы
до ног. - Сила тяжести на обратном пути - одна десятитысячная земной. В течение
двух лет вы будете весить в среднем семь граммов.
- Восемь, - поправил я.
Он встал, осмотрел меня еще придирчивей. Сверху-вниз. Затем произнес тоном
прокурора, изобличающего преступника:
- Вы хотите сказать, что в вас восемьдесят килограммов?
- Многие не верят. Однако факт.
- К концу подготовки в вас будет семьдесят, это я вам обещаю. Конечно, в том
случае, если вас не отсеют раньше. Не пугает, нет? Хм... В общем, пока идите.
Как бы ни сложилось, от души желаю успехов.
Черта с два он желал мне каких бы то ни было успехов. Тем более от души.
Для начала я снова попал в лапы к медикам. То, что они сделали со мною,
напоминало недавние манипуляции нацбезовских эскулапов не более, чем каторжная
работа в каменоломнях мирный отдых на пляже.
Тяжело и неприятно, но... я понял, что не пропаду и на каторге.
Центрифуга размазала меня по креслу. Лицо стекало к ушам, уши перемешались на
затылок. Меня тошнило с невероятной силой, но поддаться тошноте при шести "же"
(столько, как мне было объяснено, я получил для начала) опасно для жизни.
Захлебнуться собственной рвотой... бр-р... Наверняка меня откачали бы и спасли,
но все равно - ищите других любителей пройти через это. И я терпел, останавливая
содержимое желудка где-то возле глотки и с усилием роняя обратно. Кроме того, я
не однажды подумал, что похудеть до семидесяти килограммов и впрямь было бы
полезно.
К тому и шло. Некий агрегат с кабинкой на шарнирах, занимающий целую комнату,
очень напоминающий разболтанный перпетуум-мобиле безумного изобретателя и
служащий для проверки вестибулярного аппарата, в одну минуту вынул из меня душу.
Вместе с недавно съеденным завтраком. Подлый агрегат остановили не раньше, чем
из меня пошла желчь.
- Отвечайте быстро: сколько пальцев вы видите?
- Девять, - сказал я, изо всех сил стараясь удержаться на раскоряченных дюгах и
не спикировать на пол. Никто меня не поддерживал.
- Неправда, ни одного. Теперь дотроньтесь пальцем до кончика носа... Не моего!
Пройдите по белой черте. Руки держите по швам. Так... Что напоминает вам эта
картинка?
- Большую блевотину, - честно признался я и после этих слов ничего больше
сказать не смог, а только испачкал пол точно так же, как незадолго до того
кабинку перпетуум-мобиле.
Говорил же я белохалатникам, что вестибулярный аппарат у меня не в дугу.
Предупреждал же! Сволочи!
Последующие тесты на утомляемость физическую и умственную (сначала попеременно,
а потом и вместе) я перенес легче - сказался опыт работы в группе "Шторм".
Тренажерный зал - медосмотр - и снова центрифуга, но уже при перегрузке до
восьми "же". На этот раз я был с ног до головы облеплен датчиками. Получасовой
отдых - и в кабинку перпетуум-мобиле. Между прочим, могли бы предупредить
заранее, тогда бы я как минимум воздержался от обеда!
Кормили меня особо. Каша-размазня, имевшая вкус целлюлозы, пустой супчик вовсе
без вкуса, жиденький несладкий чай и "шоколадная" конфета из прессованной пыли.
Впрочем, аппетит все равно куда-то пропал и больше ко мне не наведывался.
Выходить из медицинского корпуса мне не разрешали, да, по правде сказать, после
целого дня измывательств не очень-то и хотелось. Спать давали. В шесть утра
подъем, в десять вечера отбой, и без никаких. Словом, изолятор в штрафном
концлагере, где над заключенными проводятся преступные опыты. Никто не вел со
мной разговоров, выходящих за рамки служебных обязанностей медиков, вернее
сказать, техников при аппаратуре. Бесконечные кривые, снятые с меня самописцами,
куда-то уносили, ни разу мне не показав. Может, опасались, что я в них разберусь
хотя бы приблизительно? Так это они зря. Но все равно было обидно.
Через неделю в Звездный явился Максютов. В этот день эскулапы неожиданно
оставили меня в покое. Никем не тревожимый, я сидел на своей койке в тесной
одноместной палате (назвать эту кубатуру комнатой не поворачивался язык) с
когда-то крашенными в приятный цвет, а теперь донельзя облупленными стенами,
грел пальцы о едва теплую батарею отопления, смотрел в окно на двор, усаженный
заснеженными канадскими елями, и предавался унынию. Размышлять мне было особенно
не о чем, намерения руководителя подготовки космонавтов касательно меня
просчитывались без особого труда.
Максютов явился ко мне без свиты, зато при полном генеральском параде под
наброшенным на плечи белым халатом. Отменив жестом мое поползновение встать, сам
присел бочком к колченогому столу и сейчас же полез в карман кителя.