Чтение 29–й страницы книги ~Пока молчат оракулы~

наверно, справедливых - целей.

Но теперь он попался в сеть, и этой сетью стали обязательства перед
старым другом, спасшему Рамирову жизнь. Скверно было то, что Кранц
оказался членом так называемого Легиона - это явствовало из его просьбы.
Выполнить эту просьбу - значит, сыграть против ЮНПИСа. Против Николя
Брилера, против старины Эккса и юнца Моргадо, против сотен людей, с
которыми Рамиров работал бок о бок в течение многих лет. Но не выполнить
просьбу Тугого - все равно, что предать погибшего друга. На это Ян не был
способен ни при каких обстоятельствах. Так уж он был устроен. Таким был
воспитанный им самим в себе "кодекс чести"...

Внутренняя борьба Рамирова с самим собой еще продолжалась, когда он,
оглядевшись, вдруг обнаружил, что шагает по Вандербильд-бульвару, в
Голландском квартале. Видимо, подсознательно его тело выполняло заданную
программу, а роль программы сыграл Витькин вопрос о местонахождении этой
улицы.

Видимо, где-то здесь, в одном из самых спокойных и мирных уголков
Интервиля, Кранц должен был передать свою шапочку Бригадиру Легиона. Но
где именно? И что в шапочке скрывалось? Зашифрованное послание за
подкладкой? Или что-нибудь другое? Всего этого Виктор сказать Рамирову не
успел, и Яну оставалось лишь полагаться на свое "шестое чувство" бывшего
оперативника. Что делать при встрече с так называемым "Бригадиром" (скорее
всего, речь шла о подпольной кличке), Рамиров еще не решил.

Он три раза прошел длинный бульвар из конца в конец, прикидывая, где
могла бы иметь место встреча. Больше всего для этого подходили: а)
небольшая площадь с памятником неизвестно кому в центре и тучами наглых от
того, что их никто никогда не пугал, голубей; б) сквер, который
использовался окрестными жителями для выгула собак и чад; в) стоянки такси
и автомобильные "паркинги" - не исключалась возможность, что встречающие
будут на машинах и что вообще сам факт передачи произойдет во время езды.
Кроме этого, конечно, существовала еще гипотеза, что встреча была
назначена в каком-нибудь баре (на Вандербильд-бульваре их имелось около
сорока) или вообще на явочной квартире в одном из домов (всего их было сто
пять), но тут уж Рамиров был бы бессилен выполнить просьбу Тугого.

Вероятность удачи, таким образом, была весьма близка к нулю, поэтому
Рамиров решил довести число своих обходов бульвара до десяти, а потом со
спокойной душой удалиться восвояси. Тем более, что солнце уже клонилось к
кромке крыш. И тем более, что было неизвестно, на какое время назначена
встреча...

Шествуя по бульвару, Рамиров цепким взглядом изучал окружающую
обстановку, но ничего примечательного ни в одном из выделенных им для себя
пунктов не обнаруживал.

Это случилось, когда часы на ратуше, расположенной на другой стороне
площади с глыбой Памятника-Неизвестно-Кому, отбили восемь дребезжащих
ударов. Человек, сидевший на крайней скамейке в сквере, сложил газету,
поднялся, и Рамиров узнал в нем Грига Ченстоховича. Расстояние между ними
было не меньше сорока метров, но ошибиться Ян не мог. Волевое лицо с
сеткой морщин, подтянутая, спортивная фигура, начальственные манеры явно
принадлежали бывшему суб-комманданту войск специального назначения, с
которым Рамиров познакомился в ходе юнписовской операции "Коммандос".

Значит, Ченстохович не покончил с собой три года назад, как извещали
газеты. Он просто перешел на нелегальное положение Бригадира Легиона,
боевого органа "эксов", доставлявшего немало хлопот ЮНПИСу и силам
безопасности.

Не успел Рамиров ничего предпринять, как к Ченстоховичу приблизился
молодой человек в спортивном костюме, совершавший пробежку по скверу, и
что-то спросил. Бывший суб-коммандант кивнул и вместе с парнем направился
к стоявшему у кромки тротуара черному "опелю", в котором сидели двое.

Остановившись у машины, Ченстохович что-то сказал водителю, и тот,
открыв дверцу, протянул парню небольшой предмет, очень напоминающий
зажигалку.

Дверцы стоявшего на противоположной стороне улицы крытого фургона с
надписью "Паоло Мазолли - транспортные перевозки" распахнулись, и на
проезжую часть выскочили люди с оружием в руках.

Дальнейшее произошло очень быстро.

Через считанные секунды Ченстохович и "спортсмен" лежали в
наручниках, уткнувшись лицом в тротуар. Один из нападавших распахнул
дверцу машины, но из "опеля" грянули выстрелы, и он повалился мешком на
асфальт. "Опель" на приличной скорости рванул зигзагом по площади, но ему
вслед прогремели автоматные очереди. Пули у юнписовской группы захвата - в
том, что это была именно она, сомневаться уже не стоило - видимо,
самонаводились на цель, потому что, не проехав и пятидесяти метров,
автомобиль вдруг завилял, шипя пробитыми шинами, врезался в витрину одного
из магазинов и тут же взорвался.

Парни с автоматами подняли пленников на ноги, подвели к фургону и
втолкнули внутрь.

Через несколько секунд о происшествии напоминал лишь густо валивший
дым из останков "опеля", крики раненых и испуганные, бледные лица
прохожих, да еще сирены пожарных машин, приближавшиеся со стороны Центра.

Рамиров повернулся и пошел прочь.

"Извини, Вить, - мысленно сказал он. - Как видишь, выполнить твое
обещание мне не удалось. К счастью, не удалось, потому что больше всего
мне не нравится быть трупом"...

РЕТРОСПЕКТИВА-3. "ОРАКУЛ"

У Рамирова была одна странная привычка. Читая какую-нибудь книгу, он
сознательно прерывал чтение на самом интересном месте и предавался
размышлениям над прочитанным.

Вот и накануне, вернувшись в свою "конуру" в пансионе "Голубая роза"
и благополучно избежав роковой встречи с госпожой Лэст, он наскоро
поужинал, почти полностью исчерпав имевшийся в холодильнике запас
продуктов, просмотрел очередной, стандартно скроенный, боевик (одна из
"пиратских" тиви-станций Евронаций специализировалась на показе фильмов со
стрельбой, погонями и зубодробительными драками по так называемому
"блуждающему каналу", хотя пропаганда насилия - в том числе и посредством
произведений искусства - была официально запрещена парламентом с подачи
ЮНПИСа сразу после разгона армии), а затем улегся спать.

Заснул Ян сразу, даже громкие щелчки в соседнем номере, где проживал
некто Олли Брюс, человек неопределенного возраста, рода занятий и
национальности, в этот раз не помешали ему. С этими звуками была особая
история. Неизвестно, на какие средства существовал сосед Рамирова, потому
что с утра до ночи он торчал в пансионе. Тем не менее, одевался он как
плейбой. Поселившись в "Голубой розе", Рамиров очень быстро обнаружил, что
из номера Брюса постоянно доносятся сквозь стену какие-то нераспознаваемые
звуки, весьма напоминающие чмоканье чересчур страстных поцелуев. Однако
Рамиров ни разу не видел, чтобы его соседа навещали женщины. Спросить
напрямую Брюса о происхождении звуков Ян не решался - не потому, что тот
был замкнутым, нелюдимым типом, а потому, что сам Рамиров свято соблюдал
принцип "не-лезь-в-чужую-жизнь". В то же время звуки действовали Яну на
нервы, из-за них он частенько не мог заснуть, ворочаясь с боку на бок и
тщетно пытаясь найти убежище под одеялом и даже под подушкой... Все
прояснилось совершенно случайно: как-то, находясь в пресловутом "положении
риз", Рамиров перепутал двери и вломился в номер к соседу. Оказалось, что
тот сидит в кресле и швыряет в закрепленную на стене мишень палочки с
резиновыми присосками... Позже выяснилось, зачем Олли понадобилось "с утра
до одури", как выразился он сам, упражняться в явно бесполезном для
общества занятии. Просто-напросто раз в месяц Брюс совершал вылазку в
какой-нибудь игорный зал, где практикуется подобное развлечение - название
его напрочь вылетело из головы у Рамирова, - находил простака с тугим
кошельком и заключал с ним пари, что с десяти метров десять раз попадет в
"десятку". Тот, естественно, ссылаясь на положения теории вероятности или
просто на здравый смысл, охотно ловился на удочку и через минуту
выкладывал кругленькую сумму, еще не понимая, на кого нарвался...
Заключалось второе пари: на этот раз, что Олли с завязанными глазами
наберет не менее пятидесяти очков из ста возможных, и он их действительно
набирал, и заполучал еще одну сумму с несколькими нулями. Поправив таким
способом свои финансовые дела, Олли возвращался в пансион и возобновлял
тренировки. С утра до вечера - сидеть и швырять палочки с присосками...

Итак, в тот вечер Рамиров заснул праведным сном младенца.

Однако, пробудился он, когда рассвет еще только начинал брезжить за
жалюзи окон. Словно кто-то окликнул его из глубин подсознания, напрочь
прогнав сон. Чувство непонятной тревоги сжало сердце.

Ян прикрыл глаза, но вместо очередной серии сновидений увидел
мысленным взором события вчерашнего дня. И снова видел он бледное лицо
Виктора Кранца, белизну которого подчеркивала ярко-алая струйка,
сползавшая из угла рта. И вновь слышал он булькающий, захлебывающийся
подступавшей к горлу кровью, голос своего старого друга: "Передай...
только Бригадиру... Понял?.. Ни в коем... случае... сам не надевай
"оракула"!"... И снова видел Рамиров, как роскошный черный "опель",
объятый пламенем, врезается в стеклянную витрину магазина, разнося ее на
миллионы мельчайших осколков... Как распахивается дверца фургона, и парни
с автоматами валят на тротуар Ченстоховича и подошедшего к нему парня...

Рамиров встал и не спеша оделся. Сооружая себе кофе, он размышлял.

Выводы были не очень утешительными.

Судя по всему, Рамиров оказался помимо своей воли втянутым в
противоборство двух мощных социальных группировок. С одной стороны, это
были люди Брилера, с которыми его связывали отношения более чем
десятилетней работы в ЮНПИСе и от которых даже сейчас было не так-то легко