Чтение 29–й страницы книги ~Колдуны и министры~

знаку Радуна несколько человек незаметно окружило его спутника, и Радун,
чтобы отвлечь его внимание, полюбопытствовал, что за суета была утром в
деревне. Спутник ответил, что в деревне неурожай, и что крестьяне подали в
управу доклад о ссуде, но им, как нынче водится, отказали, а предложили
взамен продавать землю и переселяться в новые места.

- Теперь идут подавать доклад небу, в храм яшмового аравана, - это,
кстати, почти по пути. Кто-то распустил слух, что сегодня яшмовый араван
выдаст зерно.

Радун вспомнил, что по провинции опять бродит воскресший Арфарра и
сказал:

- Вряд ли народ будет сыт, если вместо того, чтобы трудиться в поле,
начнет подавать доклады побирушкам.

Покачался в седле и прибавил:

- Стыдно просвещенному чиновнику верить в воскресшего мертвеца. Я
лично поверю в это не раньше, чем когда живой человек покажет мне
свидетельство о погребении, выданное по всей форме.

Радун был человек смирный и верный долгу, и всегда верил бумагам.
Спутник возразил:

- Я родом из Горного Варнарайна. У нас считается, что у человека пять
возрастов: ребенок, юноша, взрослый, старик и мертвец, и я не вижу, чем
пятый возраст хуже прочих.

Тут на собеседников пахнуло холодом - караван проезжал мимо старого
храма. Полуразрушенная стена его заросла по самые брови повиликой и горным
виноградом, а поверх свисали сучья вишен и тополей, и сквозь всю эту
мокрую зелень на живых караванщиков глядели статуи сотрудников подземного
царства, с лицами, черными вверху и зелеными внизу. Волосы у них были
жесткие, как иглы дикобраза, а глаза горели, как масляные плошки. У
старших служителей было по четыре руки, и в двух руках у них были
серебряные крючья, которыми тащат грешников ад, а в других - дубины с
медными шипами и плетки с волчьими мордами, о девяти хвостах и сорока
когтях. В точно такое платье Радун и сам наряжался на новогодний праздник,
но сейчас ему было как-то не до смеха.

Солнце забежало за тучу, налетел порыв ветра, листва заволновалась, и
статуи со скрипом стали поворачиваться на своих деревянных шарнирах. Радун
сразу представил, как его тащат в ад серебряными крючьями, за травку
"волчью метелку", и ему стало совсем не по себе. Он взмолился: "Великий
Бужва, что же мне делать! Если я донесу, ты осудишь меня за жалобы на
начальство, а если не донесу, ты осудишь меня за торговлю наркотиками".

И вдруг в лесу раздался вой. Один из стражников побледнел и
воскликнул:

- Клянусь божьим зобом, это выли не в лесу, а вон та морда, зеленая,
вверху справа!

Радуну стало совсем не по себе. Весь ужас его положения относительно
загробного мира живо представился ему. А его спутник, несмотря на свои
заверения, видимо побледнел и внезапно вынул из-за пояса большой нож с
костяной ручкой и лезвием в форме широкого акульего плавника. Тут один из
служителей подземного царства вытянул крюк и схватил Радуна за плащ. Радун
вскрикнул и полоснул по крюку мечом, - но как только он по нему ударил,
крюк превратился в простую обрубленную ветку.

Спутник Радуна засмеялся и сказал:

- Осторожней, почтеннейший! Этак вы заденете моего дядюшку!

Радун взглянул в лицо незнакомцу, и ему показалось, что у него
зеленое лицо, а от коня пахнет старым трупом. Нервы у Радуна не выдержали.
Он схватил с седла веревочную петлю и метнул ее в незнакомца. Тот захрипел
и повалился с коня, и в ту же минуту двое ярыжек навалились на него и
разложили на земле.

- Эй, - закричал спутник, - что это значит?

- Сударь, - сказал Радун, кланяясь, - извините за беспокойство, но
нельзя ли посмотреть на ваши документы?

Незнакомец лежал на спине и отчаянно брыкался.

- Что за недоверие? - возразил он обиженно.

- Я видел, - ответил Радун, - как вы вчера крались к мешкам. И если
вы разбойник, мне придется забрать у вас ваш нож и повесить вас на этом
вот ясене. А если вы лазутчик наместника, я почту за честь подарить вам
один из этих мешков, но попрошу расписаться в его получении.

- Я не вор и не лазутчик, - сказал лазутчик, - и мне не надо твоего
золота.

- Сударь, - усмехнулся Радун, - в наше время золота не надо только
служителям подземного Бужвы, а всем живым без золота никак нельзя.

Тут один из чиновников, без церемонии, сунулся Киссуру в нагрудный
карман, вытащил оттуда бумагу, развернул...

- Чур меня! - завопил он, - это свидетельство о погребении!

- Догадался, урод! - завопил незнакомец. Тут же он схватил одного из
повисших на нем стражников, споро, как волк - болонку, покрутил им в
воздухе и с необыкновенной легкостью швырнул на дорогу, а другому
стражнику поддал ногой в живот, так что тот шваркнулся прямо о храмовую
стену. Стена затрещала и пошла ломаться. Караванщики дико вскрикнули.
Статуи служителей соскакивали со своих шарников. Самые рассохшиеся
покатились вниз, под колеса возов, а иные тронули расписных лошадей и
выехали на дорогу. У них были лица, черные вверху и зеленые внизу. Волосы
на их голове были жесткие, как иглы дикобраза, а глаза горели, как
масляные плошки. В руках у них были серебряные крючья, которым таскают
души в ад, а плетки с волчьими мордами о девяти хвостах и сорока когтях.
Дикий вой подняли волчьи морды на плетках, и от этого воя позади и впереди
каравана стали падать деревья.

- Эй, - сказал один из подземных стражников, тыча пальцем в Радунова
спутника, - опять этот мерзавец спихнул с гроба крышку! А ну - марш на
место! Тоже мне, шастает среди людей!

- Господин Десятый, - бойко возразил незнакомец, - я шастаю среди
людей, так как их вопли разрывают мне сердце! Крестьяне голодают, а эти
люди везут зерно в столицу, потому что в столице оно дороже! А ведь
сегодня к нам из деревне придут с докладом о вспомоществовании! А мы? Вы
посмотрите на себя, господин Десятый, какой у вас вид! Ваша левая нога
совсем подгнила, и никто не срубит для вас новой! Разве народ срубит вам
новую ногу, если вы будете холодны к его молитвам? Если мы не дадим
крестьянам зерна, то совсем захиреем без жертв! Народ перестанет почитать
великого Бужву, падут устои, вспыхнут бунты! Надо отобрать ворованное
зерно и удовлетворить им народ!

Можете себе представить, какой ужас овладел от этих речей
караванщиками! Они хоть и обожали слушать рассказы о подобных встречах,
но, по правде говоря, происшествия такого рода приятно описывать и
неприятно переживать!

Что касается Радуна, то он вовсе был не уверен, что жив. Он не очень
хорошо знал здешние дороги, и ему показалось, что караван незаметно
свернул не на том месте, и давно уже в царстве Бужвы. Но Радун был
чиновник, верный своему долгу. Он ткнул пальцем в старшего покойника, с
головой пса, и заорал:

- Ах ты собачья рожа! До чего дошло: прислуга Бужвы грабит казенные
караваны и таскает честных людей в ад! Вот и получается, что вы никакие не
подземные судьи, а самые настоящие разбойники!

Песья голова рассвирепел.

- Это вы - разбойники и воры! Потакаете богачам, силой гоните народ
строить канал! Хорошо еще, что время от времени выходит повеление тащить
вас в ад, а то бы народу совсем житья не стало!

Тут раздвинулись кусты, и на дорогу вышел человек в синих шелковых
одеждах, с красным лицом и серебряной таблицей в руке. Двое маленьких
бесов несли за ним большое зеленое опахало.

- Это что за свара? - спросил он. - Что за времена! Чиновники
надземные и подземные препираются, кто из них настоящие разбойники! Тьфу
на вас! Пусть эти люди свяжут себя веревками и садятся под стену, а зерно
свезите к главному алтарю!

Охранники задрожали, как перо на ветру, а Радун покачался взад-вперед
на своей лошади и сказал:

- Эй, синяя морковка! Ты служишь своему Бужве, а я служу аравану
Фрасаку, и давай-ка выясним на мечах, кто сильней - бесы или чиновники!

С этими словами Радун взмахнул мечом, но Киссур (ибо незнакомец,
встреченный им в харчевне, был не кто иной, как Киссур) метнул свой акулий
клевец и перерубил руку чиновника, словно сухую ветку. Кольцо, вместе с
мечом, слетело с запястья, Киссур подхватил меч и всадил его Радуну прямо
в грудь, так что конец вышел из спины на два пальца. Радун упал с коня и
умер.

Тут разбойники, или мертвецы, кинулись на караван, и началась
страшная драка. Киссур так разъярился, что сорвал с себя пояс и куртку,
взял меч обеими руками и рубил во все стороны. Через полчаса все было
кончено.

Кон-коноплянка подъехал к Киссуру, и Киссур сказал ему, что не все
так получилось, как следовало, и что они убили многовато людей. Атаман
промолвил, чтобы тот не тревожился, потому что эти люди вряд ли погибли,
не будь они грешниками.

После этого Киссур срубил и обтесал молодую сосенку. На обрубки
сучьев он повесил разное оружие, а на верхушку посадил голову начальника
каравана. Он воткнул сосенку на пригорке позади храма яшмового аравана и
произнес заклятье. Вообще-то Киссур не умел колдовать, но по обычаям
горного Варнарайна после битвы вокруг победителя бродит столько душ, что
он на время становится колдуном.

Зерно по приказу Киссура снесли в храм яшмового аравана и насыпали
под навес: крестьяне как раз должны были скоро прийти с молебном. Отдельно
зарыли мешочки с "волчьей метелкой". Киссур пересчитал их и составил
опись. Потом снял с пояса Радуна печать, надрезал себе запястье, смочил
печать кровью и оттиснул ее на описи. После этого грамотные разбойники