Чтение 29–й страницы книги ~Осенние визиты~

Зеркало молчало. Оно умело лишь одно - отражать. Никогда и ничего не
таилось на амальгаме - кроме истины, молчаливой как любая правда.

Двойник Шедченко тихо открыл дверь, завешанную изнутри белой
занавеской, и вошел в отделение. Помедлил, глядя на дверь ординаторской.
Потом, отвернувшись, прошел в палату, которую выбрал так же легко, как
нашел путь в больницу.

Юноша, бывший единственным обитателем палаты, открыл глаза.

- Привет, Сашка, - прошептал двойник Шедченко.

- Здравствуй, дядька.

- Ты как?

- Хреново, - парень улыбнулся. - А где мать?

- Попозже подойдет. Ты здорово вырос.

- Головы это не коснулось... наверное.

- Ничего. Головой потом займешься, - двойник Шедченко, который не
считал себя человеком, коснулся его плеча с грубоватой неумелой лаской.

- Я не верил, что ты сможешь приехать...

- Знаешь, я люблю тебя, идиота. Спи.

- А ты?

- Мне надо поговорить с врачом, - он позволил себе странную улыбку. -
Ладно, парень. Спи.

Юноша кивнул.

- Ты сразу меня узнал? - отступая к двери, спросил мужчина.

Александр Шедченко кивнул.

- Это здорово.

Мужчина вышел, плотно прикрыв за собой дверь, посмотрел на серый
рассвет, вползающий в коридор через мутные окна. Шумно, не таясь, подошел
к двери ординаторской, толкнул ее.

Женщина в белом халате, стоявшая у окна, молча и без удивления
посмотрела на него.

- Я пришел, - сказал тот, кто не боялся считать себя не-человеком.

Мария смотрела на того, кто был рожден злобой и тьмой, не отводя
глаз, не произнося ни слова.

В глазах мужчины не было ничего человеческого. Только холод
профессионального убийцы. О, она знала, что _э_т_о_т_ умел убивать. Он
достаточно повоевал - прикрываясь приказами и красивыми словами для того,
чтобы безнаказанно отбирать чужие жизни. И пусть большая часть его войн
была там, на Востоке, ни одна их них не была войной за веру. Он не умел
нести свет.

- Я пришел, - сказал тот, кто принял облик военного.

- Я знала, что ты придешь.

Мария заставила себя ответить. Даже _э_т_о_г_о_ ей необходимо любить.
Но любить - не значит прощать.

- Ты сама понимаешь, что должно произойти, - сказал мужчина.

- Знаю. Ты должен покаяться - или умереть непрощенным.

Мужчина улыбнулся - словно он имел право улыбаться.

- Глупая девчонка... ты считаешь, что несешь свет...

- Я несу свет. Но могу и лишать его тех, кто недостоин.

- Что ты сделаешь с миром, если войдешь в него, если победишь? -
мужчина медленно продвигался к центру комнаты. Мария застыла у окна.

ДАЙ МНЕ СИЛУ...

- Я дам миру любовь.

- Мир уже не спасти любовью, девочка. Слишком часто любовь предавали,
слишком часто ей оправдывали зло.

- Кто ты такой, чтобы судить о добре и зле?

- Я? Я слуга.

- Ты слуга тьмы.

- Нет, человечества. Тех, у кого есть силы любить, но нет сил
ненавидеть. Я просто страж покоя. И не моя вина, что покой хранит лишь
сила.

- Да, не только твоя вина в этом. Но и слуга отвечает за то, что
творит по приказу.

- "Слуги... повинуйтесь господам своим. Ибо то угодно Богу...", -
мужчина вновь улыбнулся.

- Лишь в тебе выбор - свет или тьма.

- "Свет который в тебе - не есть ли тьма"?

- Я знаю, что ты умеешь искушать, - сказала Мария. - Ибо слово -
оружие. И ложное слово - оружие тьмы. Твой дар - искажать слова.

- Мой дар - служить.

Мужчина обвел комнату взглядом. Взял со стола нож.

- Не хотел бы этого делать, - негромко сказал он. - Мы еще можем
объединиться. Есть другие... и в них подлинная тьма. Давай предотвратим
худшее, а после будем решать.

- Я лишаю тебя Света, - сказала Мария. На мгновение мужчина замер,
неуверенно поднимая руку к глазам. Потом засмеялся и покачал головой.
Сделал еще один шаг к Марии.

- Я не верю в тебя - и ты не сможешь меня ослепить. Выбирай, девочка.

- Даже твой земной брат отступил от тебя. Как можешь ты верить в свою
правоту?

- А где твоя сестра, девочка?

Мария смотрела лишь на него. Неотрывно... чтобы даже в глазах не
отразилась Анна, тихо входящая в открытую дверь.

- Моя сестра уже спасена и прощено ей все, что было... и что будет.
Моя сестра - есть любовь.

- Ты говоришь о любви, не умея любить.

Мария даже улыбнулась этим словам - всей лжи, которая была в них.

- Нельзя любить человечество, не любя человека, - сказал тот, кто был
ложью и тьмой. - И слепая любовь хуже ненависти. Всепрощение - дорога,
которой приходит зло.

- Я прощаю даже тебя, - сказала Мария в тот миг, когда Анна,
оказавшаяся за спиной двойника Шедченко, достала из кармана пальто нож и
вонзила его в спину посланника зла.

Мир закружился. Потолок косо скользнул к полу, пол вздыбился, ударяя
в лицо. Тот, кто считал себя лишь копией человека, упал на скользкий
линолеум. Свитер намок почти мгновенно, кровь толчками била из раны.
Девушка с ножом в руках стояла над ним - глядя испуганно, но без страха.

- Ты не совершила зла, - сказала та, что пришла в мир со светом. - Ты
остановила зло.

- Он... не будет спасен? - прошептала Анна.

- Не знаю... все в нем теперь, - та, что пришла в мир со светом,
склонилась над двойником Шедченко. Он молча смотрел в ее лицо - в глаза, в
которых было столько света и тепла... словно в жерле доменной печи. - Я
могу спасти тебя, - сказала она.

Он не ответил. Странно, почему-то думалось совсем не о том. Ни о
мире, где Сила уже никогда не сможет стать защитой, ни об этой девушке,
чья доброта будет страшнее любой злобы. Ни о том, как бездарно он прожил
свой единственный день.

Двойник Шедченко думал о сестре, которую уже не сможет увидеть, и о
семье, которая все равно никогда не была его семьей.

- Я могу дать тебе прощение и жизнь, - сказала женщина, глядя ему в
лицо. - Ты можешь уйти с миром - или раскаяться, и пойти со мной рядом.
Мне стоит лишь коснуться тебя - и рана закроется.

- Сила не прислуживает... она лишь служит, - прошептал он.

- И где же твоя сила?

В глазах поплыли белые туманные хлопья. Он помнил их с тех пор, когда
был человеком, но в тот раз руки друзей успели затащить его за
полуобрушенный угол глинобитной хижины, и под непрерывные матюки
перетянули пробитое пулей плечо.

- Она уйдет со мной, - прошептал тот, кто не называл себя человеком.
- Тебе ее не получить.

- И все же я прощаю тебя, - на лице женщины не дрогнул ни единый
мускул.

- Подавись им... своим прощением...

Он уже падал в тот темный колодец, который рано или поздно ждет всех.
И голоса женщин становились все тише и тише, оставаясь там, где он был так
недолго...

- Нам придется что-то сделать с телом.

- А он прощен?

- Да. Принеси носилки...

Посланник Силы попытался открыть глаза.

Но даже на это уже не было сил.

Поезд подошел к Саксаулу по расписанию. Ярослав, лежа на верхней
полке, смотрел, как наплывают на пути грязные домишки, расписанные
дембельскими лозунгами бетонные заборы, какие-то совершенно ужасные
ларьки, уставленные бутылками с радужными этикетками. В Азии даже
поддельное спиртное несет в себе некую гарун-аль-рашидскую пышность.

- Пам-парам-пам, - промычал Слава, глядя в окно. - Прекрасная
местность. Ты хотел бы здесь жить? Тихо, уединенно. Можно думать и писать
о вечном. А поезда все идут с востока на запад и с запада на восток.