ресницами, не глядя, протянула руку (отпустив ладонь батинита) и вынула из
ножен на поясе юноши Такшаку.
плашмя о бедро Хамиджи.
сменить решил? Так не могу сказать, что одобряю твой выбор...
хочется Беседовать с Такшакой, и тем более - когда он в руках у Хамиджи?!
Чэна. - Пр-рошу!
Такшакой получились не ахти (если мерять не шулмусскими, а кабирскими
мерками, да еще нашими с Чэном), что-то вроде Эмраха с Маскином
Седьмым-Тринадцатым, когда мы Беседовали с ними у пруда в моей мэйланьской
усадьбе, и я понимал, что надо попроще и помедленней, и Чэн это понимал, и
Такшака понимал, и Хамиджа - хотя не знаю уж, что там она понимала, если
вообще понимала хоть что-то... Под конец мы с Чэном для разнообразия
поиграли в "пьяного предка Хэна", когда Чэн раз за разом уходил от Такшаки
в последний момент, внешне не обращая никакого внимания на его резкие
косые взмахи, а я пугал Хамиджу, так ни разу и не прикоснувшись ни к ней,
ни к клинку Такшаки, и делал вид, что сейчас выпаду из руки Чэна... а
потом нам и это надоело.
Чэн улыбнулся Хамидже и пошел прочь.
назад.
плетьми повисли вдоль тела, и вся ее поза выражала такую отчаянную
безысходность, что Чэн-Я сперва хотел было вернуться, а потом передумал и
быстро-быстро углубился в рощу.
Чэн-Я. - Вот уж обуза на мою душу!.. Сама ведь напросилась - а теперь
обижается...
мы спали спокойно и проснулись только к самому Чэнову завтраку (ох уж эти
люди - и впрямь все едят да едят!).
становилось интересным; и хотелось выяснить, куда это они "гуляют" и чем
там занимаются. Нет, ни в чем недостойном мы их, понятное дело, не
подозревали - но интересно же, в конце концов!
наконец причину непонятного поведения Коблана.
ритуальные ограничения.
недостающий клинок - взамен погибшего в битве у песков Кулхан.
Коблан, собрались практически все, кому было позволено остаться у
священного водоема, а также трое маалеев постарше со своими Дикими
Лезвиями, которым по такому случаю разрешили присутствовать.
работу молодому ориджиту, стоявшему у переносных мехов, которые Коблан,
как оказалось, всю дорогу таскал за собой.
Железнолапому в ученики - стоял у наковальни, готовый схватить клещами
зародыш будущего Блистающего. Ритуальные свечи Рождения на таком ветру
неминуемо погасли бы - что сулило несчастье - и вместо них горели четыре
факела.
кармане и Гердан Шипастый Молчун, начищенный и серьезный, приблизились к
наковальне. Гердан коснулся ее края и опустился на землю рядом; Коблан
воскурил благовония, вознес молитву и взялся за молот.
на ее груди замерли, выставив рукояти, семеро ножей Бао-Гунь. Двое старших
ножей лежали у горна, на белой кошме ее по такому случаю вынесли из шатра
- чтобы, согласно традиции, передать рождающемуся Блистающему частицу
своей души.
Сосредоточения, и непривычно молчаливые Гвениль и Махайра, и очень
серьезный Но-дачи, и неизменно держащиеся в последнее время вместе Кунда
Вонг и Маскин, Пояс Пустыни; и Волчья Метла, Заррахид, Сай, и, понятное
дело, я с успевшим уже вернуться Обломком, и короткий Такшака, и Чыда в
руках Куш-тэнгри, который очень внимательно следил за происходящим - а он
умел быть внимательным...
дальше, а из-за их спин и рукоятей благоговейно наблюдали за таинством
Рождения Блистающего Дикие Лезвия и их, так сказать, шулмусы.
грудь Коблана, эхом отзывался Шипастый Молчун - и тело рождающегося ножа
уплотнялось, форма становилась все более законченной, и я уже улавливал
медленно пробуждающееся в будущем Блистающем сознание...
отдыхе - таинство Рождения захватило всех...
купелью, дарующей Блистающему крепость тела и силу духа, и суконный
полировочный валик со специальной пастой многократно прошелся по
поверхности новорожденного ножа, и принесли заранее приготовленную
костяную рукоятку с медными кольцами - а Повитуха Коблан, тщательно
проверив баланс, одним ловким движением насадил рукоять на хвостовик
новорожденного и закрепил ее двумя маленькими стерженьками красного
дерева; точно такими же, как и у всех остальных братьев Бао-Гунь.
приветствуя его и создавая у нового ножа первое нужное впечатление,
прообраз будущих Бесед. Я прямо-таки чувствовал, как бурлит от потока
ощущений еще не до конца оформившееся сознание юного клинка, как он
силится что-то сказать - и не может. Рано ему еще говорить, этому учатся
быстро, но не сразу...
Бао-Гунь. - Будь счастлив в этой жизни, юный Блистающий, рожденный в чужой
ветреной степи, в пламени и звоне, и будь достоин того, чье место ты
займешь. Он... он...
человека. Нашего общего человека. Запомни ее и знай - мы равны, хоть и
различны между собой; мы, Блистающие - и люди...
человек. Не оружие - но Блистающий. Не такой, как ты - но равный. Часть
тебя, как и ты - часть его. С рождения. Это - выход. Это - Путь."
полирующих свои блестящие от удовольствия клинки. Несколько человек
толпились вокруг Коблана - с утра наевшегося мясной шурпы до отвала - и
кузнец, ругая на чем свет стоит косоруких шулмусских Повитух и
пустоголовых ориджитов, правил заточку, выравнивал изъяны ковки, давал
советы - и к концу дня многие Дикие Лезвия выглядели уже не столь дикими,
хвастались друг перед другом новообретенной полировкой и со свистом рубили
что попало, проверяя заточку.
Беседовать - а не опасно и бестолково звенеть друг о друга! Разумеется, у
них еще мало что получалось, но главное было не это - они _х_о_т_е_л_и
Беседовать! Они _с_т_р_е_м_и_л_и_с_ь_ к этому!
вместе с ан-Таньей?
острие куда не следует.
как обычно, ничего не сказали - но, подождав, пока они скроются за
шатрами, поспешно двинулись следом.