спросят.
увели, а я помню, она улыбалась, радовалась, шептала мне, вот дескать, три
с половиной года маялась в этом садике, обрыдло все до невозможности -
хоть куда! Ты, милочка, посидишь еще с месяцочек и тоже привыкнешь.
рвала... Они, знаешь, чего сотворили?! Я бы не видала своими глазами,
никогда бы не поверила, сказала бы бабьи враки!
метров и резной заборчик. Но из-за густой листвы, стволов он так ничего
толком и не видел. А приближаться опасался. Надо было привыкнуть немного,
пооглядеться.
на базу! Эх, чтобы я еще хоть раз в жизни связалась с Космотрансом, с этой
чертовой конторой, ну уж нет!
Надоели! Начала травить, так трави!
продолжен. Иван приблизился еще на три шага. И теперь различал
говоривших-это и впрямь были самые настоящие земные женщины. Выглядели они
в этом саду очень баззащитно, по-домашнему, даже более того, они были
почти обнаженными, лишь легкие полупрозрачные, повязки прикрывали их бедра
- если полупрозрачные повязочки можно было только назвать прикрытием. Лиц
и деталей Иван пока не видел-все терялось в листве, все ускользало. Но в
горле у Ивана вдруг пересохло.
моложе, чем на то намекал ее грудной усталый голос.
она, - мне что-подай, прими, налей. Я в буфете подрабатывала, Я ни черта
не поняла этих... - она снова выругалась довольно-таки крепко, - а они
говорили чего-то про изгиб пространства, про какой-то провал... короче, мы
вляпались в такое дерьмо, что и они не хрена разобраться не могли! Всех
распихали по анабиокамерам, и меня тоже-говорят, спи, детка, и ни о чем не
думай, пускай тебе твой женишок приснится в самой обольстительной позе...
мужланы! дурачье!
положения своего тела, и оттого почти не видимая женщина, вставила:
ж не восемьдесят!
семнадцатом году, у меня пока что башка кумекает!
усяыхав дату. Уж ежели он себя считал стариком, так кем же считать тогда
эту симпатичную и высокогрудую толстушку, которой на вид больше тридцати
ни за что не дашь.
обладательница изумительной фигуры, от которой Иван не мог отвести глаз,
явно обделяя в этом плане двух других женщин. - Точняк - сверзилась! Эти
шкафы дольше трехсот лет никогда не держали режима, а сейчас - две тысячи
четыреста семидесятый, я уж года считать не разучилась...
жемчужных бус непонятного происхождения, была его современницей. И это
как-то приободрило. Если в такой ситуации можно было сохранять бодрость.
с плоской тарелочки, пихнула в рот, пожевала. - Никто меня не спрашивал -
говорят; полезай и помалкивай, потом спасибо скажешь! Втиснули в камеру. Я
и отключилась сразу. И никакие женишки мне не снились, вранье все это! У
меня и не было женишков! Два полюбовничка сбежали еще до рейса, а новым не
обзавелась покуда. Короче, отключилась тра-та-та-та, - ругательства были
отменными и многоступенчатыми. - А как прочухалась, не знаю. Только дверца
вдруг открывается, и стоит вот такое чучело чешуйчатое, - она куда-то
махнула рукой, но Иван не понял куда, зачем. - Я снова с копыт! В себя
прихожу-рожа трехглазая, мурло брыластое-я в отключку! На третий раз
удержалась, А они меня за собой, вдоль всего коридорчика по анабиоотсеку.
И вытаскивают - одного за другим вытаскивают! Наших в трейлере было
человек под сорок, много. Так они чего тра-та-тата! Они - бабу в сторонку,
ко мне впритычку, а как мужика вытянут - хвать его когтищами от горла
до... - смугляночка все называла своими именами, и Ивану становилось не по
себе от этого физиологизма начала двадцать первого века. Но он слушал. -
Так вот, комбинезончик вместе с кожей сантиметров на пять вглубь-хряк! А
потом с двух сторон подняли, дернули, встряхнули - и вылетай родимый из
собственной шкуры голышом!
стройненькая, тоненькая.
бочку катишь, стервозина?! Слушай и не возникай! Вот так вот всех и
обошли! А нас-то волокут, мы идем... - страшно, наступить некуда - повсюду
освежеванные дрыгаются, дергаются, какие и ползают, живые, не сразу
вырубались. А эти твари прямо по ним когтищами, запросто, у них, видать,
такое дело обычное, не привыкать. Меня еще раза три вырубало. Только у
этих ящериц не забалуешь, сами знаете, только чего-коготь под задницу или
еще куда, и аля-улю! только попрыгивай себе! По колено в кровище, меж тел
ободранных... Ох, не приведи Господь! А потом за баб взялись, какие
поплоше да постарше-головешку набок! Так-то вот. А тебе тут не нравится,
видишь ли, цаца какая!
Он выбрал очень удобную позицию - за свисающей с дерева ветвью, покрытой
густейшей листвой. Он полностью был уверен, что его незаметят.
садике. И какие бы оттенки не имела их кожа, кожа эта была гладкой,
упругой, чистой, чуть поблескивающей, что говорило и об отменном питании,
и о достатке витаминов, и, возможно, о массажах, душах и прочем, прочем.
Блестящие пышные волосы - у одной иссиня-черные, у другой - белокурые, у
третьей - русые с пепельным налетом, говорили о том же. Что же касалось их
фигур, то у Ивана просто дух захватывало, он готов был стоять здесь до
полного изнеможения и любоваться этими волнительными полными бедрами,
стройными и сильными ногами, гибкими талиями, высокими и налитыми грудями,
чуть покачивающимися при каждом движении. Он уже позабыл, где находится,
позабыл про опасности и тревоги. Он был с ними, он ничего не видел кроме
них. Чувство одиночества сразу пропадо, исчезло, улетучилось. Он
вглядывался в их живые ясные глаза, в открытые прекрасные лица, упивался
их голосами, иногда и грубыми, резкими, но не менее влекущими от того. И
он не обращал внимания на ожерелья из жемчуга. Да и откуда здесь мог
взяться этот самый жемчуг! Он не видел алмазных нитей на их шеях, в
волосах, не замечал тоненьких витых браслетиков, поблескивающих на
запястьях и лодыжках. Ничего из всех этих и многих других украшений он
просто не видел, точнее, видел, конечно же, но не в отдельности, не сами
по себе они воспринимались им, а лишь как вполне естественное продолжение
этих тел, рук, ног, как органичная часть кожи... Да, после всех передряг
картина была отрадная.
голос и пепельно-русые волосы, ту, что вспомнила о семидесятом годе их
столетия. Она была необыкновенна, она была сказочно хороша. И не той
картиночной, журнальной смазливостью, что считается эталоном и нравится
всем без исключения, а обаянием, женственностью, даже какой-то
нескладностью, проглядывавшей в движениях, Иван внимательно слушал
смуглянку, а смотрел на другую. И потому все у него мешалось в голове, все
плыло перед глазами. Он даже не удивился, что не первым из землян оказался
в этой самой непонятной "системе".
все возникали по каждому поводу-то им не то, это-не это! А толку,
тра-тата-та! Повозникают, повозникают-и ломаются. А как созреют, видать,
так и уводят! Вон, Марту же увели при вас, так?!
перестарках уже ходишь? - ехидно вопросила беленькая.
промахнулась. Надула губки.
Меня на десерт берегут! И они все втроем рассмеялись.
резон - она вполне годилась "на десерт".
указывая на кого-то. - И эта жирная ящерица хохочет! Нет, я не выдержу
этого!
кого-то. Он сразу же опустился на траву, переполз к стволу соседнего
деревца, всего на полтора метра. Осторожно встал. Высунул голову. И
обомлел. И как он мог так опростоволоситься?? Еще бы немного - и он
уткнулся носом в спину негуманоиду, точно такому же, как те, что встречали
его возле коллапсара.
заборчик, забросив на него чешуйчатую длинную руку с морщинистыми
пальцами, унизанными перстнями, кольцами. Он лениво шевелил пальцами,
Белов Вольф
Орлов Алекс
Посняков Андрей
Зыков Виталий
Шилова Юлия
Лукин Евгений